Дикий Восток 1910

Никогда не скучайте.

Н. E. Зегимель

Глава первая.

Вечер 5 сентября 1998 года. Омск. Торопов

Табачный дым лёгким облачком поднимался в осеннее небо и таял в ещё не успевшем остыть от летней жары сентябрьском воздухе. Вольные степные ветры, устав гонять облака по небесному пастбищу, залетали в лабиринты городских улиц, с невесомой лёгкостью кружа в вальсе первые опавшие листья, шумно играя с ними в догонялки по широким омским проспектам, а иногда, будто устав и передумав, затихали, прячась в подворотнях и переулках.

Словно дворник-великан незримым, воздушным помелом, они раз за разом выметали петлявшие между старых деревьев потрескавшиеся асфальтовые дорожки. Оставшиеся на ветвях высоких тополей, стройных берез и раскидистых ив зелёные зрители беззвучно аплодировали. И лишь бесчувственный трудяга-экскаватор, ничего не смысливший ни в играх, ни в танцах, работал, копая на месте старого армейского плаца внушительный котлован, в который неугомонный ветер тут же бросал свои игрушки.

Артём затушил скуренную до фильтра сигарету и тут же потянулся за новой. В последнее время от навалившихся проблем он смолил почти непрерывно. Привычным движением, достав из кармана старой "афганки" пачку "Кэпстона", открыл и тут же с досадой смяв, выкинул в беленое ведро. Всё. Табака больше нет. Впрочем, как и денег. До зарплаты оставалось тянуть ещё несколько дней. Значит, опять придётся шкулять у зампотыла — самого денежного человека в части, после каптёрщика-армянина, конечно. Потому что без курева — совсем никуда.

Деревянная скамейка, служившая Торопову курилкой и наблюдательным пунктом, стояла на закрытой до недавнего времени территории шестнадцатого военного городка Омска, у входа в единственную уцелевшую казарму. Несмотря на выходной день, идти ему было некуда и незачем, поскольку он хоть и находился на дежурстве, но все лампочки и водопроводные краны, кои были в границах его ответственности, работали исправно. Поэтому он абсолютно законно наслаждался коктейлем из табачного дыма и свежего осеннего воздуха. Находясь в то же время на рабочем месте возле стремительно расширяющегося котлована, вот уже битый час, наблюдая за работой техники.

Лязгая траками и неимоверно коптя удушливо-черным солярным выхлопом, старый, весь в пятнах облезшей желтой краски и мазута угловатый "кирпич" тяжелой гусеничной машины, переместился вдоль ямы вперед. "А движок у него давно на капитальный ремонт просится" — машинально отметил про себя Артём, опытным взглядом оценив цвет и густоту выхлопа. Ковш опустился, медленно разворотив старую клумбу, бывшую некогда предметом особого внимания отцов-командиров. Оглушительно гремя и скрежеща ржавым железом, роняя куски кирпичного бордюра, высыпал грунт вместе с остатками засохших цветов на растущую кучу поднятой из глубины глины и строительного мусора.

Заметив, что и седой как лунь машинист, с густо-красным от загара морщинистым лицом, сидящий за рычагами экскаватора, тоже дымит, как паровоз, Торопов нашел простое, элегантное и, что самое главное, неотложное решение возникшей проблемы. Поднявшись с лавки и замахав руками, чтобы наверняка обратить на себя внимание "рулевого", двинулся к нему.

— Чего тебе? — Хрипя прокуренными связками, недовольно крикнул экскаваторщик, перекрывая шум "убитого" дизеля.

— Здарова, дед. Курево кончились, не поделишься? — Спокойно отозвался Артем.

— И тебе, паря, не хворать. Что, совсем вашего брата на голодный паек посадили? Ну, держи, служивый. — Дядька достал из нагрудного кармана замусоленной спецовки початую пачку "Космоса" и щелчком выбил пару сигарет.

Ухватив кончиками пальцев за фильтры, Тёма аккуратно вытащил обе. Вздохнув, кивнул головой и пробормотал вежливое "спасибо", не надеясь перекричать дизель. Тут же, не отходя, с удовольствием раскурил одну, клацнув латунной крышечкой потёртой "Зиппо". Вторую сунул за ухо и, шаркая стоптанными подошвами тяжелых "берцев", медленно двинулся вдоль края котлована назад, на свое привычное место.

За спиной, взревев мотором, машина возобновила работу, зачерпнув очередную порцию грунта. Развернулась и словно в насмешку высыпала ковш рядом с ним. За малым не засыпав по голенище...

"Ты чего делаешь, мужик?" захотелось крикнуть, но он лишь мысленно махнул рукой. "Толку-то? Дал сигарет, уже спасибо".

Один из глиняных кусков выкатился под ноги, неожиданно ярко блеснув. "Стекло? Мелочь? Кусок жести?" вяло катнулась в голове мысль, раздраженно пнул камень, расколовшийся на части от удара, едва не отшибив себе пальцы. На этот раз сверкнуло белым и куда ярче.

"Это что такое? Металл? Может, серебро?"

Артем наступил каблуком на обломок, давя и круша его в пыль всем весом. И ощутил, что там есть нечто кроме глиняного крошева. Стараясь подавить волнение и выглядеть предельно спокойно-равнодушно, наклонился, делая вид, что поправляет развязавшийся узел на "берце". А сам между тем незаметно сдвинув ботинок, подобрал и спрятал в кулаке приятно-тяжелый кругляш.

"Серебро... Стопудово. Территория ведь со времён Колчака некопаная. Надо его где-то спокойно рассмотреть. Без лишних свидетелей". Лавка для этого была не самым удобным местом, а потому он прямиком направился в свою "кандейку", мастерскую, что выделил командир части для ремонта сантехники и электрооборудования. Располагалась она в пристроенном к старинной казарме тепловом узле, заваленном старой военной формой, кусками труб, проводов и прочих "когда-нибудь пригождающихся" вещей.

И только закрыв за собой засов, чтобы совершенно исключить чье-либо появление, каким бы маловероятным оно ни казалось, Артём смог разжать побелевшие от напряжения пальцы.

"Нифига себе я руку напряг! Н-да, нервишки совсем ни к черту. Станешь тут припадочным, с такой жизни..." — Тихо пробормотал он про себя, не отрывая глаз от своей нечаянной находки. "Солидная вещь. Большая. Почти с ладонь. Так, надо ее протереть", — мысленно распорядился сам себе.

После обработки смоченной керосином ветошью, медаль, а это была явно она, щедро засияла мягким светлым блеском.

— Все же серебро. — С замиранием сердца подумал он. — Судя по весу и цвету, почти наверняка. Для сплавов на олове слишком тяжелая. Что тут на ней изображено?

На лицевой стороне медали портрет бородатого и усатого гражданского — благородной и решительной наружности. Подпись не оставляла сомнений: "П. А. Столыпин". И дата под значком креста: "пятое сентября 1911 года".

На оборотной стороне медали располагались, судя по всему, цитата самого Столыпина, которую прапорщик прочел вслух:

— "Не запугаете". Ну, судя по медали, они просто грохнули тебя, мужик... И насчет великой Россией нынче тоже не просто обстоят...

Покончив с общими рассуждениями, он переключился на обстоятельства текущего, так сказать, момента. Сама собой сложилась логическая цепочка: Омск, старая, еще дореволюционная воинская часть, драгоценная медаль в память о втором после императора начальнике в России, верховный правитель Колчак, царский золотой запас... почему бы нет? Потянуть за ниточку и...

Доводить фразу до конца и даже просто мысленно заканчивать ее почему-то казалось излишним, словно он опасался спугнуть внезапно посетившую его птицу-удачу.

Теперь, когда в самом первом приближении стало понятно, что попало ему в руки, точнее, выкатилось под ноги, следовало все хорошенько обдумать. Во-первых, возникал вопрос — откуда такая очевидно ценная и редкая вещь могла взяться на плацу? То, что это не рядовая находка — представлялось ему бесспорным. И это сразу наводило на всякие интересные мысли. Вплоть до... Ну, ведь правда логично?

Одно ясно, следовало обязательно попробовать покопаться ночью в отвалах и в самом котловане. А еще лучше, пройтись с металлоискателем. И вот тут он сразу вспомнил о Славке Хворостинине, которому полностью доверял и мог в любое время дня и ночи без угрызений совести звонить или собственной персоной завалиться без предупреждения в его холостяцкую берлогу. Дружили они с самого раннего детства. За почти двадцать лет знакомства, научились понимать друг друга с полуслова, пережили на двоих бессчетное число приключений. Или, как метко говорит русская пословица, прошли огонь, воду и медные трубы.

Вяче время от времени задействовал его в качестве силовой поддержки, выдвигаясь на крупные сделки. Нравы сейчас, на исходе двадцатого века, царили самые бандитские, людей убивали за жалкие копейки, и озаботиться прикрытием спины не казалось излишним никому. А Торопов, в отличие от Славки прошедший срочную службу, контракт и школу прапорщиков, как раз неплохо подходил на эту роль.

А еще именно для Хворостинина, пару лет назад, Артём лично смастерил вполне годный детектор из списанного армейского саперного миноискателя. С тех пор они несколько раз не без успеха "пропикали" перспективные на взгляд друга-краеведа локации, "подняв" пару действительно ценных находок и много всякой мелочи.

Вяче и прежде, сидя с другом за кружкой пива с вяленой рыбкой и ведя задушевные разговоры обо всем подряд, загорался идеей вместе пройтись с самодельным "аппаратом" по территории воинской части, пользуясь свободным доступом Артёма на закрытую территорию. Ведь "16 военный городок" это весьма примечательное место для кладоискательства. Но Торопов не хотел лишний "светиться" перед начальством. Зато теперь — самое время. Потом будет поздно.

Заодно Вяче мог в деталях рассказать, что же за вещь попала Тёме в руки. Подсказать ее примерную стоимость и помочь со сбытом. Закончивший истфак Хворостинин сейчас трудился в Краеведческом музее, а глубоким интересом к омской старине и, особенно, к самой доходной его составляющей — антиквариату отличался всегда!

Деньги в текущих обстоятельствах окажутся как нельзя кстати. Любая сумма. С другой стороны, когда они бывают лишними? А вдруг мелькнет еще что ценное? А того хуже, кто-нибудь другой первым заприметит это "нечто"? Надо вернуться и понаблюдать за работой экскаватора до конца рабочей смены. А потом быстренько оглядеться самому по сторонам.

Друга тащить на территорию воинской части при свете дня все равно не вариант.

Усевшись на "свою" скамейку, он хотел было закурить очередную сигарету, но вспомнив, что она последняя, решив приберечь "на потом". Задумчиво щурясь на закатное солнце, принялся зорко наблюдать за работой техники.

В свои двадцать пять Артем не обзавелся ни семьёй, ни собственным жильем, ни капиталом. Зато за семь лет, прошедших с памятного девяносто первого, успел "хлебнуть жизни полной мерой".

Поступить и бросить институт, поняв бесперспективность обучения инженерной специальности в стране, где станки с ЧПУ вагонами отправляют за границу на металлолом, а с проходных радиозаводов мешками продают детали барыгам на драгметаллы. Постоять на бирже труда, гордо именуемой "Служба Занятости", экстерном окончить одно из немногих оставшихся ПТУ, где Артема выучили профессии рулевого-моториста и даже дали одну навигацию поработать по специальности в качестве "производственной практики".

Потом — армия. Карантин, бритые головы, "деды", картошка, наряды и строевая подготовка. Присяга, полтора года подшив и сапог в войсках связи, куда его с удовольствием взяли, едва молодой призывник заикнулся про детское увлечение радиотехникой и брошенный институт. Большая удача, что не попал на Первую Чеченскую. Тем, кому повезло меньше, вручали награды перед строем на плацу, после возвращения из госпиталей. А некоторые так и не вернулись...

Он настолько легко и быстро втянулся в армейский уклад жизни, что даже в мыслях не видел своё будущее на гражданке. Поэтому, когда перед демобилизацией командир предложил Торопову остаться на сверхсрочную службу, долго раздумывать не пришлось. Потом школа прапорщиков, назначение на должность заместителя командира взвода связи отдельной роты аэродромно-технического обеспечения.

Служба нравилась Артёму. Немногочисленный, по большей части офицерский личный состав. Ремонтная мастерская доверху забитая разной армейской радиоаппаратурой, отданная в его полное распоряжение.

Щедрый и продуманный "технический" продпаёк[1], в который помимо двадцати банок первоклассной "военной" тушёнки, круп, вермишели и овощей, входили даже перец, лавровый лист и горчица.

Дежурство на еженедельных "полётах", когда военные занимают места гражданского персонала в обычном аэропорту, закрывают его на несколько часов для пассажирских рейсов и на одном военном самолете экипажи по очереди отрабатывают "взлёт-круг-посадку".

Иногда отрабатывали различные трудности, например, отказ одного из двигателей, уход на запасной круг или установление радиосвязи на максимально возможном удалении. А после — два БМДСа [2] развозили личный состав по домам, иногда устраивая гонки по Ленинградскому мосту. Вид несущихся под девяносто километров в час по городу "Уралов" на колёсах повышенной проходимости всегда наводил ужас на водителей легковушек, заставляя их вжиматься в бордюры. Гаишники иногда значительно сокращали гоночную трассу, устраивая "финиш" сразу же за мостом, но ни составление протоколов, ни изъятие прав не могло прекратить еженедельное безобразие. Ведь давно известно, что "где начинается авиация — там заканчивается порядок". Но службы и Устава это никогда не касалось.

Главное, что усвоил для себя Артём, армия — это, прежде всего люди. И только потом оружие. Поэтому как мог, помогал зелёным новобранцам, только-только доевшим "мамкины пирожки" стать "суровыми вояками, взглядом вспарывающими коробки сухпая".

Вот только с пайком с каждым годом становилось всё хуже и хуже. В девяносто седьмом его окончательно заменили "денежной компенсацией", на которую нельзя было купить и десятой части того, что раньше выдавалось натурой. Это нанесло ощутимый урон по скромному благосостоянию молодого прапорщика.

Апофеозом в 1998 году стал августовский дефолт. Рубль рухнул, скаканула инфляция. Правительство ушло в отставку, оставив в роли "стрелочника" самого молодого премьера в новейшей истории. А Государственная Дума отказывалась утверждать новое. Одним словом, полный конец обеда.

Персональным десертом к этой трапезе над головой прапорщика Торопова грянуло известие о расформировании роты, где он служил уже четвертый год, и переводе военнослужащих по разным воинским частям страны. Слухи об этом ходили давно, и всё равно, новость застала врасплох. Уезжать из родного Омска неизвестно куда, в планы Артёма не входило. Пришлось согласно условиям контракта, увольняться из рядов Вооруженных Сил. "В запас, так в запас", — прощаясь с армейской карьерой и службой философски сформулировал двадцатипятилетний и теперь уже бывший "замок" [3].

Только благодаря неравнодушию начальника штаба батальона, назначенного командиром другого подразделения, расквартированного в Омске, он не оказался немедленно выброшенным за борт жизни в "море свободной рыночной экономики", а пусть и на полставки, но продолжил службу в качестве гражданского электрика-сантехника в "16 военном городке". Но и эта история продлилась недолго. Волна "оптимизации" с "прихватизацией" докатилась и до их затерявшегося среди бурно разросшейся городской застройки скромного гарнизона.