|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Межреальность. Орочьи Болота. 2409 год после Падения Небес.
Немногим меньше декады назад Мародёры под предводительством Великого Шамана покинули Золотой Город, и теперь от павшей эльфийской твердыни их отделяла немыслимая для любой армии тысяча километров.
Кони пали на вторые сутки пути, и весь остальной путь обоз тащили сами орки.
Три дюжины повозок, заваленных гниющими трупами сильнейших защитников города и трупами товарищей, участвовавших в штурме, на пятый день пути смердели так, что мертвецы, попадавшиеся по пути и погребённые без должного обряда, из земли полезли, сотворив тем самым преграду для тех безумцев, которым пришла бы в голову идеи попробовать преследовать орков, бежавших из разорённого ими города.
Обоз под руководством Пройдохи, с эльфийками-горничными, прислуживавшие самой принцессе Мирианду, купленными на все причитавшиеся Мародёрам за службу Славному Безбородому Ульриху деньги, свою долю боевой славы тоже урвал, о чём на всём пути следования до места встречи красноречиво говорили свежие трупы глупых врагов, решивших, что малый отряд станет лёгкой добычей.
Не стал...
Отряд погиб практически весь, но доверенную товарищами добычу, залог будущего процветания, сохранил.
В живых только Пройдоха и остался.
Левого уха почитай нет. Морда, и без того безобразная, попорчена ударами кулака в латной рукавице. Посечён так, что вздумай кто содрать с него кожу на барабан, не нашёл бы куска нужного размера. Обломанные древки трёх стрел торчат из левой ноги.
Сидит гоблин на краю одной из опустевших повозок, не дотащили б, не усадили б его выпущенные им перед решающим боем эльфийки, так и остался бы лежать под телами убитых.
— Ловкий у них оказался магик, Великий. — с трудом держа голову, чтобы смотреть Ардонту в глаза, произносит гоблин. — Тщеславный, правда... но ловкий, этого не отнять... но ведь то и славно, а, Великий?.. Землю удобрить следует, если урожай хороший собрался получить.
— От помощи остроухих чего отказался, тоже решил удобрением стать? — извлекая из карманов своей жилетки корешки и пихая их в бутыль с бодягой, спросил орк.
Оно и правда, такое поведение гоблина со стороны глупостью несусветной выглядело или попыткой самоубийства: эльфийки раны его залечить могли ещё к этому утру и Великого Шамана Пройдоха встречал бы красивее прежнего. Если, конечно, в отношении к гоблину можно применять слово ЈкрасивееЋ.
— Я ж гоблин, Великий. Гавно из меня выйдет, а не удобрение. По крайней мере воняю я уже соответствующе. Мухи врать не станут.
— Хлебни немного.
Дважды просить Пройдоху залить себе в глотку что-то способное гореть никогда не приходилось, а тут отвёл в сторону друг руку друга:
— Это ведь случайность, что жив остался именно я. Просто случайность.
— Конечно, случайность. Наша жизнь из них и состоит, если ты не заметил. Ну ещё из глупостей, горы всякий глупостей, сам ведь это постоянно повторяешь, так что открывай рот и хлебай: у тебя жар, заражение крови уже началось. — подносит ко рту гоблина горлышко бутылки орк и добавляет неслышно, одними губами. — И если бы только оно одно...
— Глупость и Случайность... хорошо-то как звучит...
— Хлебай уже.
И гоблин, с улыбкой существа, постигшего смысл бытия, хлебнул, почти мгновенно погрузившись в сон.
Орк хотел было окликнуть эльфийку, которая и сообщила, что отряд погиб не весь, чтобы та подошла и помогла, но остроухая уже была рядом с двумя помощницами.
— Благословение, Великое, песнь ЈТерновник, дуб и ясеньЋ, заговор на берёзу для извлечения стрел, наконечники достанете во время чистки ран, чистить Светлой Росой. По окончанию напоите слезами и доложитесь мне. — чётко и быстро скомандовала эльфийка своим помощницам, а после чего обратилась к орку, голос её при этом стал гораздо мягче и приятней. — Великий Шаман, если у Вас найдётся время, я бы хотела с Вами обговорить нашу дальнейшую судьбу.
Говорить что-то о том, что жизни Пройдохи ничего не угрожает, смысла не было: об искусстве целительства личной прислуги особ королевской крови перворожденных ходили легенды, которые лишь за малым не дотягивали до реального состояния дел.
— Время?.. да у нас вся жизнь впереди, остроухая. — пожал плечами орк и подошёл к эльфийке.
Теперь их разделяло меньше метра.
Утёс, иссечённый ветрами тысяч битв, навис над гибкой ивой.
— Разреши остаться с Вами, Великий Шаман. Нам открыты многие секреты жизни, мы будем полезны Вам. Полезны во всех отношениях, которые Вам будут угодны.
Кто другой, услышь он от остроухой Јполезны во всех отношениях, которые Вам будут угодныЋ да ещё сказанное тоном, отметающим любые сомнения в том о каких именно ЈотношенияхЋ идёт речь, кивнул бы так быстро и решительно, что скорее всего сломал себе шейные позвонки. Орк же нахмурился: эльфийки эти нужны были ему только с одной целью, и цель эта была достигнута.
Земля удобрена кровью воинов, позарившихся на обоз с обманчиво малой охраной, их болью, жаждой жизни для себя и смерти для врагов. Напитали её и соки тел зеленокожих, принесших и себя, и своих убийц в жертву Богам Хаоса.
Привезённые из Золотого Города трупы уже выгружаются из телег.
Скоро, совсем скоро все они будут втоптаны в землю, и сама земля обратится в жидкую вонючую жижу, пострашнее иных болот.
Мародёрам нужно пополнение. Они его получат.
Старым, запрещённым с приходом Тёмных Богов способом.
Здесь будут Орочьи Болота.
— Остроухая, подойди ты и твои подружки с тем же предложением к любому из моих орков, и вы бы получили то, о чём сейчас просишь у меня ты. Но ты, остроухая, подошла с этим предложением ко мне, к последнему Шаману Богов Хаоса, которые слишком часто шептали мне в ухо, что логичные и, казалось бы, верные пути ведут либо в тупик, либо к гибели. — скрипит камнями утёс, готовится смять и погрести под собой хрупкую иву.
— Сделай мы всё тихо, не вмешивая Вас, Великий Шаман, это и был бы тот самый логичный, верный путь. Какое Вам было бы дело до рабынь-любовниц-наложниц своих орков? Мало их таких на Вашем веку было?
Не мало... когда-то Ардонт и сам с гордостью похвалялся перед товарищами караванами из чьих-то жен-матерей-дочерей, волочившимися за ним после того, как лишь вдохнули феромоны, испускаемые его телом.
— Хочешь выторговать лучшую участь, остроухая? — трутся друг о друга камни, скрипят, одно дуновение ветра и нет ивы. — Себе одной или всем вам?
— О какой участи Вы, Великий Шаман, говорите? Золотой Город пал, и теперь за пределами этого залитого кровью поля мы лишь товар, на которого рано или поздно найдётся покупатель. И, видя куда катится этот Мир, вряд ли это будет благородный принц на белом коне. Вы же, орки, куда больше озабочены войной, чем постельными утехами, да и женщин своих бережёте, на сколько вам хватает умения. Так что любая участь здесь — лучше той, что нас ждёт там.
Вздрогнул утёс.
Логика столь простая и понятная, что сомнений в верности принятого решения, и возникнуть не могло.
Наглость и открытость отмеренные и смешанные искусной рукой, которая могла принадлежать лишь эльфийке, обитавшей во дворце многие столетия.
— Любая участь? — утёс, заслонив собой небо, сам став небом, громыхает. — Вы будете в самом сердце Мира, что мы хотим сотворить, будете его частью. И, пока жив хоть один из Мародёров, не падёт на Вас взгляд чужака. Принцессы?! Королевы?! Да они будут локти себе грызть в бессильно злобе и зависти к Вам.
И пусть осторожность намекала на опасности, которые сулило принятое орком решение.
Логика планомерно приводила довод за доводом, однозначно указывавшие на то, что нельзя оставлять в болотах эльфов, множество друзей и знакомых которых были убиты зеленокожими во время штурма города.
Пусть.
Боги Хаоса благоволят тем, кто плюёт на всё, кроме собственных желаний.
Межреальность. Город. 2411 год после Падения Небес.
Уже через несколько столетий после основания Города основание это окружило такое количество легенд, слухов, домыслов и откровенной лжи, что каждый мог найти версию удобною именно для него или придумать свою.
Через полтысячелетия, прошедших с основания Города, лишь безумцу могла прийти в голову мысль докопаться до того, что же тогда, в 2411 году после Падения Небес, произошло, ведь по прошествию такой уймы времени Город, обретя подобие сознания, исказил, перемешал или просто без затей стёр воспоминания тех, кто принимал участие в его создании.
Разве что можно было спросить у Червя... спросить можно было, но отвечать бы он не стал. Или что хуже — подсунул бы вопрошающему выгодную именно ему, Червю, легенду.
Корни Льюсальвхейма, после того как ценой величайшего позора и будущего всей расы эльфов купили себе жизнь, дабы хоть немного продлить своё существование закрыли почти все проходы в свой мир, а для тех, кто всё же будет искать встреч с остроухими, создали обманку — Золотой Город. К ним, к Корням, и пришёл Червь, в союзниках у которого уже были сам Император и Смертный Грех Обжорство, а также лучшие учёных-исследователи Святого Ботульфа и Марка. Было в его руках и Королевство со всему сокровищами того.
И Золотой Город пал, чтобы Корни в обмен на смерть или обращение своих сородичей, обитавших в Золотом Городе, в Бесправных и в Рабов обрели почти божественное могущество, а также возможность возрождаться на алтаре после смерти.
И Золотой Город пал, чтобы Обжорство, выйдя за пределы своего тела, стал жить частицей каждого демона Города, вкушая всё, что вкушали они, и наслаждаясь всем, чем наслаждались они.
И Золотой Город пал, чтобы чистые смогли продолжить исследования, прекратившиеся после гибели Мудреца.
И Золотой Город пал, как пал город Чёрного Столпа, чтобы Император смог сделать ещё один шаг к своей цели. Единственной цели, которая могла быть достойна того, чтобы быть целью Императора — становлению богом.
И Золотой Город пал, чтобы Тёмные Боги обрели наконец место, откуда их скверна могла бы распространяться по Лоскутному Миру.
И Золотой Город пал, чтобы многие и многие иные обрели то, чего так желали, расплатившись за то сущей безделицей — болью, страданиями, смертью своих близких, родных, друзей и знакомых.
Межреальность. Орочьи Болота. 2414 год после Падения Небес.
— Нет, ну ты слышал, слышал? А?!
— Да брехня это всё.
— Ага, это сам Пройдоха слухи и распространяет. Поржать ему захотелось, над нами. В походы-то его Великий не пускает, вот и шутит, как может. Ты что Пройдоху первый год знаешь?
— Нет, ну и если правда, если он правда по ночам такое с эльфийками вытворяет?
— Да не может быть такого, Пройдоха — гоблин правильный, ему все эти... эти...
— Нет, ну а вдруг, вот ты представь, ну представь... наш Пройдоха и эльфийки ночью да при свечах...
— Какие свечи?.. у них там ведь свет-цветы...
— Да зачем ему это? Вот ты мне ответь. Зачем? А?
— А я-то тут при чём? Ты у него сам и спроси.
— Да неудобно как-то... обидеть ведь можно...
— Пройдоху? Обидеть? Ты забыл, как он неделю в нужнике прятался, чтобы того принца прирезать? Как же ш его там звали?
— Руперт, и не принц он был, бастард.
— Не, не, Руперт Три Пальца это ж командир бастиона под Золотым Городом, его ж вроде Торнбоу располовинил, а в нужнике...
— Да ты что несёшь? Три Пальца я самолично упокоил. Череп проломил и вся недолга. При чём тут Медная Глотка?
— Что-то в горле пересохло от болтовни, наливай уже.
— Нет, ты мне ответь, при чем тут Медная Глотка, если я его завалил?
— Доси, Доси его звали, и принцем он был, а не бастардом.
Шум, гам.
Отмечают орки своё возвращение в родные места, в Орочьи Болота.
Без драк пока, но за этим дело не встанет: оно часто до мозгов лучше доходит, если кулаком в морду приложить.
Совсем рядом, в каких-то нескольких сотнях метров, гоблин по прозвищу Пройхода, который с недавних пор настоятельно просил звать себя по имени, Алая, был занят с эльфийками тем, что вызывало столь бурное обсуждение у его товарищей.
Гоблин учился грамоте, учился он и арифметике с геометрией, астрономии с географией, а также ещё десятку других, не менее важных дисциплин.
— Со Случайностью ничего поделать я не могу, я ж гоблин, а не бог, но вот от Глупости, хотя бы от своей собственной, обязан попытаться избавиться. — серьёзно отвечал Алая, когда его спрашивали, зачем ему это.
Спрашивали редко, да и, получив ответ, не верили в его правдивость.
Межреальность. При-Город. Ванахейм. Ферма ЈСчастливого ХозяинаЋ, Љ 35. 3002 год после Падения Небес.
Пиллигримм Гриз, за любовь к желудям прозываемый друзьями Пиги, Свин то есть, одним глазом поглядывал на только что доставленную накладную, а вторым на экран визора, по которому шёл очередной повтор довольно популярного лет двести назад шоу, ЈВоинов ЗодиакаЋ. Седьмой сезон, в котором в роли Крысы впервые появилась Мимиха, также известная, как Мелкая.
Петух, этот перворожденный хлыщ, дворянин из Чарующего Леса, разодетый в столь пёстрое и вычурное одеяние, что не то что настоящий петух, павлин облез бы от зависти, доведись им встретиться, мастерски петлял по переулкам Города, выводя Крысу в безумную круговерть Карнавала.
Убийство на сцене, среди празднующей толпы, изящное, тонкое, кажущееся на первый взгляд частью представления — это была визитная карточка Петуха ещё до того, как он стал участником шоу, и многие убитые в Вилле-де-Ньют тогда ещё не виконтом Ля Мэ, а директором одного из подразделений корпорации Арима, это бы подтвердили, ну в том случае, если бы мёртвые умели говорить.
— А знаешь, я ведь потом читал об этой Мимихе, оказалось, что эти самые мимы они актёрами были, уличными, не убийцами, да и девушки мимы никогда мимихами не назывались. — наблюдая за тем, как чёрно-белая Крыса вливается в толпу танцующих и радующихся существ, Пиги решил поделиться своими знаниями с подчинённым доставившим ему накладную на вывоз одной из обитавших на ферме эльфиек.
— Что, мистер Гриз? — Энзо дураком, конечно, не был, но всё же предпочитал всякой ретро-мути, вроде ЈВоинов ЗодиакаЋ, вещи куда более современные, те же Болотные Бои, которые умудрялись уже третье десятилетие входить в пятёрку самых популярных программа боевого толка.
— Говорю, мутная история с этой вот Крысой вышла. Десяток сезонов отыграла, а потом пропала, как не было её. Расследования даже организовывали — только оно ещё сильнее всё запутало. Вроде как оказалось, что Крыса эта в Вилле-де-Ньют известной личностью была, революционером или что-то вроде. Правда, все утверждали, что умерла она. Давно. Такая вот история.
— Велле-де-Ньют? Слышал, это даже я слышал. Его поглощение едва не убило Город. Так?
— Так. — кивает Пиги, наблюдая за тем, как Мимиха, сжимая в руки несуществующий клинок идёт за Петухом. — Канализация, если не врут, из руин того города чуть ли не на четверть состоит. Даже программы были о тех, кто туда ходил, исследовал что-то. Но это давно было, до того, как у тосийцев начала крыша ехать.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
