↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 1.
В маленькой комнатке, изобразив идеальную позу лотоса, сидела симпатичная молодая девушка. Она была одета в короткое, едва доходящее до бедер розовое кимоно, украшенное кленовыми листиками. Длинные черные чулки неплохо сочетались с волосами того же цвета, собранными в аккуратный хвост с помощью пары спиц и ленточки, завязанной бантиком. Несколько прядок, образуя незамысловатую челку, изящно спадали на лоб и прикрывали виски. Выглядывающая из-под кимоно кольчуга, а также катана в ножнах, лежащая перед брюнеткой, дополняли картину и придавали образу девушки некую завершенность, показывая, что она является отнюдь не обычным человеком.
Несмотря на то, что ее руки увлеченно тискали серую мышь (очевидно, ее питомца), сама она с затаенной тоской посматривала на потолок, где находился приоткрытый люк, при этом страстно шевеля губами. Если бы в тот момент в комнате находился чтец по губам, то он, безусловно, разобрал бы фразу, почти произнесенную вслух юным мастером холодного оружия: "Коэтсуджи Акисамэ... чтоб тебя..." Невозмутимый вид смог бы обмануть стороннего наблюдателя: несмотря на то, что в мыслях девушки сквозило недовольство этим самым Акисамэ, попросившим "подежурить у постели больного" — это никак не проявлялось внешне, за исключением неслышного бормотания да нескольких грустных взглядов, брошенных наверх.
Ожидание было прервано раздавшимся стоном. Мечница обратила свой взор на центр помещения, где на футоне лежал юноша, замотанный в бинты не хуже иной мумии: относительно свободными оставались рот, нос, правый глаз и макушка с торчащими во все стороны русыми волосами. Стон повторился, закрытое веко медленно приподнялось, но, судя по всему, парень пока еще не до конца пришел в себя и теперь судорожно промаргивал, пытаясь разогнать застывший перед ним туман, и навести резкость. Едва ему удалось осознать себя в этом мире, как больной (а с таким количеством бинтов априори невозможно быть здоровым) почувствовал, что его голову приподнимают, а к губам прикладывают пиалу с водой. Пока он делал судорожные, излишне торопливые глотки, мягкий девичий голос над ним спокойно произнес:
— Наконец-то...
— Спа -... кха... кхее... — сибо, — еле выдавил из себя больной, то и дело срываясь на кашель.
Когда его вернули в лежачее положение, темно-карий глаз встретился взглядом с парой фиолетовых. Несколько растянувшихся секунд они всматривались друг в друга, а потом паренек, изображающий человека-бинта, прикрыв свое последнее "окно" в окружающий мир, тихо осведомился:
— Я в больнице?.. Что случилось?.. У меня такое ощущение, будто попал под каток... — Его речь была прерывистой и перемежалась постоянными покашливаниями.
Ответом ему были чуть вздернутые брови и измененный наклон головы, хотя парень этого, скорее всего, не заметил.
— Как вас зовут? — тяжело дыша, спросил больной.
— Сигурэ... Косака Сигурэ, — прошелестело ему в ответ. — Ты... помнишь свое имя?
— Приятно познакомиться, Сигурэ-сан, я Сирахама Кеничи, — представился он и перед тем, как потерять сознание, прохрипел несколько несвязных предложений, — сообщите родителям... вы красивая... каток...
Еще сильнее наклонив голову, девушка задумчиво оглядела перебинтованного юношу, а затем внезапно в едином порыве подхватила катану, закинув ее на спину, с нечеловеческой грацией подпрыгнула и мгновенно скрылась в люке.
Неподалеку от той комнатушки, в помещении, которое, очевидно, являлось мастерской, находился жилистый мужчина моложавого вида, одетый в хакаму. В окружении многочисленных статуй — своих невольных зрителей, он занимался каллиграфией, держа в одной руке кисточку, а другой приглаживая тонкую полоску усов. Застывшее выражение лица и бледно белая радужка, сливающаяся с глазным яблоком, придавали ему вид слепого, однако, это было совсем не так. Шорох мазков изредка прерывался бульканьем, доносящимся от входа в комнату, где, прислонившись спиной к косяку, сидел накачанный парень в распахнутой жилетке и джинсах. Его голову "украшал" шрам над переносицей, протянувшийся через всю его физиономию, которая из-за этого выглядела чересчур хмурой. Сам он временами прикладывался к горлышку пивной бутылки, роняя янтарную жидкость себе на оголенную грудь.
Идиллия была прервана появлением брюнетки, еще полминуты назад находившейся около больного.
— Акисамэ... Кеничи приходил в себя. Но он... меня не узнал, — делая небольшие паузы в речи, отчиталась прибывшая девушка, спустившись с потолка на цепочке и зависнув вниз головой прямо перед лицом художника, отчего хвост ее волос лишь самую малось недостал до полотна.
— Аха-ха-ха! Апачай крут, я бы так не смог! — хлопнув себя по бедру, прокомментировал новости рослый парень и откинул опустевшую тару в угол, потянувшись за новой. — Вышибить мозги и в то же время оставить их на месте — это талант!
— Он помнит... свое имя.
Не переставая поглаживать поросль над губой, мужчина отложил кисточку и сказал:
— Не стоит пока сообщать сию весть Миу и Апачаю, нужно найти Кенсея и обследовать Кеничи.
— Хе-хе! А чего меня искать, я тут... — донесся веселый голос сверху.
В люке, из которого спустилась Сигурэ, торчал низкорослый мужичок в зеленом китайском костюме для занятий боевыми искусствами. В одной руке у него была широкополая шляпа, ранее скрывавшая его лысину, а в другой он держал камеру. Лицо было испещрено морщинами, что выдавало его возраст, но по-кошачьи топорщившиеся длинные густые усы, а также выглядывающие из-под густых бровей глаза, горящие задором юности, показывали, что его рано списывать со счетов, и есть еще порох в пороховницах. Мужичок казался напряженным и готовым мгновенно сменить позицию, а то и вовсе ретироваться, но проходили секунды, и ничего не менялось. Кенсей с недоумением уставился на повисшую вверх ногами девушку, благо посмотреть было на что. Он явно не ожидал от нее такого безразличия на его действия по запечатлению для потомков этого весьма пикантного момента. Но потом усатый посмотрел на свою камеру, и его довольная ухмылка под спокойным взглядом мечницы сменилась на гримасу ужаса: в объективе торчала пара сюрикенов.
— А-а-а-а! Моя камера! — запричитал фотограф. — Как это случилось!? Когда успела?
— Давно... — соизволила протянуть в ответ Косака.
Резко отбросив безвозвратно испорченную вещь в сторону, посерьезневший дядька достал из-за пазухи новую, но щелкнуть не успел, потому что ему пришлось совершить маневр уклонения, спасаясь от просвистевшей рядом с ним катаны. В данном инциденте мужичок продолжил нести потери: кончик его правого уса оказался обрезан, а последовавший за этим крик души разнесся по помещению и, вырвавшись из него, распространился далеко за пределы здания.
— А-а-а! Мои усы! За что, Сигурэ-сан?! — не переставая вопить, Кенсей вывалился из люка и принялся скакать по комнате, легкими прыжками отталкиваясь от статуй и стен и пытаясь постоянно щелкать фотоаппаратом.
— Извращенец... — Косака, обвив ногами цепь и тем самым освободив обе руки, принялась метать колюще-режущее оружие в прыткого старикашку.
Когда стих свист воздуха, рассекаемого сталью, китаец осторожно выглянул из-за очередной статуи, ставшей ему прибежищем, и, заметив закрываемый люк, с облегчением вздохнул.
— Теряешь хватку, Ма Кенсей, — заметил продолжающий невозмутимо сидеть на полу хозяин мастерской, указывая на истыканную сюрикенами камеру.
— Хе-хе, я бы так не сказал, — радостно улыбаясь, покачал он стиснутым в руке аппаратом. — Тот был муляжом, этот настоящий, и скажу тебе по секрету, я успел сделать пару шикарных...
Его прервала прилетевшая сверху стальная звездочка, но низкорослый мастер лишь мазнул рукой перед собой и легко выдернул "подарок" из воздуха. Решив покрасоваться перед незримой отправительницей, Кенсей одновременно подкинул зажатый в правой руке аппарат и сюрикен, пойманный двумя пальцами левой, с намерением немного пожонглировать. Но каково же было его удивление, когда пролетающая перед его носом камера распалась на несколько частей.
— Нет! — по территории додзе пронесся новый вопль.
— Про это я и говорил... ну-ну, успокойся, Кенсей, в этот раз тебе не повезло, — похлопав поникшего мужичка по плечу, провел утешительные мероприятия внезапно появившийся рядом с ним Акисамэ. — Пойдем, нас ждет Кеничи, нужно посмотреть, что случилось...
— Да... ты прав! Кен-тян ждет... — воспрянул духом китаец при упоминании своего горячего фаната, — ждет новых снимков моей работы! Кен-тян, я не подведу тебя!
Нельзя было точно сказать, из-за чего именно поперхнулся пивом парень у входа: то ли из-за слов воспылавшего мужичка, то ли из-за его действий: лысый извращенец достал из-за пазухи еще одну (уже третью по счету) камеру и с маниакальным блеском в глазах уставился на потолок.
Через двадцать минут около истыканного иглами и обмотанного новым слоем бинтов паренька состоялся консилиум ведущих врачей этого города, а то и всей страны разом.
— Не вижу никаких серьезных отклонений, — задумчиво произнес Коэтсуджи — "философствующий гений" джиу-джитсу. — Даже если он не бредил в тот раз, то потеря памяти кратковременна, и скоро все вернется в норму.
— Истинно глаголете, коллега! — не остался в долгу мастер китайского кэмпо — Ма Кенсей. — Хоть ему в этот раз и досталось больше прежнего, но, скорее всего, ученик просто пошутил над Сигурэ-тян...
Сверху послышался шорох и мужичок, нервно дернувшись, тут же исправился:
— Сигурэ-доно, это шутка! Не надо так остро реагировать на оговорки старого больного человека... Скажи ей, Сакаки!
— А я-то тут при чем?! — удивился скучающий парень, стоящий в дверях.
— Ну, это же ты постоянно подзуживаешь Кен-тяна подшутить над милой Сигурэ...
Сакаки Сио — мастер карате сотого дана — слегка покраснел и кинул в наводящего напраслину китайца полной бутылкой пива, крикнув:
— Что ты несешь? Не приплетай меня к своим извращенным делишкам!
Акисамэ перехватил снаряд и перебросил его обратно владельцу, который столь же ловко поймал, откупорил и, тут же приложившись к горлышку, моментально успокоился.
— Думаю, нам стоит пробудить его и выяснить готов ли он продолжить тренировки! И так уже два часа бездельничает.
Сакаки с сомнением посмотрел на упакованную тушку ученика и ответил:
— Акисамэ, ты слишком повернут на тренировках, этот слабый стручок не выдержит такого темпа.
Дальнейшую дискуссию на любимую тему философа прервал китаец, выдернув одну из иголок из шеи больного и сказав:
— Сейчас он придет в себя.
— Как ты себя чувствуешь, Кен-тян? — осведомился Кенсей, склонившись над учеником и заглядывая ему в открывшийся глаз.
Узрев перед собой бровасто-усатого китайца, Сирахама слегка дернулся от вида сего колоритного персонажа и, заворожено глядя на блестящую лысину, спросил:
— А где медсестра? Вы не похожи на врача... — тут парень заметил еще двух человек, подошедших к нему. — Кто вы? Что со мной случилось?
— Вот это мой ученик! — с гордостью произнес мастер в зеленом, со значительным выражением на лице ткнув пальцем вверх. — Несмотря на потерю памяти, первым делом спросил про девушек в форме!
Не обратив никакого внимания на выспреннюю речь коллеги, мужчина с белесой радужкой обратился к своему пациенту, "немного" изменив трактовку событий:
— Молодой человек, раз вы нас не узнаете, расскажите, что из последнего вы помните? Не волнуйтесь, вы в частной клинике, сюда вас доставила Саори Сирахама, ваша мама, мы ее знакомые.
— А... хорошо, — согласился паренек и послушно попытался вспомнить заключительные моменты своей осознанной жизни. — Помню сестру, родителей, завтрак... вроде, я спешил в школу, потом удар, боль и... и... кажется, это все. Ах, да еще была красивая девушка... — по лицу паренька сама собой расползлась мечтательная улыбка.
— Ты про Фуриндзи Миу? — перейдя на "ты", спросил Акисамэ, который был знаком с историей их встречи, и с облегчением подумал, что, возможно, не все так плохо: раз он помнит внучку Старейшины, то вскорости вспомнит и своих наставников — мастеров из Рендзанпаку.
Надежды не оправдались.
— Фуриндзи. Миу, — Сирахама распробовал на вкус незнакомое ему имя и сделал соответствующий вывод, — нет, не знаю такую. Я про симпатичную брюнетку...
Далее от парня, начавшего впадать в забытье, посыпались хоть и полусвязанные, но не ставшие от этого менее проникновенными, комплименты в сторону "прекрасной демоницы, навеки-вечные запечатленной в его сердце". Слова про "демоницу" достигли цели, и через приоткрытый люк Косака свесила голову и стала с интересом вслушиваться в словесные перлы в ее честь, при этом прическа рассыпалась в два черных крыла, но это событие осталось незамеченным для автора сравнения, продолжающего бредить, с отсутствующим взглядом превознося красоту мастера холодного оружия.
— Мы его теряем... — с индеферентым видом констатировал Сакаки.
— Мы его обретаем! — бессмысленно уточнять автора этого пылкого высказывания...
— Чувствую, у нас появились значительные проблемы, — пробормотал себе под нос Акисамэ, что, тем не менее, не помешало расслышать его всем желающим. — Додзе не переживет появления еще одного извращенца.
— Типун тебе на язык, Коэтсуджи! Какие проблемы?! Мне новый Кен-тян очень даже нравится — ни грамма смущения! Хотя было весело, когда он грохался в обморок с носовым кровотечением от пары фоток Миу-тян в неглиже. Я чувствую в нем силу! Я передам ему свои секретные техники! — не на шутку воодушевился Кенсей, когда сознание окончательно покинуло несчастного Сирахаму.
— Ха! Кто бы сомневался, что тебя устроит такой расклад, эро-старик, — вставил свою реплику Сакаки и, не давая шанса возмутиться, продолжил, — но вы не о том думаете... Что скажете Апачаю, когда он узнает, что из-за него ученик не помнит своих учителей... или Миу, когда выяснится, что этот слабак внезапно сменил объект воздыханий, а про нее и думать забыл? Вам же не нужно напоминать, что случилось в последний раз, когда Апачай был в депрессии, или что происходит, когда злится повар Редзанпаку...
Сдвоенный стон и хмыканье сверху стали ему ответом.
— Аха-ха, — рассмеялся парень в жилетке. — Все стало интереснее, не находите?
— Что ж нам остается только одно... — посерьезнев, высказался мастер кэмпо.
— Верно, — согласился с ним Акисамэ, — если ученик забыл своих учителей, мы должны...
— Заново вбить ему это знание в его тупую башку, — заключил Сакаки Сио.
Тройка мастеров переглянулась, скорчила рожи и, усилив давление Ки, хором произнесла:
— Приступим к тренировкам!
Через полчаса освобожденный от игл и почти от всех бинтов, напоенный многочисленными эликсирами и введенный в курс дела ученик Редзанпаку Сирахама Кеничи очумело тряс головой, пытаясь осознать, как он попал в эту непростую ситуацию. А то, что она являлась таковой, подтверждало его текущее местоположение: он раскорячился в позе сумоиста, укомплектованный различными приспособлениями, не позволяющими ему разогнуть ни руки, ни ноги, вдобавок его "сенсеи" накинули ему пару грузиков, чтобы, как они сказали, "лучше вспоминалось". А потом события замелькали какими-то урывками: вот им подметает двор мрачный парень со шрамом на лице, затем он обнаруживает себя бегущим по парку, запряженным в автомобильную покрышку с сидящим на ней типом, от одного взгляда на которого пробирала дрожь. Уроки китайца в шляпе, заставившего его повторять раз за разом непонятные телодвижения запомнились больше всего, так как по сравнению с остальными на них он напрягался чуточку меньше. И вся эта "игра", названная белоглазым изувером "Вспомни или умри", оставляла в нем острое чувство дежавю.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |