Только мы

Иар Эльтеррус

Только мы

Что, грешите, чертовы дети?!

Значит, срок настал за все отвечать.

Мартиэль

От автора

На эту тему писали многие. Самые заметные, по моему мнению, вещи — это "Кукушки Мидвича" Джона Уиндема, "Конец детства" Артура Кларка и "Гадкие лебеди" Аркадия и Бориса Стругацких. Но у каждого автора свое видение. Я не составляю исключения из этого правила. Тем более, что у меня достигшие сверхчеловеческого состояния дети — всего лишь фон для повествования об Исходе. Эта книга не давала мне покоя восемь лет, небольшие ее куски в виде нескольких предложений записывались и откладывались, но всерьез браться за нее я не рисковал. Эти куски были разбросаны по моему архиву то там, то тут, нелегко было их все отыскать, когда пришло время. Почему я только сейчас взялся за эту вещь? У меня нет ответа — так вышло.

Книга вышла жесткой, кто-то, возможно, скажет, что даже жестокой. Но от меня тут мало что зависело — так написалось, так ощущалось. Так было правильно.

Все совпадения с реально существующими людьми или событиями случайны, роман с начала и до конца является плодом авторской фантазии.

Глава 1

...Но снова — в поиск. На руинах прошлых жизней,

Есть дети незабытых еще спектров.

Влад Вегашин

Николай Иванович запахнул пальто и поежился. Холодно, ветер пронизывающий, хотя мороза пока еще нет. На душе тревожно и неуютно. Казалось, все привычное рушится, а на его месте возникает нечто непонятное, нечто абсолютно чуждое, вызывающее какой-то подспудный страх, зовущее туда, где человеку вовсе не место, даже если он не совсем человек. Прокурор тяжело вздохнул, переложил из правой в левую руку свой старый потертый портфель и не спеша двинулся по Тверской в сторону Глинищевского переулка.

Интересно, кому и по какой причине он понадобился в Генеральной прокуратуре? Позвонили: завтра срочно прибыть, отговорки не помогли, пришлось переться в Москву, будь она неладна. Николай Иванович никогда не любил этот суетный город — все куда-то бегут, несутся, не помня себя. После пары часов пребывания в Москве у него начинала болеть голова, поэтому он посещал столицу крайне редко, и только если не было иного выхода. Сейчас был как раз такой случай. У начальства ведь семь пятниц на неделе. Вызвали зачем-то и слова не сказали о причине. Хоть бы только никаких неприятностей не возникло. Старого приятеля, Сашку Холмогорова, вот так вызвали и уволили. Очень хотелось надеяться, что с самим Николаем Ивановичем такого не случится, ведь уволенному прокурору найти новую работу почти невозможно, а переквалифицироваться в адвокаты он желания не имел — терпеть не мог эту гнилую братию.

Два квартала от метро "Тверская" до Глинищевского переулка он миновал быстро, затем свернул, бросил взгляд на номер дома и пошел дальше. Через пять минут Николай Иванович открыл дверь генеральной прокуратуры и вошел. Внутри сообщил охраннику, что по вызову Татищева. Тот куда-то позвонил, выслушал ответ, проверил у посетителя документы и пробурчал, что того ждут на втором этаже, в двадцать шестом кабинете.

Найдя нужную дверь, прокурор осторожно постучал, все еще продолжая гадать, на кой черт его сюда вызвали.

— Войдите!

Николай Иванович отворил дверь и вошел. Его встретил внимательный, оценивающий взгляд пожилого лысого и грузного мужчины в темно-сером костюме в мелкую клетку.

— Николай Иванович? Солнцев? — поинтересовался хозяин кабинета.

— Да.

— Садитесь. Хотите чаю?

— Благодарю, нет. Я позавтракал.

— А я попью, — улыбнулся хозяин кабинета, но улыбнулся только губами, глаза так и остались настороженными и какими-то колючими. — Кстати, не представился. Татищев, Михаил Петрович. Старший советник юстиции.

— Очень приятно, — наклонил голову Николай Иванович, садясь. — Прошу объяснить мне, к чему такая срочность? У меня несколько незавершенных дел, а тут звонят: срочно езжайте в Москву, вас ждут. Я уже чего только не передумал...

— Ничего страшного, Николай Иванович, — заверил Татищев. — Просто мы хотим поручить вам кое-что. Все остальные ваши дела придется передать другим.

— Но как же... — растерялся петербуржец. — А кто закончит расследование в шестой школе?

— Ваши коллеги и закончат. А вас мы попросим заняться довольно-таки необычным, скажу больше, загадочным делом.

— Каким?

— Сейчас расскажу. — Во взгляде Татищева появилась жесткость. — Учтите, сперва вам придется дать подписку о неразглашении.

— Даже так? — искренне удивился Николай Иванович. — Хорошо. Это не проблема.

Хозяин кабинета подвинул в его сторону лист бумаги с текстом, напечатанным мелким шрифтом. Прокурор внимательно прочитал и мысленно покачал головой — подписка была нестандартной, куда более жесткой, и требовала скрывать подробности расследования даже от собственного начальства. Затем подписал, не совсем понимая, для чего это делает и почему соглашается.

— Очень хорошо, — кивнул Татищев, пряча подписку в ящик стола. — Теперь мы можем поговорить более предметно. Откровенно говоря, это расследование инициировано не нами, а американцами, израильтянами и новозеландцами. Мы были не в курсе данной ситуации, пока нас не ткнули в нее носом. Долго искали, кто способен в этом разобраться, затем выбрали вас.

— Можно по порядку? — попросил заинтригованный Николай Иванович. — А то я что-то недопонимаю.

— Можно. Три месяца назад генеральная прокуратура получила обращение прокуратуры американского города Далласа с просьбой расследовать происходящее в школе номер двадцать семь города Санкт-Петербурга. Причем, что под этим подразумевалось, тогда было неясно — американцы слова лишнего не сказали. По прошествии недели аналогичные просьбы мы получили также от полицейских управлений Иерусалима и Веллингтона, то есть Израиля и Новой Зеландии. Игнорировать их мы не имели права, лично президент вмешался, поэтому отправили в школу номер двадцать семь опытного юриста. Ничего необычного он там не обнаружил — школа как школа, дети как дети. Второй инспектор тоже ничего не нашел. Однако поведение инспекторов после посещения школы несколько отличалось от обычного, поэтому их заставили пройти тщательное медицинское обследование. Вывод психологов оказался довольно-таки странен — инспектора очень смутно помнят происходившее в школе, словно кто-то избирательно стер им несколько участков памяти, что сразу дало нам понять — обеспокоенность зарубежных коллег не беспочвенна. В этой школе действительно происходит что-то очень странное. Причем, то же самое творится в нескольких школах Далласа, Иерусалима и Веллингтона.

— Очень интересно... — протянул прокурор. — Но выяснить, что именно происходит, так и не смогли?

— К сожалению, нет, — развел руками Татищев. — Есть только информация о неких странных детях. Все проверяющие в один голос почему-то называли их "ясноглазыми". Почему — не имею понятия.

— Постараюсь выяснить. Если, конечно, со мной не случится то же, что и с остальными.

— Надеюсь, что нет. Риск, конечно, есть, но небольшой — вред здоровью инспекторов не нанесен, они всего лишь плохо помнят кое-какие события. Беретесь?

— Берусь! — решительно заявил Николай Иванович, сам не понимая причин своей заинтересованности.

А его действительно заинтересовало рассказанное Татищевым. Особенно удивило отношение американцев и израильтян — почему они настолько обеспокоены? Что за "ясноглазые" дети? Кто и как стер память инспекторам? Он подсознательно ощущал, что за всем этим стоит что-то очень большое, и считал себя обязанным выяснить, что именно. Что-то во всей этой ситуации было сильно не то, не так, неправильно. И еще один вопрос тревожил Николая Ивановича: почему для подобного расследования выбрали его, ведь он никогда звезд с неба не хватал, обычный работник прокуратуры, тем более, работающий в относительно небольшом и ничего не решающем отделе по надзору за исполнением законов о несовершеннолетних. Да, это дело касается детей, но неужто в Москве не нашлось специалиста? Зачем понадобилось вызывать питерского прокурора?

— Очень хорошо, — наклонил голову Татищев. — Раз вы согласны, то это предназначено для вас.

Он открыл ящик стола и выложил на стол иностранный паспорт и кредитную карту Visa Gold.

— Для меня? — удивился Николай Иванович. — Объясните.

— Это ваш новый иностранный паспорт, — равнодушно сообщил советник юстиции.

— Но у меня уже есть... — растерялся прокурор.

— Это дипломатический паспорт с въездными визами США, Израиля, Евросоюза, Саудовской Аравии и Новой Зеландии. Вам придется постоянно курсировать между этими странами, инициатор расследования, мистер Джереми Халед, хочет видеть вас в Далласе не позже, чем через неделю. Туда же и в то же время прибудут представители Израиля и Новой Зеландии для координации действий. Насколько мне известно, вы свободно владеете английским, поэтому затруднений в общении быть не должно.

— Э-э-э... — растерянно протянул никак не ожидавший такого Николай Иванович. — А на какие, простите, шиши мне ехать в Америку?..

— На карточке шестьсот тысяч долларов, — как-то странно усмехнулся Татищев. — Из них отчет с вас потребуют только за половину суммы, остальные средства на непредвиденные расходы, за них можете не отчитываться. Но, думаю, вы сами понимаете, что бросать деньги на ветер не стоит — это обязательно станет известно. Учтите, что кроме вас воспользоваться этой карточкой не сможет никто, она срабатывает только после того, как вы возьмете ее в руки — настроена на ваши отпечатки пальцев.

Николай Иванович молча хватал ртом воздух, не понимая, что вообще происходит. Если предыдущее еще было возможно, то это невозможно в принципе! Шестьсот тысяч долларов?! И за половину суммы не нужно отчитываться?! Так просто не бывает! Если только расследование не затрагивает интересы очень влиятельных и богатых людей. Похоже, он сдуру ввязался в какую-то очень грязную игру. И пути назад нет, он уже слишком много знает.

— Вы не договариваете, — взял себя в руки прокурор. — Прошу, если уж я занялся этим расследованием, говорить откровенно. Я ведь не идиот и понимаю, что такие деньги и на таких условиях на расследование не выделяются.

— Это не наши деньги, — едва заметно скривился Татищев. — Американские. И ваше участие в расследовании — тоже инициатива американцев. Мы бы предпочли видеть на этом месте более опытного человека, но это не от нас зависит.

— Вот даже как?.. — растерялся Николай Иванович. — Но откуда американцы могут меня знать? Я никогда с ними не работал!

— Понятия не имею, — пожал плечами советник юстиции. — Да, вот еще кое-что. — Он выложил на стол очень тонкий мобильник-раскладушку. — Это аппарат спецсвязи. В память заложены номера всех необходимых правительственных структур, вплоть до приемной президента. В случае необходимости вас свяжут с ним или с премьером в течение пятнадцати минут в любое время дня и ночи.

Прокурор помотал головой — ситуация вышла на грань безумия. Такого не могло быть потому, что не могло быть никогда. Однако было. И это заставляло нервно ёжиться.

— Также вы имеете право вызвать силовую поддержку. Соответствующие приказания спецотряду "Коршун" отданы. Если потребуется, у них есть разрешение без предупреждения стрелять на поражение. Естественно, если вы распорядитесь, при этом ответственность будет лежать на вас. Для повышения мобильности вам, помимо прочего, выделена "Нива" с водителем. Выглядящая как обычная, хотя на самом деле это бронированная спецмашина. Но вызывайте ее лишь в самом крайнем случае и в ночное время, так как это может привлечь к вам лишнее внимание, что нежелательно. В списке контактов есть телефон водителя.

Происходящее нравилось Николаю Ивановичу с каждым мгновением все меньше. Да что, черт возьми, здесь творится?! Это же какой то театр абсурда! Во что он ввязался?! Явно во что-то очень и очень странное. Особенно настораживало внимание к его персоне американцев. Кто такой Джереми Халед? Откуда он вообще знает о существовании некоего Николая Ивановича Солнцева? У всего этого должна быть причина, и очень уважительная. И ведь не откажешься. После всего, сказанного Татищевым, уже не откажешься. Это ясно, как божий день.

— И последнее, — продолжил хозяин кабинета, выложив на стол пистолет в кобуре для скрытого ношения. — Прошу всегда носить с собой оружие. Вот эта карточка — разрешение. Международное, действительное во всех странах, где вам придется бывать.

Николай Иванович снова едва удержался, чтобы не помотать головой. Он о подобных разрешениях и не слышал.

— Что, и в самолет с собой можно брать? — недоверчиво спросил он, помня о введенных недавно драконовских мерах по безопасности полетов.

— Можно, — подтвердил Татищев. — Вы вообще не будете подвергаться досмотру в аэропортах. У вас дипломатический паспорт, причем особого рода.

Прокурор взял пистолет и покрутил его в руках. Кажется, "Глок", но какой-то необычный. Надо будет проконсультироваться кое с кем, что это за модель и каковы ее особенности.

— Когда вы возвращаетесь в Петербург?

— Завтра в десять утра, на "Сапсане".

— Поменяйте билет на шестичасовой поезд, чтобы сразу по приезду заняться делом, — посоветовал Татищев. — Да, вы можете привлекать к расследованию любых нужных вам специалистов. Только прошу сообщать каждому не более необходимого для работы минимума. Общую картину должны знать только вы. Привлекать человека можно лишь после того, как его проверит спецотдел ФСБ. В вашем телефоне есть номер полковника Флоринцева. Сообщите ему о выбранной кандидатуре, в течение нескольких часов вам дадут отчет по ней.

— Насколько я понимаю, — прищурился Николай Иванович, — все разговоры по этому телефону пишутся?

— А вы как думали, — насмешливо усмехнулся хозяин кабинета. — Конечно. Прошу также никому не давать его, он опять же настроен на ваши отпечатки пальцев. В чужих руках просто не будет работать, а если его попробуют взломать — самоуничтожится. Телефон спутниковый, звонить и принимать звонки можно из любой точки мира. Перехватить и расшифровать сигнал практически невозможно.