Мастер теней (2 книга, завершено)

Мастер теней

Наследство одноглазой рыбы — 2

Пролог

Рональд шер Бастерхази

436 год, 5 день месяца Тёрна, Валанта, Суард

Рональд шер Бастерхази вот уже четверть часа смотрел на пустой лист. Симпатические чернила испарились, но донесение из имперской Метрополии придворный маг Валанты помнил наизусть.

"...последний раз видели в бухте Сойки, где пытался нанять судно до Глухого Маяка. Рыбаки клянутся, что никто не повез его по причине надвигающегося шторма. В ту ночь пропало несколько лодок, что позволяет с некоторой долей вероятности..."

Даже малая доля вероятности найти Глаз Ургаша — много лучше, чем те оборванные нити, за которые Рональд тянул последние пятнадцать лет. Вот только время для отъезда из столицы не самое удачное, всего лишь вчера с севера пришли тревожные вести: по деревням ходит сумасшедший проповедник, призывает мужиков покаяться, очиститься и строить царство Света. Скорее всего, очередной ход младшего императорского сынка Лермы, и след Глаза — его же рук дело. Но уж очень след похож на настоящий, а кронпринц не решился бы подкинуть пустышку: наверняка ему надо удалить Рональда из столицы не на один день.

Решено. Сыграем в его игру и посмотрим, кто останется в выигрыше.

— Патрон, возьмите меня с собой, — послышался то ли голос, то ли шелест. — На Глухом Маяке есть кое-что интересное, что вы сами не найдете.

Рональд обернулся к парящему над столом фолианту с полустертой надписью "Ссеубех. Отдельные аспекты химеристики".

— С чего ты взял, что я поеду?

— С того, что вы никогда не упускаете возможностей, патрон.

358-364 года, Метрополия, поместье "Орлиная скала"

В день, когда жизнь наследника древнего рода Бастерхази бесповоротно изменилась, он услышал про Глаз Ургаша и Ману во второй раз. Первый был за шесть лет до того, когда старая шера Бастерхази обнаружила, что кто-то повадился таскать соленый миндаль из вазы в её личной библиотеке. Если бы Рональд знал, к чему это приведет, ел бы мерзкие, обожаемые матерью пирожные и не совался в бабкины книги. Может, тогда бы все повернулось иначе — но неизвестно, к лучшему ли.

Он попался по-глупому, что может быть оправдано лишь неразумным возрастом в восемь лет. Замки он открыл материнской шпилькой, ловушки обошел, бабка явно ставила их не на темных шеров. Огненную виверру, охраняющую все входы и выходы старухиного логова, подкупил каплей собственной крови — нет такой виверры, что устоит против крови потомка Огненного Дракона. А крысиную ловушку прозевал. Кто ж думал, что старуха вздумает ловить крыс, которых в Орлиной Скале отродясь не было!

Вытянув с дальней полки фолиант в кожаной обложке, Рональд уже собирался покинуть охотничьи угодья через узкий ход за камином, и привычно запустил руку в орешки. Вот тут бабкин кот-умертвие его и цапнул. Будь у Рональда чуть больше времени, договорился бы и с ним, лишь бы не попадаться на глаза страшной старухе. Но проклятый кот с грохотом свалил ту самую вазу с орешками и гнусно заорал — странный способ ловить крыс! — а на глухоту бабка, несмотря на полные четыре сотни лет, не жаловалась. Впрочем, она вообще ни на что не жаловалась. Никогда.

— Твой сын? — вытащив Рональда за воротник в гостиную, вопросила старуха у вдовы своего праправнука.

Мать, в свои сорок пять сохранившая свежесть и красоту орхидеи, тот вечер, против обыкновения, проводила дома, и потому была в особенно дурном расположении духа. Презрительно оглядев тощего, горбоносого, как все Бастерхази, перепачканного пылью мальчишку, она фыркнула, но не успела ответить. Рональд вывернулся, укусил сухую, желтую и жесткую, как кость, бабкину руку: месть за зубы дохлого кота. И, как только она от неожиданности ослабила хватку, выдернулся и удрал. От пущенного вслед заклинания он уклонился — не то чтобы боялся, вряд ли бабка убьет собственного потомка, но кто ж их, темных, знает? Лучше полюбопытствовать из безопасного места — хоть бы из соседней комнаты, благо настоящему темному никакая дверь не помешает подслушивать и подглядывать.

— Представь, сын! — усмехнулась мать, чуть не впервые в жизни довольная Рональдом. — У тебя вот уже восемь лет есть правнук и наследник.

— Наследник? Ха! Такой же балбес и тупица, как его отец, клянусь семью Глазами Ургаша, — заявила бабка, отряхивая руки. На укус ей было плевать, как, впрочем, на жару, холод и прочие мелочи, вроде людей. — Не зря Одноглазый выгнал его деда.

— Прапрадеда, — поправила мать.

— Какая разница, — фыркнула старуха. — Последним истинным Бастерхази был Рональд. А мой муж и его потомки — отбросы. Был бы Ману жив...

— Не смей упоминать этого имени! — неожиданно резко оборвала её мать, а Рональд сделал себе заметку: найти в библиотеке книги о Ману Одноглазом.

— Ты права, — голос бабки подозрительно помягчел. — Мудрость Ману Одноглазого не для тебя. Иди лучше почитай сентиментальные романы, дорогая.

Против ожидания, мать не ответила. Только сжала губы — и ушла. А бабка усмехнулась, подобрала длинную юбку, развернулась... и вдруг призрачная красно-черная змея обвилась вокруг Рональда, вытащила прямо сквозь закрытую дверь и поставила перед бабкой.

Так страшно ему не было никогда. Лазая в библиотеку, Рональд помнил все те истории о безумной колдунье, прячущей за запертыми дверьми толпы упырей и чуть ли не Хиссова демона, которыми пугала друг друга челядь. Но одно дело слушать байки на кухне, спрятавшись с куском окорока в старый посудный шкаф, пускать по потолку тени и зажигать в углу за плитой огоньки — толстая стряпуха так смешно визжит! И совсем другое — столкнуться с некроманткой лицом к лицу. Но, несмотря на дрожащие колени и боль в сжатых змеей ребрах, Рональд прямо смотрел бабке в глаза.

— Наследник, значит. — Белые тонкие косы по обе стороны узкого, словно состоящего из острых углов, лица насмешливо качались. — Сколько лет? Как звать?

— Восемь, Рональд, — тщательно удерживая голос ровным, ответил он.

Несколько мгновений старуха рассматривала его, потом пробормотала еле слышно:

— Смерть, огонь, разум... и имя... может быть?..

Еле уловимым движением смотав змею в клубок, кинула её за спину.

— Знаешь, чье имя носишь? Пойдем, расскажу. А то так неучем и помрешь с этой, — бабка презрительно фыркнула, кивнув на дверь, за которой скрылась мать.

Больше убегать не хотелось, да и поговорить со старой колдуньей было страшно интересно. Рональд осмелился спросить:

— Шера Бастерхази, а кто такой Ману?

Еще раз оглядев его с ног до головы, бабка покачала головой, усмехнулась и велела идти в библиотеку, садиться и слушать. А там видно будет.

В тот день Рональд узнал много интересного. Для начала — что носит имя двоюродного прапрадеда. Тот Рональд жил еще до основания Империи и был старшим из трех братьев, наследником рода и шером-дуо — разумеется, темным, как и все Бастерхази. В отличие от светлых, чистоту Хиссовой крови Бастерхази не блюли, справедливо полагая, что о даре своих потомков Хисс позаботится сам. Брали в жены и темных, и светлых, но рождались только темные.

Прабабка тоже была темной и тоже категории дуо. Остатки её рода, такого же древнего и славного, как Бастерхази, до сих пор прозябали где-то на севере — во времена войны со Школой Одноглазой Рыбы им не хватило ума ни сохранить старшую кровь, ни скрыть приверженность идеям Ману...

— Так кто такой Ману? — понимая, что слишком многого не понимает, еще раз осмелился на вопрос Рональд. — И почему он не взял деда?

Бабка удивленно глянула на Рональда — она явно забыла о том, что рассказывает внуку, а не разговаривает сама с собой. "Наверное, ей и поговорить не с кем, — подумал Рональд, — кроме дохлого кота".

— Мальчик, ты в гимнасии спишь?

— Я не хожу в гимнасий. Матушка говорят, что благородным шерам там делать нечего.

— К Хиссу эту матушку. — В черных глазах бабки промелькнули алые огоньки, точно недогоревшие угли. — Ману основал величайшую магическую школу. Слышал, Школа Одноглазой Рыбы? Нет? — бабка вздохнула и продолжила. — Ладно. Будем считать, что ты совсем ничего не знаешь.

Рональд действительно не знал. То есть о том, что шеры — потомки Двуединых богов, Светлой Райны и Темного Хисса, знали все, даже кухарка. И что магия стихий — это наследство семи драконов, первых детей богов, рожденных вместе с миром. И что после смерти потомки Хисса возвращаются в бездну Ургаш, а потомки Райны — в Сады звенящих ручьев. Но все остальное...

— ...несправедливость. Светлые зовут это судьбой, но им-то что стремиться к свободе? — бабка снова говорила с кем-то другим, равным и интересным, но Рональд не возражал: слушал и запоминал, чтобы потом перебирать незнакомые слова и искать смысл. — Им нечего страшиться и незачем искать бессмертия. Нет ни одного артефакта со светлой душой — что бы светлый ни натворил здесь, он попадет в Сады. Это простым людям надо молиться и вести праведную жизнь, тогда Светлая Сестра возьмет душу к себе. А нам?! Я могу всю жизнь провести в монастыре, поститься и молиться, и все равно, раз родилась темной, попаду в Ургаш до следующего рождения. А я не хочу в холод, тьму и отчаяние. Не люблю демонов. Лучше остаться тут крысой, да хоть камнем! Только не в Ургаш. А Ману... Ману обещал свободу. Ты понимаешь, что это такое — свобода от предопределенности? Умереть и не попасть ни в Ургаш, ни в Сады, а сразу родиться снова! Если бы не страх светлых, у него бы получилось. У него почти получилось...

Этот разговор Рональд не забывал никогда. Вспоминал, думал, спорил с бабкой, и все равно соглашался: свобода — это единственно, что имеет значение. Свобода от предопределенности. Боги подарили своим детям магию и отняли свободу. Но они не запретили самим добиваться её! Иначе зачем сила, зачем долгая жизнь, зачем всё?

В тот день началось его обучение. Метода бабки была проста и действенна: бери книгу, учи главу, когда выучишь — получишь есть. Если очень надо, задавай вопросы, но рискуешь вместо ответов получить еще одну главу, а то и целый трактат. Спрятанная по карманам еда изымалась, на стол ставился кувшинчик с простой водой.

Поначалу Рональд возмущался несправедливостью, на что бабка отвечала, что справедливости нет, а чем дольше он будет спорить, тем дольше просидит голодным. К счастью, вазу с орешками она не убрала, и вскоре Рональд возненавидел соленый миндаль — после него отчаянно хотелось пить. Зато первое взрослое заклинание Рональд освоил всего через месяц. Следующими были иллюзии — он поставил себе целью спрятать от бабки сверток с пирожками. На это потребовалось почти два года, и все равно на второй раз бабка пирожки отняла.

Так продолжалось шесть лет. К четырнадцати Рональд вытянулся, похудел еще больше и стал походить на матсимвол второго порядка, проще говоря, куклу из палочек. Он все время хотел есть и хотел сдобную кухаркину дочку, потерял интерес к учебе и отложил мысли о свободе лет на сто. В конце концов, бабке надоело "вбивать в дубовую голову крупицы ума" и она повезла его к "старому знакомому". Мать, давно забывшую о том, что где-то там есть какой-то сын, она, разумеется, не спросила.

Путешествие в Метрополию оказалось для Рональда потрясением. До того момента он ни разу не выезжал за пределы поместья, не видел городов, не общался с шерами кроме бабки... То, чего Рональд "не", можно было перечислять дольше, чем они добирались до столицы. К вычурному трехэтажному особняку в Сияющем квартале подъехали в сумерках. Фонарных жуков Рональд тоже никогда не видел, поместье по традиции освещалось фейскими грушами и болотными огнями в колбах. И почему-то именно разноцветные фонари на столбах, на балконах, на деревьях, в траве и на крышах — они и дали название кварталу — показались ему самым дивным дивом. А чему удивлялись горожане, глядя на старомодную карету с гербами в виде ястреба на ало-черном поле, запряженную парой крепких коней-умертвий, он понял весьма нескоро.

— Молчи, пока я не велю тебе говорить, — приказала бабка, прежде чем спуститься на мощеный плиткой дворик за воротами. Очень аккуратный дворик со стрижеными кустами, поздними хризантемами и фонтаном, освещенный сотней разноцветных фонарей.

Едва бабкин сапог коснулся белого мрамора ступеней, двери распахнулись и два абсолютно одинаковых бесстрастных швейцара отвесили абсолютно одинаковые поклоны. Если бы мог, Рональд бы задержался на неделю-другую, чтобы изучить их поближе, а лучше разобрать и сплести заново моделирующие контуры големов. Тем более что основой контура служила синяя нить воды, чужой и незнакомой стихии.

— Великий рад чести приветствовать Вашу Темность в своем доме, — проговорили близнецы в один голос.

Бабка прошла в дом, не глянув на слуг. Похоже, она точно знала, где искать хозяина. В отличие от неё, Рональд не чувствовал в доме никого живого и полностью потерял направление после первого же поворота. Следуя за бабкой по светлым, роскошно убранным анфиладам, он чуть не получил косоглазие, пытаясь рассмотреть сразу и непривычно просторные, продуваемые всеми ветрами, словно на юге, комнаты, и незнакомые растения, оплетающие окна от пола до потолка, и вязь разноцветных энергонитей, совсем не похожую на защитную систему в доме Бастерхази.

Среди нитей преобладали синие, водные. Чуть реже попадались черные, цвета смерти. Встречались и голубые воздушные, красные огненные, оранжевые земные. Даже фиолетовые — разум. Шесть стихий?! Рональд не мог поверить своим глазам.

— Думай тише, — шикнула на него бабка. — Тупица.

Только тут Рональд сообразил, что Великий — это официальный титул хозяина дома, а не самомнение. Шер-зеро, одаренный шестью стихиями из девяти, считает за честь визит старой Бастерхази, сумасшедшей бабки из захиревшего рода, годами не вылезающей из своего кресла! Ну, бабка!..

Рональд не успел додумать, как очередные двери распахнулись, и они оказались в огромном павильоне со стеклянной крышей, на краю бассейна, заросшего водяными цветами и островками бамбука.

— Какой забавный мальчик, — послышался высокий, без пола и возраста голос. Казалось, он исходит из воды и сам по себе — вода, глубокая, темная и опасная. — Твой?..

— Праправнук, — отозвалась бабка. — Редкостный балбес, даром что Рональд.

По воде прошла рябь, широкие глянцевые листья лотоса зашевелились, и из-под воды поднялся сам хозяин дома. Мелкий, худой и сморщенный старик с глазами-щелочками и заплетенной в две косицы редкой бороденкой восседал на воде, как на подушке, скрестив ноги, и беззвучно смеялся, скаля острые желтые зубы. Из одежды на старике была лишь длинная водоросль, зацепившаяся за ухо.

Но смешной вид не имел значения — без иллюзий, скрывающих его истинную суть, старик был страшен. В сплетении магических потоков, пронизывающих и оплетающих пространство, в ослепительном сиянии резко дергающихся протуберанцев, он походил на гигантского паука посреди паутины. Хищного и голодного паука.