|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
'Jeszcze Polska nie zginęła, kiedy my żyjemy' (черновой вариант, исправления ошибок и редактирование не производится)
'Ещё Польша не погибла, пока мы живём' (Первые строки польского национального гимна 'Марш Домбровского'.)
Карта Польши 1921-1939 гг
Пролог
В каждой шутке есть доля... шутки.
Год две тысячи двенадцатый выдался очень тяжелым для всего мира. Рецессия, казавшаяся стабильной и даже вроде бы сменявшаяся ростом экономики, внезапно сменилась таким кризисом, что две тысячи восьмой вспоминался с ностальгией. Реакция элит была привычной и опробованной уже не одно столетие. Требовалась 'маленькая победоносная война'. Ну, и конечно же повод для нее.
В начале марта в Нью-Йорке силами агентов ФБР США была обнаружена подозрительная группа людей. А через неделю на тихой улице Гринич-Виллиджа шел настоящий бой. Под командованием специального объединенного штаба подразделения Hostage Rescue Team , усиленные несколькими бронетранспортерами армии и при участии флотского тяжелого вертолета, доставившего на крышу дома штурмовую группу подразделения Delta Force, с большими потерями (трое убитых и двадцать раненых), уничтожили группу террористов. Семеро великолепно подготовленных арабов и иранцев планировали взорвать статую Свободы, как символ Соединенных Штатов Америки.
Естественно, после такого события резко обострилась ситуация вокруг Ирана. Но не только. Неожиданно выяснилось, что один из иранцев имел подозрительные контакты с кубинцами и венесуэльцами, а два араба до появления в Штатах прожили целый год в Белоруссии. Чем они там занимались, выяснить не удалось, как и не удалось объяснить происхождение новейшего ручного противопехотного гранатомета российской разработки, оказавшегося в руках террористов. Но одного подозрения оказалось вполне достаточно. Отношения между Беларусью и Евросоюзом, и до этого отнюдь не дружественные, испортились окончательно и, казалось, бесповоротно. Батька в глазах политиков стран НАТО стал выглядеть не просто тираном и деспотом. Режим его западные СМИ иначе, чем 'кровавой деспотией, поддерживающей исламских террористов' больше не называли. Напряженность в международных делах нарастала лавинообразно. Заговорили о возможности очередной 'Бури свободы'.
Польша и Литва, ко всему прочему, умудрились затеять большие маневры у самой границы. Причем с полного согласия 'больших дядей' из НАТО. В ответ Лукашенко приказал привести войска в полною боевую готовность. Александр Григорьевич обязан был и мог поступить именно так. Обязан, поскольку был не на месте товарища Сталина и, в случае вторжения 'демократоносцев' отступить до Москвы и Сталинграда просто по географическим причинам имел возможности. Мог, ибо чувствовал за собой поддержку Москвы и Киева, отнюдь не горевших желанием увидеть у своих границ новую Сербию (ну или Ирак, или... Мало ли было таких 'миротворческих' операций с момента вторжения Хуссейна в Кувейт?). Но все же, чрезмерно полагаться на Россию и Украину было глупо. Последние президенты Российской Федерации едва начали приводить армию в безобразное, после никакого, состояние. Что касается 'самостійної та незалежної', то та только-только начала сплачиваться и пытаться вести вменяемую самостоятельную политику. Поэтому создавать прецедент 'заражения демократией ракетно-бомбовым путем' на территории бывшего СССР Киев, несмотря на вполне приличные отношения с Западом, не желал. И, как и Москва, готов был поддержать Батьку — желательно, конечно, политическими мерами. Но на всякий противопожарный случай, к южным и восточным границам Республики Беларусь перебрасывались российские и украинские войска, а Черноморские флоты РФ и Украины впервые в жизни начали полноценные совместные маневры.
И, надо же было такому случиться, что тринадцатого мая, в последний день совместных литовско-польских учений, границу Беларуси пересек польский Су-22М4К. Причем не просто пересек, а, не отвечая ни на какие запросы, рванул прямиком к Барановичам, где расположилось Западное оперативно-тактическое командование. Включающее в себя авиационную базу, три зенитных ракетные бригады, одну радиотехническую бригаду, четыре пункта наведения авиации, и это еще не говоря про подразделения охраны и обслуживания, и приехавшего с инспекцией на шестьдесят первую истребительную авиабазу президента Лукашенко.
В условиях нестабильности на границах, воздушное пространство страны постоянно прикрывалось дежурящими в воздухе истребителями. Так что пара новейших, поставленных Россией всего полгода назад, МиГ-29СМТ моментально сблизилась с рыскающим из стороны в сторону, но уверенно держащему общий курс нарушителю. На запросы по радио самолет не отвечал. Однако через колпак кабины белорусским пилотам отчетливо было видно, что летчик отчаянно пытается бороться с управлением, о чем они немедленно доложили командованию.
— Технические неисправности, товарищ Верховный Главнокомандующий! — доложил командующий Западным оперативно-тактическим командованием ВВС и войск ПВО, генерал-лейтенант Дмитрий Похмелкин Лукашенко. — Нарушение границ непреднамеренное.
— Да? — спросил у него Бацька. — Амерыканцы тожа так думали, пока у их два небоскроба не упало. Сбывай яго к чортовой матери, этого камыкадзэ!
Пилот польского истребителя-бомбардировщика, каким-то чудом еще не списанного в прошлом году по программе замены летного парка, на подаваемые белорусами знаки: 'Прыгай, мол', не реагировал. Поэтому им ничего не оставалось, кроме как исполнить приказ. Барановичи были уже близко, когда две Р-73Э сошли с пилонов и, плавно набирая скорость, устремились к польскому самолету.
Поляк, явно не ожидавший от соседей такой пакости, ловушки отстрелить не успел, и рядом с его машиной вспыхнули два разрыва. Однако обломки самолета, падавшего на глазах двух непосредственных свидетелей и еще десятка наблюдателей на земле, отчего-то так и не нашли, хотя поиски продолжались неделю с привлечением самой современной техники.
I. Gdziez ten swiat daleki, pelen dobrych snow...
Польша. Новогрудское воеводство
Пятнадцатого мая одна тысяча девятьсот тридцать пятого года, уже ближе к полуночи, Игнацы Мосьцицкий, президент Rzeczpospolitej Polski и выдающийся химик, молча сидел за своим рабочим столом, задумчиво глядя куда-то в пустоту и напряженно ждал ответа. Генеральный инспектор вооруженных сил, дивизионный генерал Эдвард Рыдз-Смиглы, сидевший напротив, тоже молчал, как и третий присутствующий на этой неожиданной встрече, притулившийся, ввиду скромности звания, в углу.
— Игнатий, ты сам веришь его словам? — все так же глядя на лежащий на столе прибор фантастических очертаний, спросил генерал у главы государства
— Верю, — решительно ответил тот. — Даже без этого фильма, тех обломков от самолета достаточно, чтоб понять: сейчас такого не делают. Потом, он уходил в полном сознании, до конца отказываясь от морфия. Торопился побольше нам рассказать. Ты знаешь, будь он не тем, за кого себя выдавал, смысла с такими ранами лгать нет никакого. Очень неудачно приземлился, очень... Мужественный был это человек, Эдвард, и любил Польшу. Пускай, это и звучит как фантастика, но я ему верю!.. А если подумать, так и отчего же фантастика? — продолжил президент. — Время, суть вещь непонятная, наукой изученная на уровне изготовления хронометра. Кто знает, какие мировые законы им управляют? Как ученый, я надеюсь, что человечество когда-то поставит и его на службу себе, — наконец Мосьцицкий перевел взгляд на своего визави. — А как политик я хочу знать, что нам теперь делать? Нет у меня желания доживать свой век в Швейцарии из-за происков чертовых швабов. Да и ты, ты сам-то веришь, что в разгар организации сопротивлению оккупантам помрешь от сердечного приступа? Просто так, без чьей-либо помощи? Так что думай, что будем делать.
— Разрешите, панове? Извините, что перебиваю, но я думаю, что в моем присутствии здесь больше нет необходимости? — неожиданно подал голос сидящий в стороне.
— Нет уж, Роман, оставайтесь. Вы теперь носитель секрета, полностью известного всего троим на всей Земле. Секрета, способного перевернуть весь мир, — президент продолжал смотреть на вновь назначенного инспектора вооруженных сил.
— Осмелюсь заметить, на месте падения были еще люди, — поручник, несмотря на свой малый чин, нисколько не терялся в присутствии первых лиц государства.
— Они знают только о падении самолета неизвестной конструкции. Даже не столько о падении самолета, сколько о спасении летчика. Подробности им неизвестны, не так ли? — генерал дождался утвердительного кивка поручника и продолжил. — Конечно, во избежание утечки информации их придется изолировать. Не смотрите на меня так, поручник, — новоиспеченный генеральный инспектор был куда решительнее президента, привыкшего выполнять приказы Пилсудского. — Я совсем не такой зверь, как вы себе вообразили. Те, кто видел больше всего, получат неплохую работу и жилье в одном из армейских гарнизонов. Остальные, включая вашего отца, будут жить как до происшествия. Конечно, они будут под постоянным наблюдением 'двуйки' и их контакты с посторонними будут ограничены, но не более того.
— Действительно, Роман, не считайте нас такими аморальными типами. Но государственные интересы... — Мосьцицкий наконец-то перевел взгляд на лежащий на столе артефакт. — Насколько я помню, пан Братный, вы закончили два курса Львовской Политехники?
— Так точно, пан президент. Однако потом ушел в военное училище.
— Но вы можете, хотя бы в первом приближении, оценить возможность создания подобного устройства в Польше?
— Полагаю, пан президент, что не только в Польше, но, как я думаю, и в Германии, Англии или США повторить этот прибор будет невозможно. Но попробовать стоит.
— Игнатий, тогда я предлагаю назначить поручника начальником Особой Группы при инспекторате. Подберем специалистов, в первую очередь офицеров с техническим образованием... — Рыдз-Смиглы оправдывал свой псевдоним .
— Не боишься, что сведения утекут за границу? — скептически заметил президент.
— Примем самые строгие меры засекречивания.
— Которые только привлекут внимание всех шпионов. Извини, Эдвард, но я предлагаю сохранить само это устройство в тайне. Да и остатки самолета — тоже. Все, что удалось найти. Пусть ими занимается поручник. Он беседовал с..., — Игнатий слегка запнулся, подыскивая слова, — пришельцем из будущего. Если будет необходимо — запросим консультаций, не показывая самого устройства или деталей. Думаю, смысла осушать болото и доставать упавшее туда пока нет. Пока мы не соберем дейстивтельно надежную команду, способную заняться этим вопросом...
— Разрешите, пан генерал, пан президент? — поручник пытался встать, но Рыдз-Смиглы жестом показал ему, чтобы он говорил сидя.
— Говорите, — Мосьцицкий с любопытством смотрел на молодого офицера.
— Панове, я вынужден официально отказаться от столь высокой чести. Мне просто не хватит знаний.
— Напрасно вы так думаете, Роман. Я помню, что ваш отец передавал хвалебные отзывы ваших преподавателей и его огорчение, когда вы решили бросить учебу в политехнике. Так что я рассчитываю на ваш талант к технике. Привлечь же еще больше людей означает рисковать оповестить о случившемся весь мир. Я считаю, что этого надо избежать любой ценой. Надеюсь, вы, — президент повернулся к Рыдзу-Смиглы, — меня поддержите.
— Подумав, склонен согласиться с вами, Игнатий, — генерал утвердительно кивнул.
— Так и решим. Роман, Эдвард, отныне вы должны соблюдать тайну даже в постели. Запомните — у нас упал экспериментальный самолет, созданный изобретателем на собственный кошт. Изобретатель погиб при аварии, восстановить аппарат не представляется возможным. Так и должно быть сообщено газетам. А этот... артефакт, будет храниться в моем личном сейфе до тех пор, пока вы, поручник, не будете готовы для его изучения. Мне кажется, для этой работы можно будет привлечь и кого-нибудь из свидетелей падения. Вы их знаете лучше, вам и карты в руки. А вас, генерал, жду через неделю с планами реорганизации армии польской. И, конечно, предложениями по изменениям в политике.
— Есть, пан президент, — оба военных незамедлительно поднялись и отдали честь, прощаясь. После чего покинули охотничий домик, оставив президента одного.
Попрощавшись с собеседниками, Игнацы растер побаливающую после рукопожатий правую руку, осторожно взял артефакт в руки, мысленно удивляясь его обманчивой хрупкости и легкости, и положил его в сейф, скрытый под портретом Пилсудского.
Поднявшись по лестнице в спальню, он разделся, прилег на кровать и задумался. Сна не было ни в одном глазу. Наоборот, хотелось встать и что-то предпринять прямо сейчас, немедленно. Например, пойти и посоветоваться с Пилсудским. Но, увы, со вчерашнего дня это уже невозможно. Как жаль, что пришелец не появился хотя бы месяцем раньше. Насколько было бы проще, пан Юзеф несомненно нашел бы тот самый, единственный, выход из положения и заставил бы всех его выполнять силой своего авторитета.
Воспоминания о предательстве белорусских и украинских хлопов, с восторгом встретивших большевиков, вступивших в войну на стороне Германии, прогнали последние остатки сна. Поднявшись и надев халат, Игнатий спустился вниз и вернулся в кабинет. Взяв из лежащей на столе пачки свежий лист бумаги, Мосцицкий начал набрасывать пришедшие в голову после изучения сведений из будущего тезисы:
'Польша по существу так и не стала единой интегрированной страной. В ней осталась Польша Центральная и Польша Восточная... Это касается не только экономической политики государства, но затрагивает позиции всех политических течений и самого обыденного человеческого сознания. Все польские политические движения исключают из своей деятельности Восточные Окраины. Сознательно и планомерно их не использовала в борьбе с санацией даже наша парламентская оппозиция... С точностью до наоборот, каждый сигнал, что на окраинах что-то шевелится, становится одновременно сигналом для внутреннего мира в центре страны. В государственной администрации людей для наказания посылают на восточные окраины, как в сибирскую ссылку. Действия правительства, направленные, казалось бы, на укрепление позиций Польши в восточных воеводствах, на самом деле усугубляют напряженные отношения между поляками и местным населением. И, как видится, особенно преуспели в этом так называемые осадники — военные поселенцы, привлечение которых на вновь присоединенные территории носит массовый характер. Что, как стало мне понятно теперь, воспринимается украинцами и белорусами как колонизация'. Дописав еще несколько строк, он задумался и подписал внизу резолюцию: 'С этим что-то надо делать!'.
Польша. Новогрудское воеводство
Прошедшая неделя для Эдварда и его подчиненных была наполнена напряженной работой. Весь инспекторат, Военное министерство, штабы округов и даже дивизий гудели словно пчельник, в который забрался медведь.
Не только поручники и майоры, даже пулковники и генералы, забыв, что вид бегущего высшего офицера в мирное время вызывает смех, а в военное — панику, бегали по штабам, словно готовились к предстоящей Олимпиаде. Машинистки в штабах жаловались, что от интенсивной печати у них отнимаются руки, а шпионы всех окружающих держав спали вполглаза, пытаясь добраться до причин столь бурной деятельности. Впрочем, постепенно эта активность пошла на спад. И шпионы, удовлетворенно убедившись, что новый генеральный инспектор всего лишь таким способом берет власть над армией в свои руки и отправив об этом донесения в Центр, снова спали спокойно. Кроме, может быть, советских, для которых всякое усиление польской армии было весьма тревожным признаком после войны одна тысяча девятьсот двадцатого года.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
