Римские каникулы

Annotation

На другом конце мира, за который сражаются отважные пилоты Альбионской Имперской Авиации, происходят события странные, сложные и страшные одновременно. 1962 год на очень альтернативной Земле. Рим — открытый город.

Римские каникулы

— Добро пожаловать в Рим, Ваше Высочество! — поприветствовал мужчина в униформе шофера высокую, стройную, коротко стриженную голубоглазую блондинку лет двадцати, только что сошедшую с трапа самолета. Из одежды на ней не было ровным счетом ничего, если не считать скромной клетчатой рубашки, темно-синих джинсовых брюк и высоких черных полуботинок. Образ довершали потертый брезентовый рюкзак, небрежно перекинутая через плечо черная кожаная куртка и очки в дешевой стальной оправе с толстыми стеклами. Ни дать ни взять — легкомысленная студентка на каникулах.

— Тише! — девушка принялась настороженно озираться по сторонам. — Никто раньше времени не должен знать, что я здесь! Помните, что я нахожусь в Риме инкогнито. Зовите меня просто — мисс Сильвия Мандрейк.

— Слушаю и повинуюсь, Ваш... Прошу прощения, мисс Сильвия.

— Так-то лучше, — снисходительно кивнула блондинка.

— Прикажете подавать машину?

— Извольте.

— Вы выбрали не самое лучшее время для визита, — заметил шофер, когда стремительный черный лимузин выехал за пределы аэропорта. — В городе неспокойно.

— Если бы в городе все было спокойно, мне бы нечего было здесь делать, — отрезала девушка, бросила рюкзак на соседнее место и сняла очки — она больше в них не нуждалась. После чего достала из рюкзака небольшой, но грозно выглядевший никелированный автоматический пистолет. Проверила обойму, оттянула затвор и спрятала оружие в карман брюк

— Вчера они опять убили премьер-министра, — сообщил водитель, поворачивая направо.

— Опять?! — удивилась таинственная гостья, извлекла из рюкзака две ручные гранаты и распихала по карманам куртки. — Это уже какой по счету?!

— Не знаю, — честно признался человек за рулем. — Никто не знает. Все давно сбились со счета...

Где-то вдали прогремел взрыв.

— Опять бомбы бросают, — печально заметил шофер. — Анархисты, скорей всего. Или мафия. Или ломбардисты. Или...

— Хватит, — строго сказала девушка. — Я слышала достаточно. — И она уставилась в окно.

Странное и в то же время пугающее зрелище представлял из себя Рим, Вечный Город, столица Италии и Империи, летом 1962 года от рождества Христова. Все еще великий и грозный, но одновременно... какой-то жалкий, нищий что ли. Трудно было сказать, что именно навевает подобные мысли — облетевшая позолота древних памятников и храмов, или баррикады и остовы сгоревших автомобилей на улицах. В воздухе пахло грозой. В отдалении звучали не только взрывы, но и выстрелы. На окраинах городах вот уже несколько дней подряд шли бои.

— Мы приехали, — доложил шофер и первым вышел наружу, чтобы открыть дверцу. Блондинка благосклонно кивнула и покинула автомобиль. Лимузин стоял у парадного входа отеля 'Рома Империале Грандиссимо Палатино Амонтильядо'. Вход охраняла вооруженная до зубов частная охрана. Широкие мраморные ступеньки были усыпаны денежными купюрами. В приступе любопытства девушка нагнулась и подобрала одну из них. 'ДВЕСТИ КВИНТИЛЛИОНОВ ЛИР' — гласила надпись на фоне статуи императора Августа. Римские императоры нынче ценились дешево. Блондинка брезгливо поморщилась, отбросила банкноту и протерла пальчики носовых платком, пропитанным туалетной водой.

Один из суровых охранников на входе едва заглянул в ее документы и тут же кивнул:

— Вас проводят.

'Старая добрая Италия, — подумала блондинка. — В другой стране этим бы не ограничились. Обыскали бы с ног до головы, заставили бы раздеться...'

Лифт принес ее на двенадцатый этаж отеля, где перед ней распахнулись несколько дверей подряд. Затем она осталась в мрачной комнате наедине с человеком, сидевшем в дальнем темном углу.

— Прошу прощения за неудобства, — сказал тот. — Окна занавешены, потому что мы опасаемся снайперов. Присаживайтесь. Вон там, подальше от окна. Лишняя осторожность не помешает. Надеюсь, вы не голодны? Могу угостить вас армейскими консервами. Другой пищи здесь нет, потому что мы опасаемся отравления. Вы понимаете, о чем я говорю? Или мне пригласить переводчика?

— Прекрасно понимаю, — сухо отвечала девушка и опустилась в предложенное кресло. — Я провела почти четыре года в университетах Милана и Вероны. Или вы этого не знали?

— Верно, — едва заметно кивнул обитатель комнаты. — А я-то как раз собирался спросить — 'где вы научились так хорошо говорить по-итальянски?' Милан и Верона. У вас прекрасный миланский акцент. Я должен был убедиться, что вы та, за кого себя выдаете... Ваше Высочество. На чем я остановился? Ах, да. Снайперы, отравители... Вчера они опять убили премьер-министра.

— Да, мне уже доложили, — кивнула блондинка. — И нет, я не голодна. Полагаю, нет смысла объяснять, почему я здесь. Если не возражаете, перейдем сразу к делу.

— К делу?! — горько усмехнулся человек в темном углу. — О каком деле может идти речь, когда все пропало?! Все погибло! Все пропало, вы понимаете это?! Или мне всё-таки пригласить переводчика? Империя пала, Италия погибла, а Вечный Город доживает свои последние дни в этом мире! 'Вечный Город'... Какая ирония! Еще день или два — и Рим перестанет быть вечным, потому что прекратит свое существование!

— Неужели все так плохо? — усомнилась гостья.

— Все гораздо хуже, чем вы себе можете представить! — воскликнул хозяин сумрачного гостиничного номера. — Говорю вам, все кончено. Все погибло. У нас нет ни единого шанса. Все настолько плохо, что нам даже не позволят достойно умереть. Нас даже не расстреляют в придорожной канаве, чтобы потом повесить вниз головой на балконе городской ратуши! Вот насколько все плохо. Эту казнь они зарезервировали для фашистов. Но мы не фашисты. Поэтому нас не расстреляют и не повесят. Нам даже не отрубят головы. Нас не станут сжигать на площади как еретиков, не станут топить с привязанным грузом как коммунистов, не станут... Поверьте, Ваше Высочество, мое воображение пасует при одной мысли о том — и вашему воображению придется пасовать тоже при одной только мысли о казни, которую они уготовили... И они лгут, постоянно лгут. Вот, например, стоило к нашему движению примкнуть некоторым видным католическим прелатам, как они принялись кричать, будто мы готовим для Италии костры инквизиции. На нашу стороны перешли несколько бывших фашистов — и они принялись обвинять нас в нелепых планах загнать всех недовольных в тюрьмы, лишить женщин всяких прав и запереть на кухне, вернуть евреев в гетто, а также возродить цветное рабство — и одновременно с этим отправить всех негров обратно в Африку. Нашу партию поддержали известные лидеры итало-эфиопской общины — и вот они уже вопят про массовые изнасилования белых женщин, которые начнутся через пять минут после нашей победы...

— Да кто такие 'они'?! — не выдержала девушка.

— Они везде, — печально пробормотал человек в углу. — Зря вы приехали в Рим, Ваше Высочество. Лучше спасайтесь, пока не стало слишком поздно.

— Об этом не может быть и речи, — отрезала таинственная принцесса. — Потому что я прекрасно помню, как великий генерал Умберто Нобиле и его альпийские стрелки помогли сохранить трон моему отцу и завоевать свободу нашему народу. Поэтому я здесь. Пришло время возвращать долги. И собирать камни, конечно.

— О, великий Нобиле... — протянул хозяин номера. — Я тоже... я тоже это помню. Я тоже там был! Я там был! Я это видел! Великие, славные времена... Помню. Помню, как они смеялись над нами... Они всегда над нами смеялись. 'Итальянцы? Здесь?! В этой стране?! Ха-ха-ха! Те самые итальянцы, что потерпели поражение от голозадых эфиопов?! Заблудились, наверно. Что они могут вообще?' А мы смогли! Да, смогли! Мы показали всему миру, на что способны итальянцы! На что способны настоящие римляне! Ни сам Цезарь, ни Август, ни даже Септимий Север не забирался так далеко — а мы сделали это! 'Последние римляне' — так мы себя называли...

— Да-да, конечно, — поспешно согласилась 'мисс Сильвия', — но я бы хотела вернуться в день сегодняшний.

— Армия, полиция и карабинеры на нашей стороне, — сухо сказал один из Последних Римлян. — Но их число ничтожно — как и почти все в нашей несчастной стране. Силы слишком неравны. Враги окружают нас со всех сторон. Как внутренние, так и внешние. Французы, греки, австрийцы, испанцы и даже хорваты в эти самые минуты спорят — кто первым начнет вторжение, чтобы разорвать бедную Италию на тысячу частей. Я не верю, что у них получится, но они обязательно попытаются. Только к тому времени все будет кончено. Опоздавшим достанутся лишь только наши обглоданные кости. Опоздавшим всегда достаются кости...

— Хватит, — строго сказала блондинка. — Я начинаю опасаться, что ваше уныние заразно. Если вы будете продолжать в том же духе, мне тоже придется впасть в уныние — и вот тогда мы наверняка проиграем. Что еще вы мне можете сказать?

— В назначенный час на площади соберутся все — евреи, очкарики, велосипедисты... — продолжал итальянец.

— Евреи?! — изумилась девушка. — А они-то здесь при чем?!

— И действительно, — охотно согласился собеседник. — Евреев вычеркиваем. А вот с велосипедистами нам наверняка придется иметь дело, — уточнил Последний Римлянин. — Собственно, они и есть наш самый главный враг.

— Велосипедисты? — снова удивилась блондинка. — Но как такое возможно?!

— Долгая история... — хмыкнул собеседник.

— Я готова выслушать сокращенную версию.

— В наши дни популизм в Италии принял форму велосипеда, — пояснил итальянец в кресле. — Они называют свое движение Партия Имперского Спасения Европейской Цивилизации, но люди зовут их просто — 'велосипедисты'. Их ударные отряды штурмовиков — 'велоцирапторы'. Вождя партии, очередного 'Великого Дуче' обычно сокращенно называют 'вело-дуче'. С него все и началось. Он первым пересел на велосипед. Мол, на автомобилях в наши дни разъезжают только зажравшиеся буржуи, мафия и прочее ворье. На лошадях передвигаются исключительно пещерные консерваторы, которые собираются утянуть нас обратно в средневековье. Военная техника, броневики всякие, танки, самолеты — ну, это для фашистов, само собой. Пешеходы — это коммунисты, которые собираются загнать Италию в беспросветную нищету и заранее готовят к ней народ. Про нас, 'дирижаблистов', говорят, что мы давно оторвались от проблем и чаяний простых людей, потому что парим слишком высоко над землей — именно парим, подвластные бурным ветрам, которые бросают нас из стороны в сторону. Мол, нет у нас ясной и четкой позиции. А вот велосипед — самое то. Золотая середина. Идеальное транспортное средство для простого рабочего человека, среднего честного гражданина. В меру скромное, достаточно прогрессивное. Твердо стоит на земле — не то, что наши дирижабли. Не может взбрыкнуть и сбросить владельца, как лошадь. Не нуждается в топливе, как автомобили или самолеты. Не загрязняет воздух и позволяет поддерживать здоровый дух в здоровом теле. Хотя крайне правое крыло их партии все-таки предпочитает мотоциклы или мопеды, а левое — и вовсе самокаты, но против центристов в настоящее время у них нет никаких шансов. Тем не менее, Вело-Дуче не спешит отталкивать мотоциклистов и самокатчиков, и утверждает, что всякий искусственный конь хорош, если готов унести тебя в светлое будущее, в прекрасный новый мир, строительство которого начнется сразу после победы. 'Мы — новые рыцари, — говорит он. — Больше нет патрициев и плебеев. Только мы — новое сословие римских всадников!'

— Понятно, — кивнула 'Сильвия'. — Они, значит, 'велосипедисты', а вы, стало быть, 'дирижаблисты'. Ничего не перепутала? Между прочим, как вы говорите, они сами себя называют? 'Партия Имперского Спасения'? То есть и они собираются спасать Римскую Империю?

— Конечно, — горько усмехнулся человек в темном углу. — Кому, как не им? Ведь и они тоже — наследники римлян! Но только не тех римлян, которые сражались в рядах легионов, или тех, кто прокладывал мосты через германские реки и дороги через британские болота; и уж точно не тех, что возводили акведуки посреди африканских песков. Отнюдь. Нет и еще раз нет! Эти — достойные потомки тех римлян, которые не были готовы идти на смерть. Которые не были готовы пачкать руки. Которые жаждали только бесплатного хлеба и зрелищ. Которые даже не были готовы убивать за свои идеи — только смотреть, как другие убивают друг друга. Самые ничтожные из плебеев, новая толпа на трибунах Колизея — вот кто они такие. А теперь скажите мне, что должен выбрать простой, честный итальянец, если не хочет ничего выбирать? За кем он должен пойти, если не хочет видеть у власти ни фашистов, ни коммунистов? Если он просто хочет жить и спокойно работать, понимаете — спокойно жить? На кого он должен уповать? Знаете, в эти дни я часто вспоминаю строки одного великого римского поэта — строго говоря, он был греком, но что такое греки, как не еще одна ветвь римлян? Они успешно играли роль римлян тысячу лет подряд, а некоторые из них до сих пор называют себя римлянами... Простите, я отвлекся. Так вот, у него есть поэма про римлян, которые ждут, когда придут варвары и решат все их проблемы. Но боюсь, что дело зашло так далеко, что сегодня нас не спасут даже варвары. Даже чудо нас не спасет!

— Я обеспечу вам чудо, — ответила загадочная принцесса. — И варваров тоже.

* * *

В назначенный день на самой большой площади Города собрались десятки, если не сотни тысяч велосипедистов. Площадь не могла вместить всех желающих 'всадников' и их железных коней, поэтому еще больше собрались на окрестных улицах. Сам Вело-Дуче держал речь.

— ...День настал! — громогласно взывал он, воздевая руки к ясному синему небу, на котором при всем желании невозможно было разглядеть ни единого облачка. — Час пробил! Сыновья и дочери Рима! Наследники его великой славы и доблести! Дети мои — дети Вечного Города! Кто сказал, что Италия спит? Кто сказал, что Империя умерла?! Нет, она всего лишь затаилась — затаилась, как легионы, готовые перейти границу...

Тень упала на лицо великого дуче. Крайне удивленный, он даже прервал свою речь, чтобы посмотреть вверх. И поскольку за первой тенью последовала вторая, тысячи 'велосипедистов' и 'велоцирапторов' последовали его примеру. Их глазам открылось зрелище невероятное и воистину фантастическое. Над Вечным Городом сгущались тучи — в самом буквальном, отнюдь не переносном смысле. Черные, тяжело набухшие грозовые тучи. День, еще недавно бывший ясным и солнечным — а разве могло быть иначе в самый разгар обычного итальянского лета?! — стремительно превращался в некое подобие вечерних сумерек. А потом на лицо одного из 'всадников' упала первая холодная капля дождя, за ней последовала вторая — и вот уже разверзлись хляби небесные, и стремительные воды нового великого потопа обрушились на грешную землю. Выступление вождя было решительно сорвано, о продолжении митинга не могло быть и речи. Сам Вело-Дуче и его приближенные поспешили укрыться в церкви по соседству. Другие 'всадники' бросились врассыпную, на площади и соседних улицах возникла давка.