Боспорец

ПАНАЁТ И АЛЕКСАНДР КЕСМЕДЖИ

Б О С П О Р Е Ц

УЧЕНИК ФИЛОСОФА

— Вот ты, Метродор! Тяжёлая, мощная рука Митридата, протянулась через стол в сторону философа, обгладывавшего ножку фазана.

Философ на мгновенье оторвался от вкусного мяса, чувствуя, что царь задаст сейчас каверзный вопрос, быстро схватил золотой кубок с вином и отпил большой глоток, чтобы моментально проглотить пищу.

В пиршественном зале после слов Митридата воцарилась тишина.

Метродор медленно допил из кубка остаток вина, и бывшее шутливым мгновение назад лицо философа стало серьезным. Он пристально посмотрел на могучую фигуру царя, немного приподнявшегося на пиршественном ложе и торжествующе смотревшего уже в сторону стратига Таксила. Философ дождался, когда повелитель снова обернулся лицом к нему и начал свою речь. Он повёл её так, словно это был его заученный урок.

— Поскольку римляне, мой василевс*, поддерживают в греческих провинциях и государствах, от них зависящих, олигархов, которые в свою очередь лижут у них седалищные подушки, то сами боги велят нам избрать себе в союзники противоположную сторону. Эта сторона составляет большинство населения, из которого ты можешь черпать для своей армии воинов как в виде ополчения, так и наёмников. Как тебе захочется, мой царь, так ты и будешь поступать, управляясь с этой массой народа, благосклонность которого очень легко завоевать.

Митридат, внимательно слушавший философа, не выдержал:

— Ты что, предлагаешь мне, чтобы завоевать расположение простого народа на этих землях, заняться раздачами хлеба, вина и масла!?

— Вовсе нет, владыка! Есть более простой, более опробованный способ, который не нанесёт твоей казне никакого ущерба, — философ остановил свою речь и, повернув свою голову к виночерпию, стоявшему неподалёку с серебряным чеканным кувшином, выразительно перевёл взгляд на свой пустой кубок. Виночерпий, красивый, чёрнокудрый мальчик, лет двенадцати, поспешил к нему и наполнил кубок вином.

Все терпеливо ждали, когда, наконец, Метродор закончит свою мысль. Философ медленно отпил из кубка несколько маленьких глотков и, взглянув на скептически скривившегося Диофанта, продолжил:

— Вот и стратиг Диофант, победитель скифов, смотрит на меня недоверчиво, а моё предложение, как и всё великое, очень просто.

Но прежде чем ответить тебе, владыка, я хотел бы сам задать несколько вопросов.

— Ты вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, Метродор, сам хочешь их задавать? Мы так не договаривались, умник ты мой!

— Не тебе, мой царь, а Неоптолему, он только недавно побывал послом у римлян в Пергаме*.

— Ну, хорошо, спрашивай, — Митридат одобряюще усмехнулся и потянулся за чеканным, персидской работы, золотым кубком, который когда — то принадлежал Александру Великому*.

— Скажи нам, стратиг, как живётся простому народу в когда — то богатой стране?

— Это ты правильно заметил, советник, сказав, в когда — то богатой стране. Я тоже много слышал о богатствах Пергама, но попав туда, пришёл в ужас. Народ бедствует! Благоденствуют только немногие из богатеев и знати, у кого давно налаженные отношения с римлянами. Римляне, объявив страну провинцией Азия, обложили население такими поборами, что пергамцы, погрязшие в долгах, чтобы рассчитаться со сборщиками налогов, уже давно вынуждены продавать своих детей в рабство.

— Достаточно!— прервал Неоптолема Метродор, — благодарю тебя, друг, за сообщение. Так вот, друзья мои, момент для действия нашего царя самый благоприятный, и я предлагаю нижеследующее.

Первое, надо будет заранее распространить слухи в Пергаме, что как только понтийские войска войдут в столицу, тут же наш владыка объявит о кассации долгов. Всех перед всеми! Никто никому ничего не должен! Нет! Нет! Мой царь, я умоляю, дай, я закончу мысль! И самое главное! Митридат должен отдать приказ местному населению, разумеется, тайный: перебить всех римлян и италийцев, которые находятся в стране. Этим самым мы не только избавимся от потенциальных лазутчиков и резервистов для римской экспедиционной армии, но и свяжем как бы круговой порукой судьбы пергамцев с понтийцами, что даст нам увеличение подвластного, я подчёркиваю, преданного населения в три раза! То есть после этого шага у нашего царя шансы увеличиваются втрое! Всё! Остальное детали!

В зале после слов советника философа на мгновенье воцарилась тишина, присутствующие переглянулись друг с другом, как бы переваривая сказанное, и почти одновременно раздались аплодисменты. Хлопали в ладони все: и сановники, и стратиги, и советники; хлопал, покачивая головой от редкостного неожиданного предложения, и сам Митридат.

* * *

Пожилой, с густой седой бородой философ остановил чтение и посмотрел на сидевшего перед ним молодого, атлетически сложенного юношу. Повернув голову в сторону моря, тот внимательно слушал Метродора, то перебирая чёрные кудри, то поигрывая кожаным шнурком, на котором висел золотой шарик с оленем.

— Вот так будет звучать начальная часть моей книги, рассказывающая о первой войне Митридата Евпатора с римлянами. Тебе ещё не надоело слушать меня, Сократ?

Юноша улыбнулся, и его большие карие глаза укоризненно вперились в философа.

— Мне всегда интересно слушать тебя, Метродор, не зря мой дядя Аристомен говорит, что среди херсонеситов нет человека умнее. Я не зря выбрал тебя в учители. Ты так всё ярко описываешь, что я живо, словно в театре всё это себе представляю. Продолжай, прошу тебя!

— Дальше я просто словами выражу тебе идею будущей книги. Всё это, мой дорогой боспорец, происходило пятнадцать лет назад. Я тогда внёс хорошее предложение, но Митридат, не воспользовался им так, как я советовал. Он принимал половинчатые решения. Скажем всех италийцев в провинции Азия и некоторых греческих островах перебили сразу, а вот отмену долгов объявили только после того, как римляне начали побеждать понтийцев в Греции. Тогда же стали массово набирать рабов в войско Митридата, их, так и не успев обучить воинскому ремеслу, бросали в битвы, где они становились лёгкой добычей опытных римских легионеров.

— Но почему, учитель, царь не слушался ваших советов?

— Он не простой владыка, Сократ. Митридат по своей матери Лаодике, дочери Селевка, потомок Александра Великого, а по отцу, убитому в результате заговора знати, подстроенного римлянами потомок великих Ахаменидов*. Он с тринадцатилетнего возраста вынужден был скрываться от врагов и потому много чего повидал. Царь наш, конечно, недоверчив, скрытен, мстителен и порой бывает очень жесток, но при всём этом он справедлив, храбр и решителен. Как он был великолепен в первую войну с римлянами! Мы тогда их били и гнали по всей Азии. Понтийский флот разогнал римские корабли, и наши войска беспрепятственно переправились в Грецию и Фракию.

Меня, тогда ещё молодого политика, наш Митридат отправил вместе с философом Аристионом в его родные Афины. Что в тот день творилось в этом бывшем великом городе. На агоре*, яблоку негде было упасть от собравшегося народа. Мы как посланники понтийского владыки выступали один за другим, напоминая афинянам об их великом прошлом. Афиняне, не воевавшие уже больше восьмидесяти лет, всколыхнулись всей своей массой, услышав, что великий Митридат предлагает им союз и обещает восстановить былое могущество и величие города, составляющего гордость эллинской культуры. Аристион показал горожанам большой перстень с изображением юного и прекрасного, как бог, Митридата и афиняне тут же избрали его главным архонтом города. Поскольку я был с ним, то стал правой рукой нового правителя.

— Извини, учитель, что прерываю тебя! На афинян так сильно подействовало изображение Митридата?

Метродор улыбнулся и, подняв с палубы небольшой мех с вином, отпил из него несколько глотков.

— Изображение тоже подействовало, Сократ. Но больше подействовали наши речи. Слова имеют волшебное свойство воздействовать на душевные струны людей и, если подобрать соответствующую мелодию, могут настроить собрание на нужный лад. Иногда то, что нельзя совершить с одним, единственным человеком, то есть внушить ему что-то, очень легко получается при сборище людей. Скажем, это собрание, театр или скажем общественные чтения. Ещё легче подбить неорганизованную толпу, на какое-нибудь неправомерное действие или бунт. Это ещё не всё, что касается силы слова и речей, мой дорогой ученик, но об этом в другой раз. На сторону Митридата перешла тогда половина городов Греции, а вторая половина из осторожности ждала развития событий. Вот тут бы сработал мой план кассации долгов.

— А что такое кассация? — остановил Сократ Метродора.

Философ с недовольной миной прервал повествование и как — то кисло произнёс:

— Это когда списываются долги, все или часть их. Но тут, в Греции, высадился лучший римский полководец Сулла и стал один за другим громить отряды самонадеянных, расслабившихся от лёгких побед понтийских стратигов. Естественно, те из греков, кто до этого сохраняли нейтралитет, дружно повалили в лагерь Суллы. И только тогда Митридат объявил о списании долгов. Как сказал поэт Архилох* " крепкие задним умом". Слишком поздно! Римляне осадили Афины и после жесточайшей, долгой осады захватили город. Я вместе с правителем Аристионом и другими руководителями афинян попал в плен. Оттуда меня вызволил стратиг Архелай, командовавший всеми понтийскими войсками и флотом в Греции, а вот умницу Аристиона римляне прикончили.

— А ты видел покорителя Афин, Метродор?

— Почти как тебя, Сократ. Я возглавлял посольство афинян к Корнелию Сулле во время осады города.

— Учитель, ты, наверное, произвёл впечатление на римлянина своими речами?

— Вот именно произвёл, и не только я, в посольстве, кроме меня, были и другие философы. Мы ему долго говорили о мировом значении и культуре Афин, пытаясь добиться сходных условий для сдачи города. Он, внимательно выслушал нас, не перебивая, а затем сказал: "Знаете что, идите вы, милейшие, отсюда, я ведь не учиться прибыл в Афины, а наказывать изменников, не соблюдающих договоры".

— А как случилось, что тебя Митридат отправил в Италию, а при себе оставил другого советника, тоже Метродора?

Философ усмехнулся:

— Митридат Евпатор всё же подвержен лести, хоть и старается всех уверить в обратном, а я, Сократ, не умею прогибаться. Царь как бы в шутку сказал, что два Метродора философа при нём, это много, и предложил одному из нас поездку в Италию.

— И ты добровольно согласился?

— Браво, Сократ! Царь знал мой характер, но не обошлось и без подсказки соперника. Но дело в том, что я уже бывал в Риме и лучше разбираюсь в местной обстановке.

За их беседой ненавязчиво, но внимательно наблюдали мужчина с девочкой лет тринадцати, расположившиеся рядом с ними на своих перемётных суммах.

Их беседа под мачтой корабля внезапно была прервана матросами, которые по приказу капитана принялись быстро спускать большой парус.

— Что случилось? — спросил Метродор, оглядывая весеннее почти синее небо. К чему такая спешка, капитан? На небе всего одно облачко.

— Провались она в Тартар*, в этих местах так начинается бора*, — озабочено ответил тот, приказывая своим людям покрепче увязать корзины с грузом, находившиеся на палубе. Метродор с Сократом невольно, как и остальные пассажиры стали наблюдать за небольшой тучкой, которая, разбухая на глазах, неслась к ним подгоняемая всё усиливавшимся свистящим ветром. Небо прочертила молния, громыхнуло. Матросы принялись по команде капитана орудовать вёслами, пытаясь отвести круглобокий корабль подальше от недалёких скал. Раскаты грома и зигзаги молний следовали друг за другом, а затем хлынул ливень. Матросы продолжали бороться с увеличивавшимися волнами, а большая часть пассажиров усердно молилась богам, прося у них спасения.

Корабль стало сильно раскачивать, и на днище собралась вода от дождя и брызг волн, бившихся о борта.

Один из пожилых пассажиров встал на колени и, воздев руки к небу, стал громко просить бога Зевса* о спасении, обещая ему за это построить храм.

— А как было всё хорошо, — произнёс Метродор, пытаясь кожаной накидкой прикрыть от дождя себя и уклонившегося от этого Сократа.

— Не нужно, учитель, я лучше к матросам, помогу им!

— Помни, Сократ, про мой посох, если что!

— Да всё будет нормально, учитель, смотри какой у нас бравый капитан!

Капитан, поглядывая по сторонам, невозмутимо отдавал команды матросам и кормчему. Моряки с огромным напряжением боролись с грозно накатывающимися, всё увеличивающимися волнами.

Сократ хотел было помочь хилому на вид матросу управляться с веслом, но капитан крикнул ему, чтобы он вычерпывал воду за борт. Юноша схватил большой деревянный черпак, плававший в воде, собравшейся на днище корабля, и принялся за работу, которой уже занимался один из матросов. Середина корабля не имела палубы, и водоотливом было бы заниматься удобно, если б не волны, швырявшие корабль. Сократ действовал черпаком, не поднимая головы, всё ускоряя темп, но воды становилось всё больше. Уже воду вычёрпывали все пассажиры, за исключением отца девочки, прильнувшего к борту корабля и изрыгавшего содержимое желудка в море.

Внезапно капитан закричал:

— Держитесь крепче, кто за что может!

Сократ поднял голову и увидел, как их приподнятый большой волной полузатопленный водой корабль несёт на невысокий песчаный берег, он бросил черпак и схватился за доски настила. Ливень продолжал хлестать под рёв моря и раскаты грома.

В следующее мгновение корабль почти мягко прочертил боком берег и застрял в песке, накренившись и словно присосавшись к нему, а волна ушла в море, унося с собой вещи пассажиров с палубы и девочку соседку с широко распахнутыми от страха глазами, кричавшую от ужаса.

В последний момент Сократ в прыжке схватил девчонку за длинные волосы и удержал, хотя её тело было уже за бортом. Обезумевший от ужаса отец кинулся к ней и вытащил на корабль.

Капитан воздел руки к небу:

— Благодаренье вам, боги Олимпа, и вам, Великие Кабиры,* — и тут же последовала команда матросам, — давай быстрее, олухи, верёвки, крепите корабль к берегу, чтобы его не смыло следующей волной в море!

Команда бросилась спешно выполнять приказание, но следующая волна только лизнула днище накренившегося корабля, который все поспешили покинуть.

Матросы быстро вбили колья в песок выше корабля и привязали к ним верёвки. Сократ проверил в это время свой багаж, достал закатившийся под доски посох, с тайным письмом и подошёл к Метродору, наседавшему в это время на капитана.

— Так ты не можешь определить, где мы находимся?

— Да тут из-за ливня и в двадцати шагах ничего не видно, как я определю, где мы? — отвечал недоумённо капитан.

— Ну, хотя бы приблизительно, — упорствовал Метродор.

— Вы лучше займитесь своим имуществом, а то я смотрю, многие пассажиры уже осмелели и тащат с корабля свои вещи, как бы они ненароком и ваши не прихватили, — отвязался от назойливого философа капитан.

Сократ с Метродором вытащили свою поклажу, и, добравшись до одиноко торчавшего из песка большого камня, расположились возле него, накрывшись накидкой. Так они и уснули под шум бури.