Кей 018. Глава 2-3

Глава 3

444 год. Гиппон. Морской порт.

Начало нового дня предзнаменовала поднявшаяся на востоке полоса света. Бледная заря медленно обнажала окружающий высокий холм пейзаж. С правой стороны принялись неторопливо проступать высокие крыши портовых сооружений, а еще чуть дальше, там, где всю ночь в вышине горел огонь, вырисовывались линии самого высокого сооружения в Пунии — гиппонского маяка.

С левой стороны холма, откуда дул теплый ночной ветерок, все отчетливее проявлялись очертания большого города — Гиппона, столицы государства, раскинувшегося на южных берегах Срединного моря. С юга к высокому холму, господствующему над окружающим рельефом, почти вплотную примыкали заросли фиговых деревьев, а еще дальше тянулся лес смоковниц, чтобы в нескольких верстах оборваться вклинившимся в пейзаж желтым языком песков. Не очень удачное место выбрано для порта пунийской столицы? Ответить на этот вопрос можно было бы положительно, если не бросить взгляд к северу от холма. С его вершины прекрасно виднелась широкая и удобно расположенная бухта, глубоко вдающаяся в береговую линию. Ширина и глубина бухты легко позволяла размещаться в ней не одной сотне морских судов — от больших галер до совсем небольших рыбацких баркасов.

Со стороны города к холму вела широкая мощеная дорога, по которой в описываемое время двигалась группа всадников, среди которой выделялись две фигуры, натягивающие поводья коней редкой породы, украшенных богатой сбруей.

Поднявшись на вершину холма, всадники остановились, а сопровождающие их люди рассредоточились вокруг вершины, с которой открывался прекрасный вид на оживший с наступившим рассветом порт. С правой стороны к причалу, возле которого стояли две больших галеры, двигались навьюченные поклажей верблюды и мулы, а спины идущих следом за ними рабов сгибались под тяжестью объемных тюков.

— Управляющий заслужил хорошей взбучки, боюсь, что старик не вынесет тех плетей, что следовало бы обратить на его спину, — бросил один из двух всадников.

— Ты прав, Расмес, я подумаю, как лучше его наказать. К сожалению, достойной ему замены не вижу. Старик не одну собаку съел за те несколько десятилетий, что руководит работами в порту. У других на его месте погрузка затянулась бы еще дольше.

— Но я надеюсь, что сегодня еще до того, как солнце поднимется к зениту, мои галеры смогут отправиться в путь.

— Я тоже на это надеюсь. Конги слишком неуправляемы. И если на одной из трирем дикари взбунтуются, боюсь, что другие их могут поддержать. Предводители не настолько ненавидят друг друга, чтобы не объединиться. Под боком столько богатства.

— Их вожди знают, что пограбить город или хотя бы близлежащие виллы не дадут наемники, которые перекрыли все возможные пути чернокожим дикарям.

— Поскорее бы тебе отплыть, брат. В Ромуле уже должны знать о предстоящем налете.

— Не страшно, во-первых, у них случился прорыв карамов на земли Ромула. А во-вторых, Вилмар думает, что флот готовится к высадке на их берегу. Вчерашнее сообщение, прибывшее с купцами, подтвердило, что ромульский флот курсирует на наиболее уязвимых направлениях для высадки. Мы же хорошо всех обманем, пойдя к островам гриков. Когда ромульцы поймут, что их обыграли, будет поздно. Конги успеют порезвиться на островах. Я же, точнее, — мужчина слегка усмехнулся, — твой сын Гилькаар, попробуем закрепиться на паре островов.

— Расмес...

— Хорошо. На одном острове, лучше на Грите. За Гилькааром прослежу, одного не оставлю. Молод еще племянник. И не все у него получается.

— Ты о потере чистокровки?

— И это тоже.

Собеседник Расмеса вдохнул:

— Молод сын, молод... Хоть не глуп.

— Да, — согласился Расмес, — это у него не отнимешь, столько времени водил за нос старикашку.

— А это что такое? — удивился его брат, глядя на участок западной дороги, примыкающий к району, где обитали аристократы Гиппона.

С той стороны в полумиле от холма на дороге появился десяток телег, которые везли отнюдь не верблюды и не мулы и тем более не ослы, а самые настоящие лошади.

— Это со складов нашей семьи, — засмеялся Расмес. — А ты не знал?

— О чем?

— Твой сын любит путешествовать в хорошей обстановке и питаться соответственно. Там всевозможные разносолы и фрукты. Должны еще быть танцовщицы, как же без них Гилькаару?

— Можно подумать, ты сам против, — хмуро ответил отец правителя.

— Я-то нет, но я и не настаивал. По крайней мере, ограничился бы парочкой наложниц. Да и разносолов столько бы не взял.

— Ну и запретил бы, или хотя бы мне сказал.

— А он еще и гребцов поменял.

— Как это? — вновь удивился отец правителя.

— Темнокожих поменял на белых, в основном с Пустошей. Конги ведь пахнут, а скамьи для гребцов не так далеки от кают. Запахи мешают!

— Значит, еще одна трирема будет сплошь из конгов.

— Не хмурься, брат, проблемы здесь не вижу. Для свободных конгов их сородичи, прикованные к веслам, так и останутся неудачниками-рабами. Тем более конгам обещана знатная добыча у гриков.

— Как же плохо без ошейников подчинения!

— Да, Вилмару повезло, заполучив такой трофей после нашего разгрома.

— Он слишком доверяется своему человеку.

— Ты о Тейгере?

— Да, о нем. Если с Вилмаром что-нибудь случится, то Тейгер окажется единственным, кто имеет доступ к механизму подчинения. Даже у дочерей Вилмара доступа нет.

— У них еще осталось шесть бастардов, каждый из которых может перехватить у Тейгера подчинение. Ведь в их жилах кровь Вилмара. И все живут или в столице, или близ нее. Старикашка Гамилар подчистил бастардов в Пустошах.

— Знаю я это. И понимаю. Всех шестерых ни перебить, ни выкрасть. Даже одного-двух — и то почти нереально. А так как бы хорошо было. Чистокровок в Ромуле не осталось, а у нас появились. Один или два. Остальных под нож.

— Но механизм подчинения все равно остался бы в Ромуле, — напомнил Расмес брату. — А Тейгера выкрасть сложнее, как, впрочем, и убить. Живой же он будет оставаться единственным человеком в Ромуле, имеющим доступ к механизму, ведь вилмаровские бастарды сейчас еще малы. Даже новый правитель, кто бы ни взял власть после Вилмара, не пойдет на конфликт с человеком, держащим в руках сотни, тысячи рабов, лично ему преданных благодаря ошейникам.

— Да, как ни крути, у Пунии с этим проблемы. Надеюсь, хоть твой поход окажется удачным.

— Сам знаешь, что многое зависит от того, уведут ли грики триремы с войсками на помощь Ромулу. А это станет известно лишь через три дня. Да и то, если лазутчик сможет добраться до того каменистого островка. Грики могут перехватить, или, не дай боги, попадется пиратам.

— Рядом с Гритом пиратам появляться опасно. Хотя да, случайность может все испортить.

— Вот потому тебе лучше ограничиться одним центральным островом, Гритом. Даже в том случае, если большая часть войска ушла к Ромулу.

— Мы это уже обсуждали, брат. Вся проблема в конгах. Если гриков окажется много, тогда островитяне вырежут большую часть дикарей, а мои пунийцы приструнят оставшихся, и гриков, и конгов. А вот если сопротивление гриков будет недостаточным, от дикарей можно ожидать что угодно. И хорошо, если они сами друг с другом сцепятся из-за добычи. Нам до сих пор везло, что у конгов не находилось предводителя, который смог бы подчинить своему командованию остальных родовых вождей.

— Везение есть результат расчета нашего отца, а до него и деда. Троих вождей, мало-мальски выделяющихся по лидерским качествам и мозгам, они прикончили до того, как эти выскочки успели объединить племена конгов.

— Ну, сейчас среди вождей, идущих в поход, таких, слава богам, нет.

— А Каманго?

— Он не вождь. Даже не сын вождя, а только племянник.

— Зато их племя выделило больше всех воинов.

— Вот я, точнее, — Расмес усмехнулся, — твой Гилькаар, и пошлет их первыми на штурм. А нет человека — нет проблемы.

Теперь Расмес уже улыбался во всю ширину лица. Даже хмурое лицо его брата изменилось, заметно посветлев.

— Кстати, твой сын до сих пор не появился. Любит понежиться с наложницами.