Чёрные истории, сшитые белой ниткой

О чём эта книга?

Книги пишутся потому, что не можешь удержать в себе все то, что накопилось, что вырывается наружу, все те наблюдения, все обиды или радости, всё то, что произошло с тобой или с кем-то рядом — всё это становится материалом, из которого ты по кирпичику строишь своё повествование. И пускай сегодня в ходу больше книги из разряда табуреток — встал ребенок на табуретку, повысил свой горизонт, увидел что-то более интересное, уже несет стул, чтобы взобраться повыше и рассмотреть — а что там лежит на полке? А что на шкафу? А там уже и лестница нужна...

Сейчас читают фантастику, детективы, альтернативную историю — время такое. А там, глядишь, захотят прочитать что-то более серьезное. Впрочем, каждому своя книга и свой срок. Мои истории мне кажутся пока такими... нет, не мелкими, но недостаточно весомыми. Но я набираю в котомку свои истории, храню их, иногда достаю, разглаживаю, что-то подправляю, иногда заштопываю... чтобы потом когда-то достать и на кого-то надеть эту историю. И чтобы она пришлась впору.

А вся жизнь — это сложная штука. И потому я и пишу новую книгу, чтобы попытаться сложные истории этой сложной жизни уложить как-то рядышком, ровненько, чтобы они выглядели проще. Не топорщились, не бугрились, чтобы сразу было видно, где выпирает, а где западает. И чтобы любой человек, посмотрев на эти истории, смог примерить их на себя. И чтобы они пришлись ему впору. А он бы потом смог и на свою историю поглядеть и найти в ней, где что-то можно подправить, а что-то — убрать. Чтобы он в ней выглядел красиво, и все вокруг тоже выглядели красиво.

Хотя это пока еще

Чёрные истории, сшитые белой ниткой

Отец и дети

Убитая "гостинка", скрипучий дряхлый паркетный пол, урчащий, как будто вечно голоден, старый холодильник, потрепанная замызганная кухня. Я сижу на этой кухне и ем наскоро приготовленный позавчера суп. Жарко — хотя и сентябрь, но здесь, на четвёртом этаже пластиковые окна надежно прикрывают эту квартирку от ветра. Поэтому жара, накопившись за лето, никак не хочет выползать отсюда на улицу, и словно старое ватное одеяло, кусками отваливается то через форточку, то через дверь, когда я её открываю, чтобы выйти на улицу.

Дверь такая же убитая, как и квартира. А уж коридор — точнее, корридор, ибо такое впечатление, что здесь шли бои быков — так вот, коридор этот не только убитый, но и похороненный. Расшматованый и давно уже ставший чёрным линолеум, как будто вспаханная минами передовая линия обороны, завернул, как в саван, разбитый пол и так и застыл посреди прохода. Дополняют траурную картину жуткие запахи подъезда, в которых запах мусора — это еще не самый токсичный запах. Такое впечатление, что совсем недавно в этом подъезде полегло немало народу, а с ними еще и погибли полчища крыс, котов, собак и еще всякой живности. И все они куда-то были спрятаны. Но вот запах после них спрятать не удалось...

Я ем суп и салат, который настругал прямо в руках, ведь у меня нет ни кухонной дощечки, ни вообще какой-нибудь посуды. Так, три тарелки, три чашки, две кастрюли и сковородка. Ах, да, ещё два ножа времен царского режима. Из чашек пить я боюсь, потому что, как мне кажется, они ещё помнят времена гражданской войны и тифа. У меня есть своя чашка, которую я привез из Португалии. Я кутал её в свою одежду, как маленького ребёнка, которого тайно решил провезти через границу. Это, пожалуй, единственное, что осталось у меня от этой страны. Одежда не в счет, она из сэконд-хэнда. Так что я храню эту чашку и очень бережно наливаю в неё кипяток.

Я до сих пор не понимаю — как так всё получилось? Как я, умный, образованный, талантливый человек, имевший семью, детей, страну, работу, дом, внезапно всего этого лишился? И вот сижу на окраине Киева, как говорит мой приятель Стас, в ебенях, в убитой гостинке, сплю на двух продавленных матрацах, которые, наверное, мне достались после слона, а главное — я никому не нужен! Никому!

У меня нет работы — ну, пока нет, может, появится... Но работы нет, и мои профессиональные навыки, мой многолетний опыт, мои умения, знания здесь всем до одного места! Причем, скорее всего, мое резюме рассматривали такие фифочки, которым плевать на 25 лет опыта работы в журналистике, и вообще — они решают, что нужно телеканалу, а что не нужно. Они научились раскрывать рот для одной надобности, но теперь думают, что могут использовать свое ротовое отверстие и по другому назначению.

У меня нет друзей. Костя Тайсон, с которым я хожу боксировать в Гидропарк, и которого я знаю давно — он просто приятель. Такая большая машина убийства, как я его называю. Он очень похож по комплекции на настоящего Тайсона, правда, мелковат — даже до 90 килограмм явно не дотянул. Костя немного неадекватен, поэтому я побаиваюсь его в спаррингах — у него моментально падает планка. Последний раз он мне зарядил в челюсть, когда я пропустил его удар справа на скачке, и после этого я решил немного погодить с ним драться. Надо набрать вначале форму. Четыре года я не одевал перчатки и не спарринговался по-настоящему. Разве что первый год моего пребывания в Португалии. Когда я еще надеялся, что смогу найти работу тренера...

Нет, на самом деле, хоть я и растерял друзей, но один друг у меня точно есть. В Португалии остался. Это Стас. Мы прожили с ним месяц в одной комнате, спали на полу, на матрасах. Потому что это был офис фирмы промышленного альпинизма, где мы с ним работали. Мы там жили, ели практически из одной миски, готовили вместе, стирали, убирали. В такие моменты как раз очень хорошо узнаёшь человека. Так что одним другом я точно могу похвастаться.

Но и всё.

У меня нет дома. Свою квартиру я сдал приятелю, причем, когда цены повысились многократно, то я повысил всего лишь с 8 тысяч гривен до 10. И все. Хотя 10 тысяч гривен в Киеве стоит снять однокомнатную квартира в том же районе, где находится моя трёшка. Вот издержки, когда сдаешь квартиру своим. Вроде бы риска меньше, а потом разговоры за квартплату — это для меня просто нож в сердце. Бывшая жена постоянно выносила мне мозг, мол, надо повышать, надо повышать... Твой друг, а не мой...

У меня нет семьи. Нет, номинально даже после развода я остался отцом двоих детей. Но я — где-то здесь, а они — где-то там. В Португалии. И все эти новомодные скайпы и ватсапы не помогают. Если дочка, у которой в руках её смартфон, не хочет мне звонить или писать — всё, я детей не увижу. А малого попробуй поймай, заставь поговорить с папой, если он скачет по всей квартире! Да и заставлять я не хочу, пусть скачет. Впрочем, он, уже как взрослый, мне один раз всё разложил.

— Папа, у меня осталось пять минут посмотреть мультик, а потом я должен идти ложится спать, если я сейчас с тобой поговорю, то у меня не останется времени на мультик.

И ведь не поспоришь! Железная логика! Весь в меня!

В общем, простейшие коммуникации с детьми превращаются постоянно в какой-то запутанный квест, где невозможно собрать воедино все составляющие — телефон, интернет, зарядку, детей... Поэтому вижу своих деток я крайне редко. Чуть чаще слышу, а еще чаще читаю короткие сообщения от Насти. Максим писать ещё не умеет.

Но я далеко и повлиять сейчас на воспитание своих детей не могу. И вот сейчас думаю — а всё ли я смог заложить в них, пока мог? Всё ли сделал для того, чтобы появились в них какие-то основы? Чтобы потом проросло? Думаю, но ответить сам себе на этот вопрос не могу.

Я не могу сказать, что я был хорошим папой. Ну, неплохим — да, был. Но не идеальным. Не самым лучшим. Сейчас я понимаю это особенно остро. Даже если бы всё вернуть опять назад — вряд ли бы что-то сильно поменялось. Нет, конечно, я старался бы какие-то вещи поменять, что-то сделать лучше. Только динамический стереотип в поведении очень быстро превращается в заезженное Колесо Сансары. Круговорот жизни в природе и Мироздании. Мы снова и снова сбиваемся на ту же колею и совершаем те же ошибки. Мы ленимся и порой не понимаем, что вот сейчас, в этот самый момент кого-то или что-то теряем...

Я какие-то выводы успел сделать. Я бил раньше своих детей. Нечасто, конечно. И даже не потому, что они сильно уж не слушались или совершали нехорошие поступки. Чаще всего нехорошие поступки совершал я, а дети просто становились последней каплей чаши моего гнева. Своим непослушанием, капризами вызывали желание их ударить, заставить замолчать, подчиниться. И вот однажды, когда я снова нависал над моим маленьким беззащитным сыном, а он, закрываясь руками, пищал "Папа, не бей меня!", я вдруг остановился. Нет, я не сказал бы, что я сильно бил своего Максима. Ну, ремнём пару раз мог хлестануть. А Насте мог дать рукой по заднице. Но именно в тот момент я вдруг посмотрел на всё это как бы со стороны! И подумал — какое право я, большой и взрослый мужчина, могу обижать этого маленького человечка?! Он ведь даже не может защитится!

И я вспомнил, как в детстве мама била меня. Как бабушка меня пыталась бить, дедушка... И мне так стало стыдно... Но, с другой стороны, мои детки — они ведь тоже не ангелы. И могут выносить мозг очень качественно. Так, что хочется крикнуть, шлёпнуть... Но надо терпеть. Ведь дело не только в том, что ты их родил, воспитываешь и всё, что в них, вложил в них ты лично! Не только в этом дело! А в том, что ты сам спровоцировал любую конфликтную ситуацию! Дети ведь чего-то хотят! И если ты им этого не даёшь, они проявляют недовольство и пытаются достичь результата. Поэтому родители обязаны или объяснить детям, почему, например, нельзя кушать мороженное перед обедом или удовлетворить их запросы. Есть еще и третий вариант — отвлечь ребёнка или пообещать ему какие-то блага. В общем, заболтать. Но если ты поленился, пренебрёг этим важным для детей вопросом или просто попытался подавить их своим авторитетом, прикрикнув и приказав им замолчать, то через некоторое время ты получишь уже цунами детского возмущения.

Увы, с детьми надо постоянно играть, постоянно ими заниматься, исполнять их желания и прихоти, в разумных, конечно, пределах. И это как раз и называется воспитанием. Не обязательно читать им лекции об устройстве Космоса, не нужно учить их правилам хорошего тона — достаточно просто показывать пример. Дети всегда вольно и невольно копируют поведение родителей. И если муж с женой постоянно ругаются, будьте уверены — дети последуют их примеру...

Я, конечно, не ангел. Я ругался при детях с женой, я кричал на них, даже бил. Но я всё же осознал свои ошибки, и в последние несколько лет, когда мы стали жить в Португалии, я не бил своих малышей, не шлёпал их. И даже старался на них не кричать. Ведь все мои негативные эмоции провоцировали вовсе не они, а моя бывшая жена. Теперь уже бывшая...

У меня нет жены. Как-то даже странно это ощущать. И дело даже не в том, что я могу в любой день заняться сексом с женщиной, которая мне нравилась и которую когда-то я фактически завоевал. Секс у нас был нерегулярным и в последнее время каким-то... нервным? Нет, скорее, принудительным. Я принуждал свою жену к сексу, хотя не сказал бы, что ей это не нравилось. Позже я понял в чём там было дело, но тогда я никак не мог понять, почему с такой неохотой моя жена ложится со мной в постель и почему через некоторое время она хочет ещё и ещё?

Когда у меня была жена, я чувствовал себя защищённым. Нет, не в том смысле, что я такой маленький мальчик и мне нужно спрятаться под женскую юбку. Так получилось, что жена была самым близким и самым родным для меня человеком, самым дорогим, пожалуй — после детей, конечно. Поэтому я доверял ей почти все свои мысли, у меня не было от неё тайн, я советовался с ней. И самое главное — я дал ей полную свободу во всём! А это было моей ошибкой.

У меня нет будущего. Или оно настолько туманно, что я не могу его разглядеть.

У меня нет цели в жизни. Я не знаю, к чему мне стремиться. Нет, какие-то цели у меня есть — например, написать эту книгу, заработать денег, прославиться. Но это так, всё сиюминутно и как-то мелко. А тех целей, которые когда-то я ставил себе в молодости — их нет. Наверное, я повзрослел и понял, что мечтать надо о чём-то приземлённом, достижимом. О таком, что действительно может сбыться.

И поэтому я решил свои мечты записывать. Ну, как мысли в дневник. Потому что часто ведь мечты забываются. Ну, те мечты, которые приземлённые, которые как бы на каждый день мечты. Нет, те, которые большие, которые на всю жизнь — те я помню. Разве их забудешь? Но они — как какие-то диковинные звери, которые живут где-то в дальних странах. Я знаю, что они есть, где-то там, далеко. Но я их никогда не увижу. Вживую не увижу, по телевизору я их видел и точно знаю, что они есть.

Вот поэтому я и записываю не те, большие мечты — я и так знаю, что они у меня были. А вот маленькие мечты надо записывать. Потому что они маленькие. Потеряться могут.

А еще я записываю свои истории из жизни. Из своей жизни и из жизни своих друзей, знакомых и даже незнакомых. Я ведь журналист, я много всяких историй видел и знаю. И все их помню. У меня ведь хорошая память, профессиональная. И я все эти истории храню в коробочке своей памяти. Как бы коллекционирую их. К сожалению, почти все эти истории не очень красивые. Ведь жизнь — настоящая жизнь, а не та, которая описана в красивых глянцевых книгах — она некрасивая. И поэтому эти истории — они тоже некрасивые. А еще потемнели от времени и от горя. Поэтому все эти истории чёрные. А поскольку они уже немного стёрлись от времени, то я наживляю их на белую нитку. И так они становятся немного привлекательнее. Выглядят уже стильно. И их лучше видно. И первую такую историю я вам сейчас расскажу.