|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ещё в мае сего года постановлением ВЦИК и СНК РСФСР было введено в действие "Положение о Народном Комиссариате Внутренних Дел РСФСР", по которому на рабоче-крестьянскую милицию возлагались задачи по охране большинства гражданских учреждений и сооружений общегосударственного исключительного значения, концентрационных лагерей, лесов, плантаций и так далее.
Как уже говорил, в ноябре произошла следующая перемастурбация: заинтересованным ведомствам было предложено самим производить охрану своих объектов "вольнонаемными вооруженными или невооруженными сторожами". Таким образом, наш отряд военизированной охраны (ОВО) оказался в подчинении у губернского управления Народного Комиссариата Путей Сообщения (Наркомпуть или НКПС).
В принципе, ничего особенного не поменялось: главный "босс" всё тот же — Дзержинский Феликс Эдмундович, который железной рукой наводил порядок (и навёл, таки!) на железной дороге.
Посему после ноябрьских праздников, ещё раз побывал в Нижнем Новгороде — в этот раз по служебным делам и не только. По кабинетам губернского управления НКПС пришлось побегать, нервы себе и людям изрядно потрепать! Одно хорошо — узнал царящие здесь порядки... Точнее сказать — беспорядки, что впоследствии весьма пригодилось.
Уже по уже другим — комсомольским делам, с собой в командировку взял Ефима Анисимова, Кондрата Конофальского и Елизавету Молчанову — благо начались осенние каникулы. Пора детишек потихоньку приучать к общественной деятельности на более высоком уровне.
В этот раз ехали в нормальном пассажирском плацкартном вагоне... Ну, "в почти нормальном" — если называть вещи своими именами. Остановились там же — в доме родственника одного из моих замкомвзводов, заплатив за "полный пенсион".
У Головановых в этот раз решил не появляться — чтоб уменьшить риск непроизвольного изменения "реальной" истории. Вдруг Александр передумает стать чекистом, а захочет по моему примеру — вирши сочинять, положим? Это в мои планы не входит...
* * *
С первых же часов нашего пребывания в Нижнем... Слов у меня нет — одни эмоции: вот что НЭП животворящий творит.
Вроде, чуть больше трёх месяцев прошло с моего первого здесь появления — а город не узнать!
Мои комсомольцы, одетые подчёркнуто "по-пролетарски" — из всей роскоши только комсомольский значок, между всякими комсомольскими учёбами, семинарами, да общественными занятиями в Волисполкоме РКСМ, бродили по улицам Нижнего с раззявленными ртами — как по улицам Парижа, переполненных модными магазинами...
Сверкали огни реклам и, в огромной витрине под звуки струнного оркестра и, манекенщицы казавшиеся какими-то неземными существами, демонстрировали последний cri (крик, писк) парижской моды во всём его безумном упомрачении.
Видать, такое было в диковинку и местным: столпившиеся вокруг мужчины с горящими как у вампиров глазами и текущей по клыкам слюной, от вожделения, отпускали непристойные пошлости и одна за другой курили папироски продаваемые вездесущими мальчишками.
— Так одеваться, это мещанство, — говорит Елизавета, а сама чуть не плачет.
— Мещанство..., — как сомнамбула, эхом повторил за ней Ефим, не отрывая глаз от манекенщицы в весьма откровенном наряде.
— Товарищи, это временное отступление! — поблескивая "стёклышками", хорохорился Брат-Кондрат.
Кто-то из толпы буркнул Нострадамусом:
— Временное, временное... Потом, снова с голой жоп...пой ходить будем.
Для комсомольца той поры, обвинение в мещанстве чуть ли не самое страшное... Страшнее, только в прямой контрреволюции, наверное.
— "Мещанство", товарищи, это не одеваться так — а завидовать так одевающимся!
И, еле-еле оторвав их от этой витрины, потащил дальше.
Перед следующей витриной, мы столбами соляными окаменели все вместе... Нет, не гэй-парад из содомитов в Гоморре увидели обернувшись — но тоже нечто забавное. В окне часового магазина "Павел Буре" был выставлен большой глобус со стилизованным изображением циферблата. С одной его стороны стоял Ленин с факелом в руке и красным знаменем в другом. Цифра "12" на циферблате была красной, а часовую стрелку к ней подтягивали — взявшись за верёвку как бурлаки, рабочий, крестьянин, красноармеец и матрос... Надо всем этим красовалась надпись: "Близок час всемирной революции!".
— Нифигасе..., — осталось только молвить.
Неподалёку, на витрине кондитерской можно было увидеть портреты вождей из шоколада с мармеладом, на витрине галантерейного магазина — портреты Карла Маркса и Фридриха Энгельса в окружении дамского "тонкого" белья.
— ...Уебалтурится всем хавающим пиплом!
Как тротил с кокаином — причудливая, взрывная смесь революции и НЭПа.
— Пойдёмте, ребятишки, дальше — пока у нас с вами крышу окончательно не снесло.
* * *
Через три дня посадив Ефима и Елизавету на обратный поезд, занялся тем — ради чего собственно сюда и приехал. Первым делом посетил "Нижегородский государственный университет" — не так давно открытый на базе эвакуированного ещё в 1915 году "Варшавского Политехнического института" и, побродив по его аудиториям и пообщавшись с народом, нашёл ту — где читают лекцию по химии.
Терпеливо дождавшись окончания, подловил на выходе несколько раздражённого, довольно молодого ещё — не более сорока пяти лет профессора-химика и, угостив его собственноручно заваренным чаем в пустом деканате, предложил за соответствующее вознаграждение произвести анализ привезённого с собой шлака и кусочка чугуна. Тот, сперва зачерпнув жменю шлака и поднеся её под нос, долго рассматривал в упор, затем обнюхал и мне показалось даже — собрался лизнуть языком... Но обошлось:
— Доменный шлак, говорите? Хм, кгхм... Очень интересно... Зачем Вам знать его состав, если не секрет?
— Нет, не секрет вовсе никакой — из присущего мне с младых ногтей любопытства.
Тот, несколько сбитый с толку:
— Никак надеетесь обнаружить там золото?
— Я? Я — нет, а Вы?
Профессор неожиданно рассмеялся:
— Если найду там золото — оно моё. Остальное всё ваше, молодой человек. А пока с Вас три тысячи совзнаками.
— Ох, ну ни... Почему так много?
— Реактивы нынче дороги... И половину — вперёд!
Сказать по правде, считал учёных этого времени более лоховатыми. А этот — просто упырь-кровопийца, какой-то. Видать, только что завершившаяся эпоха Военного коммунизма — пошла нашим "яйцеголовым" на пользу... Для тех кто выжил в после, конечно.
Разгружая лопатник, спрашиваю:
— Когда подходить за результатами анализа, Дмитрий Павлович?
— Мммм... Пожалуй, через парочку недель.
Задержав банкроты в руках, я:
— Расписку я с Вас брать не буду, уважаемый профессор, но если надуете...
Набычился:
— Вы мне угрожаете?
— Нет... А, что? Похоже?!
Несколько минут в немалом напряжение глядя друг на друга, мы вдруг — одновременно не сговариваясь, рассмеялись.
— А Вы — весьма забавный молодой человек!
— Вы мне тоже сразу понравились, профессор!
По-моему, мы с ним сработаемся.
* * *
В тот же день, пригласив в довольно приличную нэпманскую забегаловку, встретился с двумя "архивариусами" — в прошлый приезд нанятыми мной для поисков документов по эвакуации петроградских заводов в 1918 году. Бегло изучив нарытую ими информацию, сполна рассчитался за работу и принялся "ковать железо — пока горячо", рассуждая примерно так:
"Вчера было рано, завтра будет уже поздно! Не один я такой умный — за борьбу с бардаком на транспорте взялся сам "железный Феликс". Кроме того: деловая активность у народа просыпается с каждым днём и каждым часом и, если промедлить — мне могут только от дохлого осла уши достаться, вместо заводского оборудования!".
* * *
Съехав после проводов ребятишек от "родственника" в нанятую квартиру, первым делом разыскал хорошего портного и, "слегка" переплатив за срочность — заказал себе новое командирское обмундирование из лучшего материала: гимнастёрку из аглицкого сукна, синие галифе, будёновку со звездой, шинель с "разговорами". Нашёл сапожника и тот сшил "комсоставовские" сапоги. Новенькую, скрипучую портупею с кобурой, такой же "совнаркомовский" портфель с двумя замками — купил на рынке, "ромбы" на петлицы и все положенные нашивки приобрёл по старому адресу — в губернском управлении НКВД, где у меня уже появились кое-какие нужные "подвязки".
"Деловые связи" — то есть, он же — "блат".
Бабла на эти понтюшки улетело просто немерено, зато теперь выгляжу безукоризненно — хоть к самому Председателю Совнаркома с докладом!
С собой были бумаги — бланки документов с печатями, "приобретённые" Мишкой во время нашей с ним "налоговой" экспедиции. Кроме этого, образцы кое-каких "грозных" документов с самых высоких инстанций — которые у меня появились после поездки наших "ходоков" в Москву. Кой-какими "нужными" навыками я владел ещё "там":
Хочешь — не просто "жить-выживать" в смутные времена, а "жить хорошо" — ещё не тем овладеешь!
"Местные" же документы были ещё тот примитив, поэтому не составило особого труда изготовить липовые бумаги нужной мне направленности.
Как только всё было готово, посидел с утра полчаса — гримируясь с помощью одолженного у нашего режиссёра чемоданчика, посмотрелся в зеркало...
Хрен узнаешь!
Жгучий, евреистого вида брюнет лет за тридцать, нос с горбинкой, властный подбородок, не терпящий возражения взгляд...
Я готов!
Заранее договорился и за мной приехал не извозчик какой-нибудь провонявший конской мочой, а "мотор":
— В Управлении губернской железной дороги!
Подъезжаю к уже хорошо знакомому мне зданию и, озадачив шофёра ждать, решительно направляюсь в кабинет начальника...
Лёгкий мандраж, конечно... Преградившую было мне путь секретаршу, посадил на место — предъявив никогда ею ранее невиданную "корочку", наскоро забацанную из одного моего "роялистого" квалификационного удостоверения:
— АРХИСРОЧНО!!! По делу, не терпящему отлагательств!
Она такой грозной государственной ксивы — отродясь не видела, поэтому едва не упала в обморок.
Захожу — кабинет полный народу за длинным, покрытым зелёным сукном столом. На стене — портреты Ленина, Троцкого, Дзержинского. Накурено...
Хоть их всех разом вешай!
Все присутствующие как по команде оборачиваются и таращатся на меня в предшоковом состоянии, некоторым — даже "взбледнулось". Хорошо, хоть не до рвоты...
Безапелляционно заявляю:
— АРХИВАЖНО!!! Попрошу всех посторонних немедленно удалиться!
Оставшись наедине с управляющим Нижегородским отделом НКПС, представившись ничего не говорящей хозяину кабинета должностью и фамилией, открываю "совнаркомовский" портфель и достаю папку с бумагами. Одну из них подсовываю ему под нос:
— АРХИСЕКРЕТНО!!! Первым делом распишитесь о неразглашении государственной тайны.
Обалдевший "ответственный работник", всем обликом — опытный чинуша, за период военного коммунизма и, всякое видавший — но такое "явление" впервые, лишь мельком глянув — тут же подписывает.
Подсовываю одну за другой, бумаги:
— Теперь, ознакомитесь с постановлением Реввоенсовета... Совета Народных Комиссаров... Наркома Путей Сообщения...
Читает и, его пенсне на лоб лезет:
— Действительно будет новая война с Польшей?!
— Будет или не будет, а мы должны выполнять приказы руководства! Для предстоящей переброски частей Красной Армии из Сибири к польской границе, необходимо навести на железной дороге революционный порядок!
Тот, как застыл — только кивает, как болванчик...
— Товарищ, поторопитесь: мне ещё надо весь город, уезды и волости объехать по плану мобилизационной готовности!
Подписывает и, я ему предоставляю ещё одну бумагу — об ответственности за невыполнение первых двух...
Того, аж на испарину пробило!
Дружелюбно улыбаюсь, прежде чем покинуть кабинет и предупреждаю:
— Советую отнестись архисерьёзно, товарищ: следом за мной едет комиссия с выездным трибуналом... В Туле говорят, уже кого-то расстреляли. Не доводите до греха, Карла Маркса ради!
На прощанье похотливо улыбнулся пунцово покрасневшей секретарше и, был таков...
В главной из бумаг, был приказ об срочном освобождении всех станционных железнодорожных тупиков, запасных путей и складов на железнодорожных станциях, полустанках и разъездов Нижегородской губернии, от скопившегося там "металлолома" и отправке его для дальнейшей утилизации на полустанок Ульяновский.
Не знаю, как на деле выйдет, но возможно — мне что-то обломится из более чем трехсот вагонов с оборудованием Петроградского арсенала, Петроградского патронного завода, Петроградского трубочного завода (взрыватели), Обуховского сталелитейного завода, Охтинского порохового завода, ряда частных предприятий... Кроме того, неведомыми путями к нам забрели новейшие американские станки из Брянского арсенала , полученные ещё при "временных" — прям перед самим Октябрём.
В "реальной" истории всё это было растащено "по аулам" и сгинуло неизвестно где, без особой пользы. Я же, возможно найду этому добру подобающее применение.
* * *
Однако, для мной задуманного — одного лишь скоммунизденного оборудования критически мало. Самому тупому лесному ёжику понятно, что для прогрессорства нужны деньги: попаданец без денег — подобен паровозу без воды. Без денег и причём — денег больших, он обречён кувалдой всю жизнь на заводе махать или над пыльными бумагами где-нибудь в конторе корпеть — зарабатывая на солёный кусок хлеба.
Итак, мне нужны крупные оборотные средства... Где их взять?
Естественно по своему богатому жизненному опыту, я был уже весьма далёк от юношеской наивности биологического возраста тела и, отчётливо понимал: во все без исключения времена и при всех социально-экономических формациях, честным трудом — можно нажить лишь трудовую сутулость со скоротечной чахоткой, но только не первоначальный капитал.
Что делать?
Сравнительно честный способ добыть денег — найти клад.
Знаю о местонахождении нескольких кладов: про два из них — помню достаточно и без компьютера. Если бы там лежали совзнаки, червонцы или даже царские золотые империалы — то без особых проблем!
Почти без проблем...
К примеру, в питерском кладе две тонны столового и прочего серебра и, их надо взять разом. Это уже нужна хорошо организованная группа в ментовском прикиде, с ксивами на обыск и автотранспортом. В московском кладе — примерно такая же лабуда... Или объявить о находке и, подобно колхозным мафиози из "Бриллиантовой руки" довольствоваться законными двадцатью пятью процентами премии от государства?
Подумав хорошенько, мысль про клады отложил в самый долгий ящик.
Ещё, можно попробовать добытвать финансовые средства мошенничеством.
Конечно, Остап Бендер знал "400 способов сравнительно честного отъёма денег у подпольных миллионеров"... Однако, это всего лишь литературный герой — придуманный не шибко богатой фантазией двух юмористов. В суровой реальности же, "сына турецко-подданного" — где-нибудь прикопали бы, ещё на стадии собирания компромата.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
