Сэт Возрождение

Калиниченко Ю. (Проект: Wolfor Koadon) К 00 Сэт. Возрождение.

Автор знака Калиниченко Ю.

љ Калиниченко Ю.

Художник иллюстраций Калиниченко Ю.

(Проект: Wolfor Koadon), 2020

Глава 1.

Слабая кость

Что такое судьба? Ряд событий, которых не избежать, или же дороги, которые мы выбираем по жизни, а в ответ

получаем испытания. А, может, нет никакой судьбы, и люди

выдумывают подобные истории лишь ради своего эго, желая

придать какой-либо смысл своему существованию в этом

мире? Если вдаваться в подробности каждой спасенной при

странных обстоятельствах жизни, то поверишь не только в

судьбу. Но как определить: достоин ли был человек спасения, и, если нет, то почему он все еще жив?

Или же мы все живем в мире без богов, веры и надежды?

Я часто думаю о том, что правит этим миром? Что заставляет

порядочных и бескорыстных людей страдать, терпеть стоящих

у власти непорядочных и алчных? Многим кажется, что такие

мысли преследуют тех, кто обделен жизнью, неблагополучен

и безуспешен. По сути дела, так оно и есть.

Наверное, нет ничего странного в том, что я, юный житель

совсем недавно распавшейся мощной державы, под названием

СССР, познав на себе злободневные тяготы переходного пе-

риода страны с тоталитарным режимом, которую ещё вчера

восхваляли и воспевали, а сегодня безжалостно обличали во

всех смертных грехах, обещая каких-то непонятных перемен, к

стране свободной демократической, был постоянно одолеваем

такими мыслями. Я видел вокруг озлобленных, постоянно о

чём-то спорящих людей, пустые полки магазинов, постоянно

слышал о том, что задерживают и не выплачивают зарплаты

и пенсии, закрывают предприятия, чувствовал во взглядах

окружающих какой-то страх, витающую повсюду непонятную

нервозность перед неопределённостью, шаткой реальностью.

Я сидел на крыше высотки, на окраине города, и смотрел

на закат. Сегодня он был необычайно красив. По лазурному

небу, с полосами розовых лент, неторопливо тянулись ряды

белых туч, освещенных солнцем. Как походили они на белые

горы, воспарившие над землей и уходящие за линию горизон-

та вслед за теплом. Я любил это место. Оно всегда придавало

мне сил, чтобы ни случилось, я расставался с плохим настро-

ением в этом месте. Просто сидел и смотрел на закат, и мне

становилось лучше всегда, но, увы, не сегодня.

Рядом валялись сумка, набитая учебниками для одиннад-

цатого класса, потертая куртка, пакет с вещами. Свесив ноги

вниз, опустив голову, с красными от слез глазами, я не мог

сдерживать новые приливы отчаяния и острую пронизыва-

ющую душу боль. Ни, поистине, прелестная картина пред-

вечернего небосклона, ни свежий ласковый ветерок, нежной

волной пробегающий по коже, не могли вывести меня из этого, истязающего всё моё существо состояния, слёзы продолжали

литься сами собой — я их не сдерживал...

"Чёрная полоса" непрерывно начала свой бег по полот-

ну моей судьбы одиннадцать лет назад, когда мои родители

попали в автокатастрофу на федеральной трассе в районе

Москвы. Видимо, близким родственникам я был не нужен, раз я попал в детский дом на следующий же день после этого

прискорбного события — мне даже не дали увидеть похороны

родителей. В новом "пристанище" я провел не больше недели, семья из родного города на севере страны забрала меня к себе.

Хотя я и был маленьким, но понимал, что мои новые опекуны

люди нехорошие, а я нужен им был для чего-то. Когда мы

приехали с этой "новоиспеченной" семьей в город, который

я должен был называть домом, то я сразу же почувствовал, что моей жизнью распоряжаются независимо от меня и моих

желаний. Поселили меня в общежитии на окраине, в самом

неблагоприятном во всех смыслах районе. Условия, которые

мне предоставили, были весьма ужасающими: одна комната, обклеенная выгоревшими обоями, старым окном, зашторен-

ным занавеской непонятного цвета, прогнившей кроватью

и огромным, но пустым, отчего он казался ещё огромнее, старым комодом для вещей. Раз в неделю ко мне приезжали, давали немного денег и еды, правда, всего этого едва хватало

дня на три. В соседней комнате, одному старому пьянице

раз в неделю мои опекуны давали бутылку водки — взамен, тот был обязан присматривать за мной. В его обязанности

не входило быть нянькой: он просто следил за тем, чтобы

меня никто не убил в общежитии. Район моего проживания

пользовался весьма дурной славой: здесь находилась колония

строгого режима, из которой по амнистии, в связи с законами

новой страны, вышло огромное количество заключенных, но так как государство заботилось обо всех людях, комнаты

трущоб пятиэтажных зданий были отданы бывшим зэкам. И

в то время, когда по десять человек теснилось в маленькой

комнатке, я жил в точно такой же только один, а это представ-

ляло угрозу со стороны остальных, отнюдь недружелюбных

соседей. Но меня все равно никто не трогал, отчим был

оперуполномоченным капитаном милиции, и все понимали: какая душегубка начнётся, если меня кто-нибудь тронет. Но не

всех детей в школе это волновало, более того некоторых даже

подзадоривало: "сынок мента" или "принц из мусора", "бла-

женный" — прозвищ у меня было предостаточно. Это было не

просто детской жестокостью, а жестокостью наследственной, ведь в моей школе учились исключительно дети наркоманов

и убийц, воров и прочих диссидентов. Были и исключения.

Дети из простых законопослушных семей, которые поспешно

покидали коррумпированный и духовно загнивающий город.

Со временем, одноклассников, которые приходили в школу

исключительно ради знаний, можно было посчитать по паль-

цам. Им порой тоже доставалось, но не так как мне. Иногда, чтобы заслужить уважение "местной братвы", они начинали

заниматься тем же, чем и все. А детские развлечения были

поделены на два типа: нюхать газ на заброшенной стройке с

беспризорниками или лезть по водостокам в чужие квартиры

через форточки. Можно было "доить" лохов, как выражались

старшие. Подрезать сумки по вечерам у женщин, которые шли

с долл. А после собираться всем вместе и делить общак. Я

сторонился таких развлечений, поэтому сразу же стал изгоем

и предметом для издевательств.

Помню, когда мне было четырнадцать лет, я пришел

в школу, как всегда на час раньше, школа устраивала меня

больше дома, полного скандалистов и воров. За семь лет учебы

я привык к негативному отношению, преподносимому ежеднев-

но моими сверстниками, но я и не пытался идти с ними на

малейший контакт, потому что единственным способом быть

среди них неприкасаемым, не стать таким же, как и они, было

держаться от всех подальше. Я давал отпор одному, может

двум, но потом налетала толпа и била за тех, кого бил я. И я

был готов терпеть избиения и унижения, я боялся стать одним

из тех, кто не ведает добра, кто по природе своей стал хуже

зверей. Но в этот день, они сломали меня, у них получилось

сделать это. В классе моем было чуть больше двадцати чело-

век, парни были хулиганами, и жизнь их — это понятия зэков, а девушки были просто без ума от таких парней, в общем

типичные продолжатели рода дегенератов. Но я был не един-

ственным исключением в классе, была одна девица — Алина, умная и добрая, и необычайно красивая, к ее несчастью. Она

была из бедной семьи, поэтому попала в столь убогое место.

Но, несмотря на атмосферу жизни в бандитском районе го-

рода, она оставалась собой, не менялась и не подстраивалась

ни под кого. Она мне очень нравилась, светлые, как утренние

лучи солнца, глаза желтого оттенка, русые волосы по пояс, длинные пальцы, которые она всегда прятала под рукавами

свитера. Она единственная, кто ко мне относилась с добротой.

И это видели те, кто презирал меня, те, кому она не отдавала

своей симпатии.

После уроков я возвращался домой, но перед этим всегда

заходил на свою вышку, хоть день был хорош, и плохих эмоций

не было, я все равно направился в свой повседневный храм.

По дороге я услышал смех парней и громкий крик девушки

со стороны заброшенного завода. Долго не думая, я побежал

вовнутрь, где от увиденного, меня пробрало до костей. Все

парни из моего класса стояли вокруг Алины, которая лежала

голая, вся в крови и ссадинах. Переступив через нее, вышел

главный в их компании — "Варан", так называли его. Он был

старше меня на два года, и уже имел приводы в милицию за

жестокие избиения, одно из которых было вручено мне.

— "Что вы твари наделали!!!" — закричал я, подбегая к

лежащей на земле девушке.

— "Заткнись!" — резким ударом под дых остановил меня

один из прихвостней Варана.

В этот момент я не сдержался, не смог контролировать

себя. Сжатая в кулак рука, как нечто неуправляемое, вошло

в лицо обидчика раз, два раза, три, четыре, пять... все было

быстро, когда компания поняла, что их товарищ не справля-

ется, они ринулись все вместе, как стая шакалов на волка, который забрел не туда. Первый удар по голове пришелся не

сильным, я продолжал стоять на ногах и отбиваться от них

со всех сторон. Когда я был окружен, они уже не напрягались

особо, а развлекались: удар в спину, еще один по ребрам, еще два по ногам, в голову, и заключительный в переносицу

с колена пришел от Варана. Я упал и не мог встать, остатки

сил тратил на то, чтобы не отключиться.

— "Идите, я потолкую с нашим принцем, — в это время

обидчики собрались и ушли и остался со мной их авторитет. —

Ну что падла, нравится?".

— "Будь ты проклят, гнида, будь ты проклят, — выдавал я

из себя, захлёбываясь, и кашлял собственной кровью. — Зачем

ты это сделал, сволочь. Зачем?".

— "Она не приняла простой закон "с волками жить — по-

волчьи выть", это тебе будет уроком, уродец. Ты либо с нами, либо под нами. И если тебе интересно, эта сучка просила

тебя не трогать, видимо любит, прям Джульетта, хотя теперь

простая шалава, потасканная по кругу".

— "Сволочь, ты мог это со мной решить, ты мог ее не

трогать, ты поганый трусливый уро..." — договорить мне не

дал, удар ногой по ребрам.

— "Живешь с волками, по-волчьи вой, запомни это.— По-

сле этих слов Варан направился к Алине, которая пришла

в сознание. Подняв ее за волосы и поставив на колени, так, чтобы мы видели друг друга, он наклонился к ней и сказал

на ухо — живешь с волками, по-волчьи вой".

— "Нет!" — сказала она уверенным голосом, который меня

заставил набраться сил.

— "Не теряй себя, не становись таким, как они, ты сильнее

их всех". — После этих слов, Варан свернул ей шею.

И в этот момент, все словно приостановилось, я почув-

ствовал, как из молодой девушки уходит жизнь, как тускнеют

ее глаза. Во мне словно зажгли огонь, который изнутри ис-

пепелял меня. Я подорвался и помчался навстречу убийце.

Снеся его с ног и придавив его своей массой, одним сильным

ударом я вырубил его. После чего встал и подошел к осты-

вающему телу. Упал на колени и заплакал, повторяя десятки

раз — "прости".

После этого Варана посадили, а меня стали избивать все

чаще. Но не убивали, видимо хотели моих мучений. Но я стра-

дал не из-за этого, а из-за девушки, которую не смог спасти, в которую был влюблен, и той единственной, кто относился

ко мне с добром. Но я продолжал жить.

Когда мне исполнилось семнадцать, я уже заканчивал

школу, и на последнее полугодие, Министерство здравоох-

ранения проводило обязательные комиссии для учащихся-

выпускников. До окончания оставалось полгода, когда меня

вызвали в больницу на точную компьютерную томограмму

головы. Два дня анализов и беготни по врачебным кабинетам, я попал в кабинет невролога, который меня подготавливает

к тому, что раз и навсегда изменит мою жизнь, но если бы в

лучшую сторону. Диагноз — рак мозга, состояние близко к

критическому. Напоследок он сказал, что осталось три ме-

сяца, и не более.

И вот сейчас я сижу на самой высокой крыше в районе, и если я прыгну вниз, никто не станет унывать по мне, более

того, некоторые обрадуются. И я не вижу смысла доживать эти

три месяца. Ведь я всю жизнь ждал, что придет время, и я уеду, уйду, если понадобиться, что буду жить по-другому. Но где

справедливость? Меня всю жизнь ломали изнутри, калечили

мою душу, превращали в монстра, и я не поддался, не стал

злой тварью, пусть был слаб, но выбрал светлую сторону в

себе, и ради чего? Ради того чтобы мне осталось три месяца

на мучения? А они, те кто измывался надо мной, будут жить, будут радоваться своей никчёмной жизни, продолжая убивать, грабить и насиловать. Это и есть замысел божий, это и есть

судьба? Вот этот мир создал бог?

— "Да будь ты проклят, и пусть горят твои небеса ог-

нем!!! — не выдержав закричал я, срывая крест с груди и

закидывая его далеко вдаль. — Я ни одну тварь больше не по-

жалею, что по образу и подобию твоему сотворены, и каждый

получит то, что заслужил".

Я не видел смысла возвращаться в школу и доучиваться

пять месяцев, учитывая, что осталось жить всего три. И в го-

роде этом оставаться мне не нужно было. А если я уйду никто

вслед и не кинется, тем более опекуны, которые не появлялись

у меня с того времени, как я начал работать, и сам себе зара-

батывать на хлеб. В первый же день я собрал вещи и вышел

в сторону школы, там был небольшой тайник в кладовке, где

я хранил деньги, единственное место куда никто не заглянул

бы. По дороге я наткнулся на одноклассников.

— "Что, наша принцесса решила сегодня прогулять? —

Ехидным голосом пробормотал жирного телосложения под-

росток. — Че молчишь, падла, может ты опять хочешь кровью

умыться, да зубы выплевывать?".

— "Не трогай меня!".

— "Это почему? Потому что ты скоро зажмуришься?

Мы уже слышали, и порадовались. Но если ты скоро в де-

ревянный бушлат залезешь, то чего переживаешь насчет

зубов? Ты же скоро сдохнешь, тебе все равно должно быть, ты ведь этот, как его... "Смертник" — видно было он играл

на публику, и был доволен собой, раздувая свое эго перед

малолетней братвой.

— "А ты прав, — сказал холодным равнодушным голосом, глядя ему прямо в глаза, доставая из внутреннего кармана

охотничий нож, купленный на днях у алкаша с нижнего эта-

жа. — Мне уже нечего терять, я ведь скоро сдохну. Я смертник".

— "Оу, ты убери-ка перо, базарь по-мужски, — попятив-

шись назад, выдал дрожащий голос толстяка. — Или ты в себя

поверил, фраер?".

— "Я ведь бил тебя в детстве, как и твоего друга. Но тогда