|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка", предшественница Всем живущим в эпоху "ррразвитого социализма" хорошо известной ВДНХ и проходившая в августе 1923 года в Москве — была первым мероприятие подобного рода и такого масштаба в Советской России. В проектировании её временных деревянных павильонов, строившихся без двух месяцев год — на конкурсной основе принимали участие лучшие архитекторы страны, впервые применившие приёмы "русского архитектурного авангарда" — впоследствии воплощённого в различных капитальных постройках по всему СССР и даже миру. А впервые опробованные здесь основные организационные меры и решения — на подобных мероприятиях, будут находить применение вплоть до начала 21 века.
Однако, от глобального перейдём к частному...
Итак, не по-летнему холодным утром 19 августа — в день открытия Выставки, группа наших ульяновцев во главе со мной на поезде прибыла в Москву.
В "десанте" из порядка пятидесяти человек, почти весь наш комсомольский актив — за исключением Кузьки-Домовёнка и его команды, которые с Климом и агентами ОВО, сопровождают материальные ценности — трактор "Мужик", мототелегу "УАЗ-404ВД" и прочие достижения ульяновской кооперативной промышленности. Эти приедут чуть позже — на день или два: грузовые поезда хотят намного медленнее пассажирских и частенько выбиваются из расписания.
Конечно, предвидятся кое-какие организационные трудности в связи с нашим опозданием к открытию, но из Нижегородского Исполкома — по чьей вине это произошло, обещали помочь. Как окажется позднее — слово своё они сдержали, но...
Были и некоторые проблемы.
По крайней мере, всё начиналось очень хорошо!
— "Это была Москва, — выйдя из вагона продекламировал я из Ильфа и Петрова, — это Казанский вокзал — бывший до 1894 года "Рязанским", самый свежий и новый из всех московских вокзалов...".
Ко мне прислушались и меня несло дальше:
— "...Ни на одном из восьми остальных вокзалов Москвы нет таких обширных и высоких помещений, как на Казанском. Весь Ярославский вокзал, с его псевдорусскими гребешками и геральдическими курочками, легко может поместиться в большом буфете ресторане Казанского вокзала".
Высыпав толпой из вагона на платформу Казанского вокзала, мы все были приятно удивлены образцовым порядком царившем на нём. На перроне идеально чисто, множество "плевательниц" для мусора, милиционеров в новенькой форме и носильщиков багажа с бляхами. Кругом, не по-советски "навязчивая" и довольно бойкая реклама: "Уголок Ильича — побывай у нас!", "Купи золотой заём — помоги себе и стране!", "Спешите на сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку! Она научит вас лучшим способам ведения хозяйства".
— Ну, ни дать не взять — Европа! — сдвинув кепку "пролетарки" на затылок, восхищённо присвистнул Миша.
Остальные промолчали: "в европах" они не бывали и, даже без понятия как там, но по всему видно — тоже поражены до глубины души.
Увидев группу весьма коллоритных личностей, мои комсомольцы поразевали рты — хоть ворон лови. А я продолжил цитировать "12 стульев":
— "...Самые диковинные пассажиры, однако, на Казанском вокзале. Это узбеки в белых кисейных чалмах и цветочных халатах, краснобородые таджики, туркмены, хивинцы и бухарцы, над республиками которых сияет вечное солнце".
Барон проводив "краснобородых" глазами, взял свои слова обратно:
— Нет, мы всё же не Европа — а Азия.
— Мы — Россия, Миша! Мы — Россия...
Если учесть, что всего на Выставке побывало несколько миллионов человек — её организация просто на невероятной высоте.
Слов нет, чтобы выразить своё восхищение!
Стоило лишь обратиться в справочную и, тут же возле нас нарисовался уполномоченный от "Глависполкома" Выставки — разбитной весёлый москвич, который нас взял под плотную опеку:
— Ульяновские товарищи? Пройдёмте за мной.
Мои ребятки, аж чуть не сели:
— Во, как наших уважают!
Не стал их разочаровывать, но так "уважали" все приезжающие группы — подавших предварительные заявки.
Буквально пять минут и, мы уже едем на грохочущем трамвае по улицам живущего полной жизнью, большого европейского города. В глазах рябит от пёстрых вывесок магазинов, реклам, афиш... Смотрю на своих — московская жизнь их ослепила и очаровала.
Прямо из трамвая — в шикарную московскую баню. Правда, долго мыться-париться уполномоченный не позволил:
— Товарищи! Ополоснулись с дороги и, хорош. Вы у нас не одни — за вами группа из Вятки в несколько сот человек.
Наскоро смыв дорожную грязь, поехали в образцовые рабочие общежития в Замоскворецком районе — пахнущие краской отремонтированные комнаты, новенькие металлические кровати, чистое постельное бельё. Правда, долго рассиживаться-разлёживаться на кроватях не дали:
— Товарищи! Пройдёмте в столовую на обед.
Темп московской жизни просто невероятно бешен!
Правда, особо долго кушать-пить не разрешили. Не успели пустую с дороги "кишку" набить, как нас подняли из-за столов и повезли непосредственно на Выставку.
Мне то, в принципе — чё?!
Я не такие чудеса в начале 21 века видел. Но, как всё "это" описать словами хроноаборигенов — после серых будней провинциальной ульяновской жизни?
Хорошо, попробую.
На входе — гигантская фигура сердитого рабочего с молотом, рядом — лоховато выглядящий бронзовый крестьянин, принесший ему тугие снопы пшеницы — видать "в дар"... Думаю, скульптор хотел вживую показать так называемую "смычку" между городом и деревней, про которую все кремлёвские "вожди" — уже сухие мозоли на языках себе натёрли, а электорату — на ушах.
Неподалёку от них, не менее гигантская фигура Ленина: Ильич смотрит прищурившись и, показалось — ехидно мне улыбается:
— "Что, потогмок? Просграл госудагство, что я вам осгтавил?".
Стало несколько неудобно и захотелось куда-нибудь спрятаться, но тут меня тормошат за оба рукава сразу:
— Смотри, Серафим, смотри! Какая красота...
Сразу обо всём забываю. Далее — невероятно сказочный, переливающийся всеми цветами радуги волшебный город — грандиозные здания, арки, мосты.
Почти что бежим к выставочным павильонам по асфальтовым дорожкам, вдоль которых на клумбах качаются тысячи цветных бутонов. Колышутся флаги, транспаранты, круги в небе нарезает цельнометаллический пассажирский "Юнкерс" — на который таращат глаза и раскрывают рот, задравшие головы в небеса крестьяне — бывало с бородами и в поскони. Их здесь очень много — не меньше, чем горожан — москвичей или таких как мы "экскурсантов" из провинциальных городков.
Слава Богу, хоть "лаптеносцев" я здесь не заметил. А так, на окраинах Москвы — вполне заурядное зрелище.
Стрелой взметнулся ввысь, как бы целясь в воздушного противника, павильон "Известия ЦИК СССР" — с чудесами графиков и диаграмм. Тема почти любая — лесная промышленность, мелиорация, сельское хозяйство, металлургия, текстильная промышленность и так далее и тому подобное...
Пропаганда — великая сила!
Вот сельскохозяйственный павильон — где особенно много посетителей "в поскони": снопы злаков, кучи плодов, природные ископаемые, искусно сделанные поделки деревенских кустарей. Ряды коровников, свинарников, конюшен... Вижу, как один "пейзанин" в вышиванке, вышел из свинарника и в сердцах сплюнул — выругавшись на великодержавной мове с забавным малороским акцентом... Причины его недовольства я не понял: вроде свиньи — как свиньи, только очень крупные. Но у меня появилось стойкое ощущение, что здесь на Выставке столкнулись две культуры Руси — сельская и городская. И "нутро" крестьянское свербит в предчувствии больших перемен в своей участи...
Остановился как вкопанный — увидев кое-что до боли знакомое и, задрав голову пролаял:
— "Абырвалг"!
— Что, Вы сказали? — не понял москвич-сопровождающий.
— Это я прочитал наоборот название павильона "Главрыба".
Тот, недоумённо:
— Зачем?
— Да, так — чисто вспомнилось кое-что... Одна забавная история про собаку, умеющую читать вывески.
— Хм... Действительно, забавная история.
Интересно, в каком году Булгаков напишет "Собачье сердце"? Нет, не помню и, самого произведения — про талантливого интеллигента-приспособленца и его непутёвого приёмного сынка, у меня на компе нет...
Далее — "кусочки" многонациональной, многоликой и разноукладной страны...
Огромный павильон весь в зелени и блеклых рисунках, с надписью "Беларусь", другой весь в огромных ярких рушниках-полотенцах — "Украина".
Высятся белоснежными юртами "Кирреспублика" и "Туркестан" — восточная орнаментика, ковры, верблюды, узбеки, маралы...
Автономно-национальный образования Сибири и Дальнего Востока представлены ойратской юртой, остяцкой хижиной, енисейским шалашом, самоедским станом... В некоторых отделах, как в зоопарке, "дикие" народности представлены своей естественно-повседневной жизнью: сидят в своих жилищах — пьют, едят, что-то шьют из шкур... Рядом голопузая детвора играется с собаками.
Как в каменном веке побывал!
И вот, наконец, павильон сельскохозяйственных машин. Здесь, чего только не было — плуги, культиваторы, сеялки, жатки, веялки, молотилки... В том числе и несколько первых русских тракторов, порой — самых замысловатых конструкций.
"Гвоздь программы" без всякого сомнения, был трактор "Запорожец — приковавший всеобщее внимание, а рядом с ним для сравнения — убогая крестьянская соха. Все без исключения восхищены и как дети радуются и, никого не смущает — что этот трактор на всю Россию один-единственный (ну, возможно — несколько сотен других отечественных конструкций и заграничных, доставшихся после царя-батюшки или после интервентов), а ещё пра-пра-прадедовских сох и несколько более продвинутых конных плугов — миллионы...
Подошёл и спросил у гарных хлопцев из славного города Кичкасса, что в Запорожской губернии:
— Почём продаёте этот экспонат?
Те, весьма недобро на меня посмотрели:
— Этот не продаётся, этот — в подарок товарищу Ленину.
— А жаль... Я бы приобрёл для нашего заводского музея.
Действительно: в "моём" времени — ни одного экземпляра этого трактора, не осталось даже в музеях. Одни, так называемые "новоделы" сделанные энтузиастами-любителями.
А машина, несмотря ни на что — вполне достойная!
Уходя, оставил хлопцам визитку:
— Если передумаете — маякните.
Покидали Выставку уже в сумерках, через огромную арку с переливающейся сверху разными оттенками красного электрического света, гигантской звездой. Почему-то, именно это оставило самые яркие впечатления — ещё очень долго после ухода с Выставки, перед глазами стояла эта громадная красноармейская звезда...
* * *
На следующий день — экскурсия по столице первого в истории государства рабочих и крестьян.
Между Крымским и Большим Каменным мостами, Москва-река — текущая мимо Кремля по направлению от храма Христа Спасителя к Красной площади, раздваивается. Здесь основное русло перегораживает плотина и, ниже её река обмелела настолько — что посреди её, засучив штаны стоят с удочками рыболовы-любители и изредка таскают какую-то мелочь.
Присмотревшись, я презрительно сплюнул:
— "Мульки"! Наш Клим таких — подрасти отпускает.
Это место москвичи называют "Стрелка". За ней водоотводный канал — называемый "Канавой". На его левом берегу расположился Болотный рынок, на котором сбывают свою продукцию подмосковные огородники — торгуя оптом и в розницу овощами, фруктами, зеленью и ягодами. Цены на Болотном всегда традиционно ниже, чем на других рынках. Здесь, на "Болоте", можно было чем-нибудь перекусить — полакомившись, например пирожками с разными начинками — изготовленными по древним рецептам.
Наши не удержались, унюхав соблазнительные запахи и дружно заработали челюстями... Ну, чисто голодные!
А я им:
— Ребята, вы заметили — бродячих собак и кошек в Москве почти нет?
— Заметили, а что?
— Вы жуйте пирожки, жуйте!
— Бббеее...
— Приятного аппетита.
Здесь же на берегу находится небольшая пристань — к которой пристают маленькие нэпманские пароходики. Путешествие на их палубе под брезентовым тентом не лишено своеобразной прелести. На таком забавном судёнышке можно было добраться до традиционного места отдыха москвичей в центре города — где в 1928 году будет основан знаменитый "Парк культуры имени Горького". Сейчас же, это место выполняет ряд важных функций, служит местом проведения политико-воспитательных и культурно-просветительных мероприятий — вроде нынешней Выставки.
Когда наш прогулочный пароходик выплыл из "Канавы" на простор Москвы-реки, его окружили лодки, байдарки, шлюпки, моторки и просто "водоплавающие" граждане в прикольных разноцветных тряпочных шапочках и без оных. Они, как одержимые, лезли под самый пароход — страстно желая "покачаться" на его волнах. Когда пароходик остановился, безбашенные москвичи забрались на него и с весёлыми криками прыгали с борта в воду. Наш капитан, срывая голос, орал в рупор на пловцов, требуя освободить путь его судну — пройти сквозь массу людей и лодок ему было весьма и весьма затруднительно.
Но капитана, лишь посылали куда подальше!
— Дикий народ, — резюмирую, — эти москвичи.
— Это точно, Серафим! Как будто с цепи сорвались или их только что из зоопарка выпустили.
Людям было весело и, они презрев опасность — радовались жизни, выходному дню, солнцу, воде отличной погоде. Позже в газетах я прочёл, что за эти жаркие выходные — в Москве-реке утонуло несколько десятков подобных жизнерадостных "смельчаков"...
Вдоль берегов реки расположилось множество профсоюзных "водных станций" На них целыми днями загорали отдыхающие. Кроме того, здесь можно было встретить только что входящую в моду новинку — "водные лыжи".
Нет, речь вовсе не идёт об "ловле крокодила на живца" — буксируемых за скоростным катером спортсменов!
"Водные лыжи", скорее похожи на надеваемые на ноги две маленькие лодочки. Человек ходил в них по воде — как по глубокому снегу, отталкиваясь от дна шестами.
— А если перевернётся? — озадаченно чешу затылок, — так ведь и утонет — "поплавками" вверх...
— Это точно, — согласились со мной, — ему бы, дурню, на шею — накаченную автомобильную камеру!
Проплыв дальше мимо берегов Нескучного сада, мы посетили высадившись "Музей мебели" в Александровском дворце — где позже расположится Президиум Академии наук России. В его пятнадцатом зале, я к крайнему удивлению обнаружил мебель боденского мастера Гамбса — того самого, чьи двенадцать стульев украшали некогда гостиную старгородского дома Ипполита Матвеевича Воробьянинова.
— Ребята, а вы знаете — в таких стульях буржуазия любила прятать награбленные у трудового народа сокровища!
— Да, ну?!
Ванька да Санька переглянулись, тут же — не сходя с места переругались:
— Ищем — глядишь, на танк...
— На самолёт!
— А в ухо?
— А в лоб?!
Ржу-не-могу:
— Да, на всё хватит! Вы главное — найдите.
Тем временем, Елизавета с ностальгирующим выражением во взгляде, по-хозяйски расположилась на одном из выставочных диванов. Мишка Барон, поколебавшись присоединился к ней — видно, вспомнив детство...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
