Рабыня

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: я здесь не работаю над текстом, это просто слив моих накопившихся эмоций, иначе я просто полезу на стену и начну крушить всех подряд в обычных любовных историях. Здесь есть насилие. Поэтому для желающих погрузиться в мир и насладиться любовью, прошу поглядеть другие мои романы, особенно последние, где концовка не выложена в общий файл. А здесь идёт упор именно на насилие и интим.

Я уже плохо помню, что именно тогда случилось. Кажется, был обычный день, который начинался как всегда. Даже, кажется, светило солнышко. Я помогала маме по хозяйству, братья только вернулись с луга, пасшие корову да козу. Потом бой колокола, предупреждающий об опасности. Паника, суета, крики. Резня. А потом прочёсывание ближайшей местности. Выловили всех, кому удалось скрыться. И судьба была их не завидна. Мужиков всех перебили, как и детей до пяти лет. Молодух насиловали, а когда они были не нужны, убивали, а всех остальных связали. Девчат в одну связку, детей в другую. И погнали всех к реке. Погрузили на судно. К сожалению, я не видела своих братьев. Неужели их перебили? Хотелось верить в то, что их просто не нашли. Как и матушку. Но надежда, словно догорающая лучина, тухла с каждым следующим мгновением.

Одна девушка решила спросить, какая судьба нас ждёт. Её схватили за косу и при нас всех оголили. А потом её просто пользовали, и даже когда она стоять уже не могла, всё равно насиловали на корабле, а нас заставляли смотреть. Кто попытался отвернуться, того тоже бросали на потеху. Чтобы мы запомнили. И просто делали то, что нам велят. Поначалу я испытывала отвращение к происходящему, потом мне уже было всё равно. Вряд ли меня ждала участь лучше. И убить себя не получится. Некоторые пытались. И ждала их та же незавидная участь. За нами зорко следили. А потом, как причалили к берегу, велели всем раздеться. Мы молча выполняли то, что приказывали, помня об участи, которая ждёт тех, кто смеет ослушаться.

Вывели всех на берег. Нас смотрел какой-то черноглазый жирный купец. Подходил, щупал за разные части тела.

— Проверь их! — бросил он какой-то бабке.

Нас отвели в какое-то помещение, после чего бабка осмотрела нас, заставляя лечь и расставить ноги.

А потом, тех, кого бабка забраковала, потащили обратно на корабль, предположительно, на утеху.

Купец отсчитал деньги за полученный товар и погнал нас куда-то.

Потом нас одели в какие-то балахоны, погрузили в повозки и куда-то везли.

Дальнейшее прошло как в тумане. Я помнила лишь как меня мыли, умасливали какими-то благовониями. А потом я стою в каком-то дворце. Целиком раздетая, с распущенными волосами. Едва заметно двинулась, постаравшись прикрыть свою наготу.

Украшенные золотом палаты были пусты, если не учитывать того, что в середине зала было кресло, а я стояла не одна, а подле остальных девчат. Повернуться вокруг я не решалась, но, судя по тому, что в спину никто не глядел, мы были одни. Я сомневалась, что на голых баб бы не глядели мужики, если б они здесь были.

Дверь в зал чуть хлопнула, и я вздрогнула, опустив взгляд долу. Наверняка многие из нас хотели бы здесь оказаться. Это не корабельная утеха, а развлечение для знатных людей, а может даже князя. Молва говорила, что у него сотни наложниц. Но отчего-то страх пробежался по моей спине.

Меня здесь нет. Здесь только моё тело. Тело, ведь не душа. Я попыталась отрешиться от всего, особенно подавить чувства.

К нам подошёл морщинистый дядька в богатых одеждах. Руки у него тряслись. Я постаралась скрыть отвращение, опустила взгляд долу. Он ходил меж нас и осматривал. Очередь подошла и ко мне. Откинул мои волосы — да уж, защита никудышняя. Притронулся своей дрожащей рукой к моей груди. Ощупал. Потом обошёл меня со всех сторон, то и дело прикасаясь то тут, то там, иногда щипая, иногда похлопывая.

Мне было просто отвратительно. Хоть нас и не покормили перед выходом, но как же удержать внутренности на месте? Сделала глубокий вдох.

Потом, меня, словно племенную кобылу, осматривали за ушами, проверили зубы, заглянули в глаза. Я далеко. Я ничего не вижу. Не желаю видеть.

То, что меня осматривали дольше остальных, уже заставляло беспокоиться. Я ведь думала, что у меня не осталось чувств, почему же теперь они вылезли. Как же загнать их обратно в сердце и запечатать? Это всего лишь сосуд, в котором не осталось души.

— Я беру вот эту, — сказал старик скрипучим голосом. — Остальных приведи завтра. Заплати ему, — велел он кому-то.

Сердце пропустило удар. Нет, нет и ещё раз нет. Не вздумай бояться! — велела я сама себе.

Потом девушек вывели.

Я не видела, что происходит сзади. Но впереди меня был этот старик. Неужели мы остались одни?

Паника поселилась в душе. Но я помнила, что сделали с другими за своеволие и непослушание. Нужно подавить чувства. Пока не поздно.

— Подойди к окну, — сказал старик. — Стань лицом к нему, обопрись на подоконник.

Я спокойна. Я рабыня. Как бы я хотела умереть. Может, удастся выпрыгнуть из окна?

Развернувшись, отметила, что мы в палатах не одни. В дальнем углу стоял высокий мужчина, лица которого я не видела. Он был тоже в богатых одеждах, но, судя по виду, низшего сословия, чем этот. Разглядеть его мельком не удалось. Он стоял против окна. Сглотнула. Не думать об этом. Это ведь лучшая доля, чем там, на корабле. Отчего же я не рада? Девушки до того, как мы покинули судно, иногда гадали о своей доли. И даже мечтали попасть в наложницы к князю. Небось, мне теперь завидуют.

Я выполнила поручение, грустно отметив, что окно закрыто. Боги, за что мне это?

Попыталась окинуть взглядом затвор, но не нашла его. Неужели не открывается вовсе. Но если попытка открыть и выпрыгнуть не удастся, что тогда меня ждёт?

Сзади послышались удаляющиеся шаги, а потом скрип двери. Который из них ушёл? Я даже не знала, кого бы из этих двоих предпочла. Но в любом случае, мною собирались воспользоваться. Глубокий вдох. Меня здесь нет. Только отчего же так страшно? Сзади кто-то приближался. Я это ощущала всей спиной, по которой гулял холодок. Душа ушла в пятки. Не думать! Не смотреть!

Сзади кто-то приближался. Я уже слышала его учащённое дыхание. Вот только он молчал. Остановился. И его руки стали собирать мои волосы, рассыпанные до того по плечам. Нельзя поддаваться панике. Меня здесь нет. Лучше представить далёкий луг из своего прошлого. По которому я бегала босиком, валялась на траве, вдыхая запахи полевых цветов.

К учащённому дыханию добавляется звук вынимаемого из ножен меча. Что он задумал? Убить? Было бы здорово! Надеюсь, смерть будет быстрой. Мои волосы несильно потянули в сторону. Хочет отрубить голову? Что ж, я рада.

Но моим надеждам не суждено было сбыться. Почувствовала, как меч режет волосы, и они вновь рассыпаются по плечам, скрывая чуть наклонённую вниз голову. По щекам текли слёзы. Хорошо. Зато теперь их не увидят. И правда, зачем мне теперь длинные волосы, я ведь рабыня. Это чистые целомудренные девы носили длинные. А вот девице, что не сохранила себя и не умудрилась это скрыть до свадьбы, косу отрезали. Теперь я ведь никогда не выйду замуж целомудренной. Так чего об этом беспокоиться? Отчего же так обидно?

Меж тем нож убрали обратно в ножны. А по моим плечам заскользили чьи-то руки. Боги! За что мне это? Мужчина отстранился. Верить в то, что всё закончилось, не стоило.

Руки мужчины легли на мою шею, заскользили по изгибам тела, переместились на бока, а после стали оглаживать грудь. Меня здесь нет. Нет, нет, нет!

Я, против воли, задрожала. Ко мне сзади прикоснулось что-то тёплое, в то время, как обе руки моего владельца были заняты грудью, сжимая против воли заострившиеся соски.

Как же мерзко! Меня чуть наклонили вперёд. Боги, нет!

Но они не вняли моим мольбам, не лишили разума, не позволили отвлечься, сосредоточив все ощущения на прикосновениях этого мужика. Внутрь меня стало что-то просачиваться. Я ощутила боль внизу живота. А потом резкий удар сзади, казалось, разрывающий меня изнутри. Я едва не вскрикнула, с трудом стискивая зубы. Мужчина положил руки на мои бока, несильно сжал, а потом начал двигать моё тело, насаживая всё больше. Больно, как же больно. Мерзко и тошно! Но нельзя проявлять своих чувств. Не хочу, чтобы меня имели все мужики этого дворца. Почему же мне не всё равно? Ведь, казалось, я смогла подавит все чувства ещё на судне.

Он двигался всё быстрее и быстрее. Как и дыхание становилось всё чаще. Руки вновь переместились на грудь.

Тело дрожало, зубы уже стучали, когда всё прекратилось, и я перестала его чувствовать внутри.

А потом сознание меня таки покинуло.

До меня сквозь сон доносились голоса:

— Что с ней?

— Боюсь, Ваша Светлость, вам придётся пока воздержаться от любовных утех.

— Надолго?

— Она потеряла много крови. Если вы не хотите повторения...

Потом голоса стихли.

Потом за мною ухаживали, прикладывая холодные мокрые повязки на лоб. Нежно прикасались к моему носу, щекам, проводили пальцем по моим губам. И тело охватывала дрожь. Мне становилось холодно и мерзко. И пытка прекращалась, одеяло подтыкали под бока, стараясь согреть, и я вновь пригревалась и проваливалась в забытьё.

К губам кто-то нежно прикоснулся. Откинул прядь волос с лица.

— Ты очень красива. Посмотри на меня, хочу увидеть твои глазки, — голос был отнюдь не стариковским, наполненным нежностью.

И хоть в нём сквозила просьба, я понимала, что это приказ.

С трудом удалось открыть тяжёлые веки. На меня смотрели встревоженные голубые глаза на молодом гладковыбритом на византийский манер красивом лице. Он улыбнулся. Но мне было всё безразлично. Меня волновало лишь одно, когда он решит воспользоваться моим телом, которое в самом низу отдавало жжением даже сейчас, когда я не шевелилась.

Он откинул одеяло, обнажая меня, и перемещаясь ниже.

— Раздвинь ноги, — уже не было просьбы и нежности. Неужели опять? Ужас затопил моё сознание. — Будь добра, — с нажимом добавил он.

Я вновь задрожала, больше не в силах сдерживать страх.

— Тихо-тихо, милая, не бойся.

Он расположился меж ног, и стал прикасаться ко мне чем-то холодным внутри. Жжение понемногу отступало, но ноги не прекращали трястись.

Он вздохнул. Грустно так. И, накинув на меня одеяло, ушёл.

Я повернулась на бок и сжалась в комочек. Хотелось только одного, никого не видеть и вообще, умереть от ненависти к своему осквернённому телу, от безысходности и нежелании жить.

Вернулся он довольно скоро, вновь раскрыл меня, усаживая в подушках, и стал меня одевать в белую сорочку.

Пока это продолжалось, я отметила, что волосы у меня короткие, обрамляют моё лицо. Сглотнула, стараясь подавить обиду и слёзы.

Потом этот же мужчина напоил меня тёплым молоком с мёдом, уложил обратно.

После чего ушёл, и я его не видела до вечера. Ко мне заходила какая-то бабулька, приносившая пить. Помогала мне встать и сходить по нужде. Из меня всё ещё текла кровь. В небольшом количестве, но она была, она перестилала постель, меняла пелёнки подо мною. Когда я вставала, в ушах стучало.

Вечером пришёл Он. Сильные плечи, широкая грудь, высокий. Одет он был в простую белую рубаху и портки.

Я задрожала, лишь увидев его. Отчего боюсь? Это он меня подстриг, а после изнасиловал?

— Как ты? — спросил он, садясь на лежанку рядом со мною. Нужно ответить, вот только горло не слушается. Когда я в последний раз говорила? Наверное, до нападения на наше село.

Он заметил мои безуспешные попытки.

— Поскольку твою предыдущую жизнь можно оставить в прошлом, предлагаю дать тебе новое имя.

Пересеклась с ним взглядом и кивнула. Спорить ведь нельзя. Я — рабыня.

— Рыжик! Как тебе? — сказал он после заминки.

Я согласно кивнула. Разве я могу отказаться?

— Хорошо. А теперь, Рыжик, мне нужно тебя смазать. Понимаю, что неприятно, но чтобы быстрее заживало.

Боги, пусть заживает как можно дольше! Догадаться, что будет после того, как поправлюсь, было не сложно.

Пока он обрабатывал раны, я по-прежнему дрожала. И ничего не могла с собою поделать. Он принёс мне отвара мясного, после чего дал запить кружкой тёплого молока. А после, загасив свечи, лёг рядом.

— Я хочу, чтобы ты привыкла и перестала бояться.

Легко ему говорить. Я должна привыкнуть к постоянным изнасилованиям? Ну да, я же рабыня!

А он притянул меня к себе, уложив себе на грудь. Откинул прядь волос. Он был гол, в отличие от меня, на которой по-прежнему была сорочка. Вот только он задрал её почти до плеч. И я прикасалась к нему, совершенно обнажённая. И хоть его тепло было приятно, но от одного осознания, к кому я прикасаюсь, меня била дрожь.

— Я тебя не трону, пока ты не позволишь.

Я долго не могла уснуть, слыша, как бьётся его сердце. Но с первыми петухами, сон всё же сморил меня.

Дальше дни повторялись. Я потеряла счёт времени. Только в окно видела, как времена года сменяют друг друга и вместо жаркого лета наступила осень, а после ветер сорвал с деревьев последние листочки. Окно открывали теперь редко, хотя я, оставаясь одна, подолгу сидела у открытого окна. Меня не волновало, что я могу простыть. Наоборот, я хотела заболеть и умереть. Но постепенно нежелание жить отступало. Я видела разноцветные листочки, радующие глаз, понимая, что, не смотря ни на что, жизнь продолжается. Волосы понемногу отрастали. Но я не знала, что мне с ними делать. Ведь девушка незамужняя и нетронутая носит одну косу, а замужняя уже две, пряча их под головной убор. А я уже была осквернённая, с обрезанными волосами. Поэтому я просто их расчёсывала и носила распущенными.

Мой хозяин с рассветом уходил, а появлялся уже затемно.

Спали мы вместе. И он всегда позволял мне лечь в ночной сорочке, а после задирал её, желая прикасаться к моему обнажённому телу. Я же предпочитала всё же хоть какую-то одёжку, чем совсем никакой. Пусть всего лишь в этом мне даётся право выбора — лечь голой или в сорочке, но хоть чуточку ощутить, что твои желания учитываются.

Мне не разрешалось выходить из отведённых этому мужчине покоев. Он мне сразу сказал, что пусть не последний человек в княжестве, на меня мог положить глаз кто-то другой. Тогда я могу забыть о хотя бы временном спокойствии. Только княжеские наложницы неприкосновенны для других мужчин.

Поначалу мне казалось, что хуже быть не может, и однажды, уже с первым снегом, я, тепло одевшись в одежды, что были подарены мне ИМ, решилась выйти на двор, ведь меня не запирали на замок.

Прошла я совсем немного освещёнными сиянием свечей проходами, после чего встретилась с мужчиной из знатных.

О да, как же ОН был прав. Мною тут же заинтересовались, и подол сорочки тут же задрали. Страх липким потом обуял меня. Я не могла пошевелиться, не могла даже крикнуть, ведь голос так и не появился. Нет, боги, прошу, не надо! За что?

Меня спас от изнасилования ОН.

— О, вот ты где, милая Рыжик! Пойдём, не терпится мне после изнурительной охоты насладиться твоими объятиями.

— Ваша светлость, — моему хозяину внезапно побледневший ухажёр поклонился, и тут же исчез.