Часть 17-18

"Изумрудный мост" оказался странным местом. Вроде бы война вот — в нескольких световых минутах. Но нигде: даже в защищенном тысячу раз княжеском дворце я не чувствовала себя так легко и спокойно.

Может потому, что опасность была где-то там за бронированной обшивкой базы. А угрозы от людей, здесь обитающих я не чувствовала. А главная резиденция талийских правителей казалась тихим омутом, полным чертей. Вот вроде бы чего мне бояться? А интуиция просто вопит: беги, прячься и не доверяй никому.

Лель с Ладой стали исключением. Но потенциально-опасных субъектов было в разы больше и ребята охраняли мой покой исключительно днем. А ночью страхи всегда берут вверх над иррациональной верой в то, что все будет хорошо.

Раду проводил со мной довольно мало времени. Но когда мог, отрывал у сна час на дорогу ко мне. Мы мало разговаривали. В основном, муж целовал меня, затем уделял внимание малышке у меня в животе, рассказывая, какая она будет умненькая и красивая, и как он ее ждет, обещал ей пару-тройку братиков или сестричек, чтобы было с кем играть, а потом отрубался на пять-шесть часов.

Я никогда не спала в кольце его рук. Подсмотренная в мелодрамах сцена, где она дремлет у него не плече на практике не выдержала никакой критики. Дернуло же попробовать. У меня так затекла шея, что я потом два дня голову повернуть не могла.

Мне было там хорошо. Но все хорошее рано или поздно кончается. Этот месяц тишины пролетел гораздо быстрее, чем хотелось бы.

Энираду снова бессовестно врал, что война скоро закончится и все будет просто замечательно. А я послушно кивала, обнимая его за шею и пряча слезы. Оба мы понимали, как все обстоит на самом деле. Война, которой не виделось края, разучила верить в чудеса. Но это было единственным, что каждый из нас мог сделать чтобы не бередить незаживающую рану.

— Береги себя и ребенка, — сказал он, провожая меня.

— Вернись к нам живым. Пожалуйста.

— Не реви! — Раду крепко прижал меня к своей груди, игнорируя любопытные взгляды сотрудников станции и своей маленькой свиты, выполняющей роль телохранителей.

— Не буду, — шмыгнула я носом до боли закусывая губу.

— Люблю тебя. Веришь?

— Да.

— Вот и хорошо.

Не знаю почему не сказала, что тоже его люблю. Наверное, ему бы было приятно это услышать. Но в моем 'да' было уже довольно лжи. Только почему тогда Лелю пришлось буквально отрывать меня от Энираду? Мне отчего-то стало совершенно невозможно его отпустить. Как будто бы он дымом растает, стоит только разорвать объятия.

Я плакала, наверное, сутки, не в силах взять себя в руки. Эстерази видя мое не самое адекватное состояние, нервничал. А ему это состояние противопоказано. Звереет он, становясь злым, как цепной пес. Ладка же разрывалась, не зная, то ли меня по головке гладить, то ли всех окружающих от напарника спасать. В результате, на следующий день моя фрейлина притащила нас в спортивный зал, выгнав всех, кто там ошивался. Меня посадили на скамейку, а парня отконвоировали на площадку для спаррингов. Потом воинственная дева объяснила, как мы ее достали. Причем каждое слово она подкрепляла ударом или подсечкой.

— Яре с ума сходить простительно. Гормоны у нее. И стресс. А ты чего тут устроил? — завершила Лада свою обличительную речь, садясь на маты.

— Прошу меня простить, — выдавил из себя слегка побитый Лель и торопливо вышел из зала.

— Идиот безответственный! — Полетело в закрытую дверь. Ему в лицо она такого бы не сказала. И не потому, что не хотела портить отношения с товарищем. Парень ей нравился. Но она почему-то вбила себе в голову, что вся эта романтическая чушь не для нее. У нее был долг и служение. А любовь... она для миниатюрных красоток не способных добиться в этой жизни ничего самостоятельно.

Видимо в ранней юности кто-то хорошо потоптался по ее самолюбию. Подростки часто бывают жестоки по отношению к тем, кто отличается от них внешне или внутренне. Вот и моя любимая фрейлина ушла в глухую оборону. Я надеялась, что со временем она перестанет быть столь категоричной. Любые перегибы, в какую бы сторону они не были бы направлены, не делают людей счастливее.

Также, ни к чему хорошему не могло привести мое месячное отсутствие при дворе. Мои подчиненные, почувствовав вкус свободы, устроили разброд и шатание.

В госпиталь ездила только Данна. Но не потому, что таков был мой приказ. Просто там ей нравилось. Девчонка отчаянно нуждалась в том, чтобы приносить пользу и получать за это одобрение.

Остальные брали пример с приближенных княгини и вовсю окунулись в светскую жизнь. Блистать в светских салонах им нравилось гораздо больше, чем посещать приюты и разрабатывать социальные проекты. Но это все — мелочи. От этих стрекоз ожидать другого было верхом наивности. Настораживало другое. Несколько из них вдруг захотели со мной дружить. Стали до того учтивы и доброжелательны, что мне в их присутствии становилось не по себе. Мне в их присутствии есть и пить было боязно. А они мне про компетентность и профессионализм дворцовых медиков рассказывали. Причем так настойчиво, что даже Лель нервничать начал.

А после того, как к этому хору присоединилась моя свекровь, мы с ребятами посовещались и решили, что рожать здесь я не буду ни при каких обстоятельствах. Уж лучше у рандомно освободившегося врача военного госпиталя, чем у тех, кого могли убедить, что лучше мертвая княжна, чем наследница с джаннатскими корнями. Моя дочь будет больше похожа на Гаяра, чем на родного отца. И с этим Раду предстоит научиться жить. Он знал. Скрывать что-то подобное от него я не могла. Но он отказался это обсуждать. И лишь однажды сказал, что это было ожидаемо. Слишком явно во мне говорить кровь предков.

— Внешность имеет значение. Но для представителей княжеской семьи гораздо важней ряд других качеств. Таких, как здоровье, устойчивость психики и способности к обучению. Ты получила от своего отца ряд признаков, которые у него не проявлялись явно, но в твоем случае стали доминантными. А затем передала их своему ребенку. Это не хорошо и не плохо. Мы с тобой примерно равны, если брать основные жизненные функции. Хотя уровень иммунитета у тебя гораздо выше моего. Зрение же подкачало. И костная структура более хрупкая, а нейронные связи образуются быстрей. Но, в целом, нельзя сказать, что твои или мои гены чем-то лучше. Мастера-евгеники не зря свой хлеб ели. И хотя мой народ пошел по другому пути — Изменения, двигались мы к одной цели, — сказал он, глядя в низкий потолок нашей каюты, а я не решилась более заводить разговор на эту тему.

Дни летели за днями. И ни один из них я не могла бы назвать радостным.

Мне даже позволили поговорить с Раду.

Один раз.

Шесть минут.

В присутствии двенадцати свидетелей.

И глядя в его красные от недосыпа глаза и впалые щеки, я радостно щебетала о том, как у меня все замечательно. А потом плакала в подушку полночи. Потому что мне без него было плохо. И я не могла понять, почему так. Я ведь не люблю его.

Лишь приюты и госпитали, помогали отключиться от собственных проблем. Там всем было гораздо хуже, чем мне.

Единственную слабость, которую я себе позволяла, это не заходить в бокс к безнадежным. Да и не пустили бы меня к ним. Лель был непреклонен:

— У тебя и так, что не день — праздник. Давай добавим стресса. Это же именно то, что надо беременным. И ты родишь на шестом месяце. Здорово будет, правда?

Но в тот день со мной была Лада, а он по видеосвязи ругался с отделом поставок и логистики, которые должны были обеспечить всем необходимым новый кризисный центр для детей, потерявших родителей. Открыть-то его открыли. И даже направили туда четыреста сирот. Одежду и учебные принадлежности, вообще, не привезли. Кроватей хватало едва ли половине ребят. Но хоть еда была, и то спасибо.

Эту девочку мою ровесницу я встретила в коридоре. Она буквально бросилась мне в ноги. Ее побелевшие пальцы вцепились в мой подол и торопливо затараторила:

— Пожалуйста, скажите моей маме, что так было нужно. Что это было правильно. У меня меньше всего шансов. Меня все равно не спасут. Поэтому я должна быть первой. Тогда других смогут вылечить. А я не смогу. Не смогу сказать ей, что иду умирать. Она обо всем узнает лишь, когда все закончится. Это было моим условием.

Так я узнала, что Джаннат применил биологическое оружие, избирательно убивающее Изменненных. Вирус удалось нейтрализовать. А вот остановить режим самоуничтожения организма наши врачи пока не могли. Даже гибернация не давала ничего, кроме небольшой отсрочки. Ученым, как бы бесчеловечно это не звучало, нужны были живые 'образцы'. Никто никого не принуждал, и даже не уговаривал. На это шли добровольцы.

Но самым страшным оказалось то, что они все были в сознании. Им даже обезболивающие не могли ввести.

Я держала Хаят за руку все десять часов, что она оставалась в сознании. А она говорила обо все на свете. О своем детстве и о том, как ее дразнили за джаннатское имя, хотя оно вполне себе таллийское. Была же Хаят Долог — изобретатель микронных нано-ботов и Хаят Занич — знаменитый историк. И еще два десятка выдающихся женщин, носивших это славное имя.

Отец их бросил, оборвав всякие отношения не только с бывшей женой, но и с ребенком, что для местных было несколько не свойственно. Они, хоть и не отличались разборчивостью связей до брака, но тем, кого решились назвать партнерами по жизни, верность, как правило, хранили. А к детям тут было достаточно бережное отношение.

Это тоже послужило причиной постоянных насмешек. И девчонка, будучи подростком, пустилась во все тяжкие. Экстремальные развлечения, наркотики и куча правонарушений.

— Я всегда была для мамы причиной бесконечного беспокойства. А теперь это. Но я должна хоть что-то в своей жизни сделать правильно. То, чем можно гордиться.

Мне тяжело было слушать эту исповедь. Но ей от этого становилось легче, а это было единственным, что я могла для нее сделать. И уговаривать ее бороться. Давала взятку в виде позволения потрогать живот, в котором толкалась моя малышка. И даже обещала сначала взять ее в дружные ряды фрейлин, а потом и вовсе назвать маленькую княжну ее именем. Если она выживет.

Иногда желание жить буквально вытаскивает человека из могилы. Но это был не тот случай.

Вот почему так всегда? Лучшие умирают молодыми. Какой-то глупый закон мироздания. Или делает лучшими их сама готовность умереть за высшие идеалы? Я-то отношусь к когорте 'простых смертных' и могу путать причину со следствием. Но как же обидно терять таких людей. Как горько, что большинство просто не понимает всего ужаса этой потери. Не для них конкретно, но для общества в целом.

— Мы не жалуемся и не плачем, — самым противным голоском, на который была способна, пропела Мара — одна из моих фрейлин. Из той их части, что не воспылали ко мне дружескими чувствами. И гадким смешком продолжила. — Напомнить чьи это слова, Ваша светлость? Или кто-то умер?

И только после этих слов поняла: слезы так давно катятся по моим щекам, что я просто перестала это чувствовать.

Вот говорил мне папа: сначала думай, потом делай. Но вы попробуйте каждый свой шаг просчитывать. Особенно, когда ярость волной накрывает. В общем пощечина вышла хорошая. Как хук справа. Эту дрянь не нокаутировало, однако с ног сбило. И вот сидит она на своих нижних восьмидесяти и прижав ладонь к щеке на меня удивленно смотрит.

— Да как ты смеешь? Каждый день. Каждый час. Они умирают. Чтобы такие бессмысленные создания, как ты жили. В богатстве и комфорте, который я нарушила, заставив вас всех выполнять хоть какую-то общественно-полезную работу. Знаю, что вам нравились сплетни и показы мод в фешенебельных салонах. Но пока идет война вы не будете праздно шататься, получая содержание, которое можно было бы потратить с большей пользой. Но мы же чтим традиции. С глаз моих уберись. И в дальнейшем, видеть я тебя более не желаю.

И вот в таком настроении я отправилась сообщать родителям Раду о том, как будут звать их внучку.

Отступление

— А ведь аналитики предупреждали, что принцессе будет тяжело влиться в высшее общество, — устало протянул его светлость князь Мирен, искоса поглядывая на своего друга, коих не может быть много у венценосной особы. Но они росли и воспитывались вместе. Именно ему правитель Талие доверял практически безоговорочно. А как еще можно относиться к человеку, которому фактически доверил самое ценное — воспитание старшего сына. Надо было и Алеса ему отдать. Тогда у него было бы два достойных наследника вместо одного. Но княгиня категорично заявила, что младшего сына будет растить она сама.

Теперь предстояло пожимать плоды этой ошибки.

— Любому приличному человеку будет тяжело влиться в высшее общество, — фыркнул Верес Нарски, потирая переносицу. — Семья Ширин не станет заострять ситуацию или требовать извинений.

— Что ты им пообещал?

— Не публиковать в открытом доступе видео из госпиталя. Согласись, Мара Ширин предстает там не в самом радужном свете. Пощечину, которую княжна отвесила зарвавшейся девчонке можно оправдать. Да, проявлять насилие по отношению к подчиненному неприемлемо. Но тут фрейлина спровоцировала княжну, хотя должна была оказывать ей всяческую поддержку. А ведь этому предшествовало эмоциональное потрясение и усталость. Да и все правильно она сделала. С этим согласится абсолютное большинство подданных, которые любят юную жену Энираду.

— У нее высокий уровень поддержки?

— Она скромная и искренняя девушка. Не кичится роскошью и пытается сделать мир вокруг себя чуть лучше. Некоторую же импульсивность спишут на ее юный возраст. Она ведь едва достигла совершеннолетия.

Князь откинулся на спинку своего кресла и глядя в потолок спросил?

— Откуда у моей невестки такой атавизм, как совесть? Последние несколько поколений ее предков им похвастаться не могли.

— Мы же предполагали, что она — технический ребенок с потенциально полезным набором генетических свойств. Нам не собирались ее отдавать. Но с Ланиссой случилась досадная неприятность. Вот и пришлось не только вспомнить о существовании дочери Императора, но и признать. Они ее воспитанием вообще не занимались. Непредсказуема и неподконтрольна Тиверии. Полагаю именно поэтому ее и пытались устранить.

— А ведь девчонка о покушении знает. Значит, не питает иллюзий в отношении родственников.

— Наша принцесса твердо решила создать семью здесь. И если исходить из донесений, у них с Раду все ладится.

— Твоим шпионам можно доверять? — иронично вздернул бровь князь.

— Не все из них в большей степени преданы Энираду. Мой сын привязан к твоему и в этом вопросе не стал бы лгать. Он понимает, что мы должны знать правду, какая бы она ни была.

— Так что же между Раду и Ярой?

— Взаимопонимание. До определенной степени. Доверие. Определенно. Симпатия. И определенная доля физического влечения.

— А вот последнее откуда взялось? Раду всегда нравились более миниатюрные девушки.

— Вкусы меняются. Мирен, они оба молоды и красивы. Что еще нужно? Несколько экзотическая внешность партнера вряд ли стала непреодолимым барьером. Исходя из того, что княжна забеременела достаточно быстро.