|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава десятая. Юнкер Нечволодов
Летом 1919 года центр вооружённой борьбы двух сил — большевиков и так называемого Белого движения — переместился на Южный фронт. Повсеместные крестьянско-казацкие восстания дезорганизовали тыл Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Особенно большой размах имело восстание атамана Григорьева и Вёшенское восстание на Дону. На их подавление были брошены крупные силы красных. Но солдаты-красноармейцы неохотно воевали с повстанцами, которые в основном были крестьянами и казаками. Красная Армия терпела поражение за поражением и откатывалась все дальше на север. Все белогвардейские войска на юге были объединены в Вооружённые Силы Юга России под командованием Деникина, в состав которых вошли: Добровольческая, Донская, Кавказская армии, Туркестанская армия и Черноморский флот. В создавшихся благоприятных условиях Добровольческая армия разгромила противостоявшие ей силы большевиков и вышла на оперативный простор.
...Стрелковые части деникинской армии были разбросаны по всему Екатеринославу. После дерзкого наскока кавалерии генерала Шкуро, которые вышли в тыл 7-й Сводной дивизии РККА, оборонявшей город с востока, красные держались два дня, но были разбиты под Новомосковском, и части Добровольческой армии ворвались в Екатеринослав с двух сторон. Вернее, ворвалась только кавалерия. А вся Добровольческая армия входила в город медленно и насторожено.
Вначале прошли передовые части пехоты, затем по камням мостовой загрохотала колёсами своих трёхдюймовок артиллерия. Стройными рядами шли кавалерийские полки. Сотни генерала Шкуро, обеспечившие взятие города, теперь устроили себе что-то вроде парада победителей, щеголяя черными черкесками и белыми папахами. Эти щеголи не снимали свои папахи даже несмотря на жару. Хотя красоваться было не перед кем — жители Екатеринослава на улицах почти не появлялись. Город ещё не отошёл от боёв, которые шли целых три дня, ещё кое-где на окраинах дымили халупы, пострадавшие от артиллерийского обстрела. Тем более, то там, то сям валялись тела погибших при взятии города — и белых, и красных.
Штаб генерала Деникина расположился в районе железнодорожного вокзала. Там стоял бронепоезд, к которому было прицеплено несколько пассажирских вагонов класса "люкс", в которых Антон Иванович временно расположился с командирами некоторых частей. Сам генерал был равнодушен к комфорту, но положение командующего теперь уже не армией, а Вооружёнными силами Юга России обязывало. И пока Деникин осматривал окрестности, подбирая подходящее здание под свой временный штаб, его порученцы понеслись на ближайший рынок закупить всё для торжественного обеда. Как ни странно, на рынок уже выползли местные торговки — как говорится, война войной, а обед — по распорядку.
В то же время на окраинах Екатеринослава ещё постреливали. Поэтому эскадроны и сотни, войдя в город, не останавливаясь, пронеслись дальше, выискивая красноармейцев, не успевших отойти. Артиллеристы уже устанавливали орудия на набережной и ждали целеуказаний. Но корабли Днепровской флотилии еле виднелись вдали и достать их не было никакой возможности.
Тем временем в центре Екатеринослава у городской управы наблюдалось некое оживление. Рядом с крыльцом управы стояли белогвардейские офицеры. Все они были одеты, как на парад — как будто не вышли из многочасового боя, а собрались на увеселительное мероприятие. Вот только форма на них была совершенно разная. И хотя погоны и трёхцветные шевроны указывали на принадлежность офицеров к Добровольческой армии, но на первый взгляд, этих армий было несколько. Для офицерского полка генерала Корнилова была установлена особая форма чёрного цвета и чёрно-красная фуражка, казаки генерала Шкуро и части Донской армии, состоявшей в основном из казаков, имели свою форму, а офицеры марковских частей чаще всего носили черную гимнастерку с белым кантом на грудном разрезе, обшлагах рукавов и иногда на нагрудных клапанах карманов. Но, в отличие от чёрной формы корниловского полка "марковцы" носили чёрно-белые фуражки — белая тулья и чёрный околыш. То есть, в Добровольческой армии в начале 1919 года ещё не было какой-то единообразной формы одежды. Что как раз и наглядно демонстрировала группа офицеров, собравшаяся на Екатерининском проспекте у здания городской управы.
Двое были в обыкновенных защитного цвета френчах, однако с корниловскими черными погонами и белым кантом. И ещё — с чёрной нарукавной эмблемой ударного корниловского полка — череп с двумя скрещёнными мечами. Фуражки у них были с красной тульей и чёрными околышами. Один офицер носил форму Офицерского полка генерала Маркова — черную гимнастерку с белым кантом по нижнему шву воротника, черные бриджи с таким же кантом. Погоны были тоже чёрного цвета с белыми просветами. Фуражка этого офицера была с белой тульей, отороченной черным кантом, и черным бархатным околышем. Еще двое офицеров были одеты в форму 2-го офицерского полка, названного именем генерала Дроздовского — фуражку с красной тульей и белой выпушкой, белым околышем с двумя черными выпушками, малиновые погоны с белой и черной выпушками, черными просветами и желтой литерой "Д". Эту форму придумал, ещё будучи полковником, легендарный Михаил Дроздовский, хотя сам ходил в одном и том же поношенном френче, с потёртой Георгиевской лентой в петлице. И ещё один офицер был в белой гимнастерке и синих бриджах. Так же на нём была надета офицерская фуражка с белой тульей и голубым околышем. Погоны с знаками различия штабс-капитана тоже были голубого цвета. Судя по форме, он был 'алексеевцем'.
Но всех их перещеголял высокий генерал-майор в белой черкеске, красных галифе и черной кубанке. На груди у него красовался орден Святого Георгия, а в петлице алел орден Святого Владимира с мечами. Генерал заразительно смеялся и в этот момент напоминал мальчишку, который нарядился в форму своего отца.
— Господин генерал, а ведь Антон Иванович взгреет генерала Шкуро. Он ведь без приказа взял Екатеринослав, — сквозь смех говорил один из офицеров, сняв свою малиновую фуражку и картинно отведя в сторону руку с сигаретой.
— Полно вам, штабс-капитан, победителей не судят. Если бы не Андрей Григорьевич, мы бы тут положили несколько сотен только на подступах. А тут — раз — и карты на стол, товарищи! — тут же ответил генерал.
— Да уж, Яша, тут ты прав. Если бы не прорвались к Верхнеднепровску, то нас бы покрошили матросики из своих орудий. И мосты удачно взяли, красные опомнится не успели, — поддержал генерала другой офицер в корниловской форме. — Но для чего мы тут все собрались, ваше высокопревосходительство?
Генерал-майор Слащёв, несколько дней назад выбивший из Крыма части Красной армии под командованием Дыбенко, прибыв в Екатеринослав, успел поучаствовать в боях за город. Но был контужен. К тому же он не залечил, как следует, полученное ранее тяжёлое ранение, поэтому, пока трое суток шли бои, он отлёживался в пригороде. Хотя "отлёживался" — это не про Слащёва. В его голове всегда кипели новые идеи. И, похоже, одну из них он намеревался реализовать прямо сейчас.
— Ты, братец, свой мундир привёл в порядок? Привёл. Вот господа тоже при полном параде. Спасибо, что выполнили мою просьбу. Просто Антон Иванович поддержал мою идею о создании единообразной формы именных полков, теперь все офицерские полки будут шить себе форму единого строя. У марковцев своя, у дроздовцев — своя, у корниловцев — тоже соответственно. Надо, чтобы наши части не только красиво брали города и били эту красную сволочь, но и красиво в эти города входили. Не так как эти голодранцы, в лаптях и онучах. Хватит! Эпоха ледяных походов прошла. Мы, братцы, скоро в Москву входить будем. Надо соответствовать!
В это время к управе подскакал всадник в черной черкеске и белой папахе. Заметив его издалека, полковник заметил:
— Вот, кстати, ещё один образчик эстетики — казачков генерала Шкуро видно сразу.
— Как говорят местные хохлы, видно пана по халяве, — ответил тут же другой офицер в черном френче. — Вы, господин Слащёв, сами эстет ещё тот.
Но генерал не успел ответить, так как всадник осадил коня и, не слезая, отдал честь.
— Вашвысокобродь, разрешите доложить. Там наши казачки пыймали каких-то офицеров, ехали на махновской тачанке, при них пулемёт. Гутарять, шо с плена сбёгли.
— Ну и что, милейший, стоило меня по таким пустякам беспокоить? Отвели бы в комендатуру... чёрт, нет же ещё комендатуры... ну, отвели бы их в расположение любого полка, там пускай с ними контрразведка разбирается.
— Так это, вашвысокобродь, там один юнкер упирается, грит — мне надоть полковника Слащёва срочно, я, мол, его личность знаю.
— Кто таков? Что за юнкер?
— Грит, хвамилиё моё Неча... Нечаволодин...
Полковник внезапно побледнел.
— Нечволодов? Где они?
— Так это, вашвысокобродь, они ж недалёко от железки, аккурат перед станцией их хлопцы придержали.
— Так, братец, дай-ка мне своего коня. Как твоя фамилия?
— Нечипоренко, вашвысокобродь, я из первой сотни его высокоблагородия генерала Шкуро.
— Будь здесь, казак, я пришлю тебе твоего коня с вестовым.
Нечипоренко спешился, Слащёв птицей взлетел на коня и понёсся с места в карьер.
Офицеры переглянулись.
— Мда, господа, Яшу я давно таким не видел... — задумчиво сказал офицер в форме Дроздовского полка. — Видимо, это что-то серьёзное...
...Тачанка, на которой Сергей вместе с белогвардейскими офицерами вырвался из махновского плена, чуть было не стала причиной их гибели. Подъезжая к Екатеринославу, они услышали канонаду и шум перестрелки.
— Деникин город вот-вот возьмёт, надо переждать — а то нарвёмся либо на своих, либо на отступающих красных, — высказал своё мнение ротмистр Ростовцев.
— Согласен с вами, ротмистр. Разумно переждать где-то на окраине. У нас, если случится стычка, патронов кот наплакал — всего одна пулемётная лента, та одна обойма в винтовке. Револьверы я в расчет не беру, — ответил подполковник.
Тут подал голос Александр.
— Господа, а, может, кого-то послать на разведку? Я могу на коне быстро...
— Вы, юноша, пока что при нас останетесь. К вам еще будут вопросы. Несмотря на то, что вы тут нам рассказали, и несмотря на вашу громкую фамилию, ваши планы и, тем более, то, что вы говорили о своём брате — всё это нуждается в осмыслении. И тщательной проверке, — сказал подполковник Молчанов, внимательно посмотрев Саше в глаза.
— Проверять можно сколько угодно. Но где логика? Если бы я захотел уйти к красным, я бы пошёл вместе с братом. А если я с вами, то мои цели ясны. И то, что мой брат ушёл с красными — это только плюс. Я ведь вам обрисовал ситуацию с Махно. Оставлять в тылу у себя такого опасного противника — это подписать себе приговор. Ни о каком наступлении на Москву тогда и речи быть не может. Тем более вы, господин подполковник, с махновцами уже встречались, воевали, вам ли не знать, как они дерутся?
— Насчёт логики я с вами, Александр, согласен. Да и насчёт Махно вы меня убедили. Но я — это я, а командует армией Антон Иванович Деникин. И он принимает стратегические решения. Что касается разведки — да, вы рассуждаете здраво. Но тактически неверно. Один всадник, неминуемо встретив отступающие части красных, будет уничтожен. А мы здесь, на этой высотке прекрасно будем обозревать окрестности. И когда увидим, что город взят добровольцами, сможем продолжить движение. Так что переждем здесь, на пригорке.
Но всё оказалось проще. Из-за рощи внезапно выскочил конный отряд, который преследовал нескольких бежавших. Судя по всему, это были казаки, которые догоняли отступавших красных. Конники свистели и улюлюкали, гоняя пеших по степи. Причём, казаки просто забавлялись, убрав шашки в ножны и стегая плетьми убегавших.
Внезапно от конной группы отделились двое казаков и рысью помчались к пригорку, где находилась тачанка. Не доскакав, они покружились на месте, потом махнули остальным. Те, моментально прекратив забаву и, в момент зарубив красноармейцев, присоединились к своим разведчикам. И вот уже полусотня, рассыпавшись по степи, ринулась к тачанке.
— Так, ротмистр, юнкер и вы, юноша. Поднимаем руки вверх и стоим, спешившись. Иначе казачки нас просто с ходу порубают. Судя по чёрным черкескам и белым папахам, это "волчья сотня" генерала Шкуро, они долго разбираться не будут, — быстро проговорил Молчанов.
Подскакав ближе, первый казак заорал:
— Кто такие, мать вашу перетак? Откуда вы тут нарисовались?
— Мы бежали из плена, были у махновцев. Нас хотели пустить в расход, мы были против, — ответил Молчанов.
И тут же продолжил.
— Я — подполковник Молчанов, со мной ротмистр Ростовцев и юнкер Нечволодов. А этот, — он показал на Сашу, — с нами сидел за компанию.
— Ты что — казак? Откуда одёжка такая? — удивился казак, глядя на парня.
— Нет, это просто одежда такая, я в цирке выступал, показывал трюки с ножами, — ответил Саша.
— От нам ещё цирка тут не хватало, — засмеялся казак.
За его спиной загоготали остальные казаки. Они ещё были разгорячённые боем, ещё блестели у них глаза и близость смерти будоражила им кровь. Но напряжение спадало и было ясно, что опасность миновала.
Так бывшие пленные оказались в Екатеринославе. И сейчас, ожидая своей дальнейшей судьбы, сидели в тени под деревом и уплетали из одного котелка наваристый кулеш, которым казаки поделились с голодными и оборванными офицерами. Правда, Александр на фоне остальных выглядел очень даже прилично, можно даже сказать, нарядно. Он уже успел продемонстрировать казакам своё умение метать ножи. Те приняли его, как равного.
— Могёшь, казачок, ты явно наших кровёв будешь. Ты часом родичей в Усть-Хопёрской не имеешь, — спросил его есаул, командовавший сотней.
— Нет, господин есаул, я не казачьего рода. Просто умение у меня такое. А вот на лошади я не мастак, не научился.
— Ну, это дело наживное, останешься у нас — мы тебя мигом приучим. Зад отобьешь, но на лошади будешь, как влитой, — рассмеялся есаул.
В это время вдалеке показался всадник в белой черкеске и черной кубанке. Он стремительно приближался к лагерю казаков.
— Кажись, Стёпкин конь, — сказал подошедший к есаулу хорунжий.
Тот прищурился.
— Конь-то Нечипоренкин, а хто на нём до нас намётом скачет?
— Кажись то Яшка Слащёв, он один такой фасон держит, — ответил хорунжий.
— Ну, щас поглядим, чего это генералу надобно от нас! — пробормотал есаул.
Подскакав, Слащёв соскочил с коня и бросился к юнкеру Нечволодову, который, завидев скачущего всадника, бросил трапезу и выбежал из-под дерева навстречу генералу. И тут все просто онемели — Слащёв обнял юнкера и крепко поцеловал его в губы.
— Тудыть твою перетудыть, — только и смог вымолвить есаул.
А Слащёв сказал только одно слово:
— Нина!...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
