Ленинградец

Ленинградец

Ведь мы же с тобой ленинградцы

Мы знаем, что значит война.

Мы знали отчаянье смелость

В блокадных ночах без огня,

А главное очень хотелось

Дожить до победного дня,

Нам с этим вовек не расстаться

В нас подвигу память верна...

Ведь мы же с тобой ленинградцы

Мы знаем, что значит война.

"Ведь мы же с тобой ленинградцы"

Ветеран труда умирает в 2014 году, но его сознание возвращается в него самого на 77 лет назад, в теперь уже такой далёкий 1937 год. У него появился шанс прожить свою жизнь заново, вот только как? Можно просто тупо её повторить, сидя на попе ровно и не делая ни каких попыток изменить ход времени и судьбы, а можно попробовать всё кардинально изменить. Можно попробовать спасти свою большую семью, из которой во время блокады Ленинграда выжил только он и его двоюродная сестра. Шанс изменить историю войны и спасти не только свою семью и невесту, но ещё и почти миллион погибших во время блокады от голода, холода, авианалетов и обстрелов, ленинградцев. Может ли обычный человек это сделать, вы скажите нет, ведь он, не бывший военный, а если он танкостроитель, который всю свою жизнь проектировал и строил танки. Что будет, если летом 41-го года хваленый немецкий панцерваффе столкнется в жарких июньских и августовских боях не с уже технически и морально устаревшими Т-26 и БТ, а с армадой новейших ЛТ-1 (Т-50), Т-28М, Т-34М и КВ-1М при поддержке пехотной СУ-76, противотанковой СУ-85 и штурмовыми СУ-122 и СУ-152, а также различными зенитными ЗСУ и бронетранспортерами.

Пролог

21 июля 2014 года, Санкт-Петербург.

Много ли надо в жизни старику, только удобное кресло и телевизор, а то, что еще делать, когда ты уже еле-еле ходишь по собственной квартире. Дети давно разлетелись, повзрослев, а жена умерла еще десять лет назад, да и сам ты скрипишь уже из последних сил. Единственная отрада, когда дети привозят внуков, и эти башибузуки носятся по квартире, вот только надолго их у меня не оставляют, да и мне уже стало тяжело с ними возится, возраст, будь он не ладен берёт своё. Я как раз смотрел выпуск новостей о Украине, когда показали кадры обстрела укровояками жилых кварталов Донецка. Я смотрел и не мог поверить, что такое может случиться в наше время и считай почти в нашей стране. Уроды, я смотрел на кадры обстрела, а в груди нарастало напряжение, перешедшее в жжение. Появилась боль в плечах и спине, закружилась голова, а потом сдавило сердце. Трясущимися руками я потянулся к таблеткам и стакану с водой, которые всегда стояли рядом с моим креслом на журнальном столике, но дотянутся, не успел. Последнее, что мне запомнилось, прежде чем я погрузился в темноту, это как я неловко начал заваливаться на журнальный столик.

Глава 1

18 июля 1937 года, Ленинград.

Я проснулся от того, что мне в глаз бил луч солнца, который пробивался через щель в неплотно задернутых занавесках, которыми было задернуто окно комнаты. Не понял, в глаза бросилась не моя квартира и не больничная палата, где я по идее должен был очнуться, а старые, салатового цвета обои, витой шнур проводки, идущий по стене на редких точках старинных фарфоровых изоляторов и большая тарелка старого репродуктора, из которого негромко звучала песня:

Все выше, и выше, и выше

Стремим мы полет наших птиц,

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ.

Марш авиаторов, сразу узнал я эту старую песню, как давно уже я её не слышал. Оглядевшись вокруг, я в недоумении замер, это была моя старая комната в коммуналке, в этом не было ни какого сомнения. Справа стояла пустая кровать моего младшего братишки, а напротив неё, рядом с одежным шкафом стояла кровать сестры. Их обоих не было в комнате. Встав с кровати, я подошел к стене, на которой висел отрывной календарь, на котором стояло "17 июля 1937, Суббота". Насколько я помнил, листки календаря каждый раз отрывал я, утром, как только вставал, а если меня не было, то за меня это делала Иринка. Тут как будто в голове переключился какой то тумблер, но сразу всплыло, что сеструха в это время вместе с однокурсниками пошла в поход, а брат вместе со своим классом в пионерском лагере. А главное я сам был МОЛОДЫМ!!! Что произошло, почему я, судя по всему после своей смерти, очнулся в прошлом, в своём собственном теле? Тут из соседней комнаты послышался такой знакомый и казалось бы уже давно и прочно забытый голос мамы.

-Олежка, сынок, завтракать будешь? Я твои любимые сырники напекла.

Это действительно был голос моей матери. Мама! Такой родной и знакомый голос и ей самой в этом году только 40 лет исполнилось. А передо мной в голове тут-же появился мрачный мартинолог. Мама, она погибнет в феврале 1942 года, когда попадет под артобстрел, хоронить будут только верхнюю часть тела, от нижней просто ни чего не останется после взрыва тяжелого снаряда. Отец, он пропадет без вести под Лугой, куда уйдет в составе дивизии народного ополчения защищать свой родной город. Иринка, погибнет в августе 42-го, когда в дом, на крыше которого она будет дежурить, упадет не зажигательная, а фугасная бомба. Колька, наш младшенький, полуторка, в которой его вывозили вместе с классом уйдет под воду в незамеченной водителем машины полынье 21 декабря 41-го, из машины не спасется ни кто. Родители отца просто замерзнут у себя дома в январе 42-го, а родители матери умрут от голода в течение одной недели в том же январе. Одновременно с этим я вспомнил дневник Тани Савичевой, он просто огненными буквами всплыл в моей голове:

"28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12.00 утра 1941 года".

"Бабушка умерла 25 января в 3 часа 1942 г.".

"Лека умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.".

"Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. 1942 год".

"Дядя Леша, 10 мая в 4 часа дня. 1942 год".

"Мама — 13 мая в 7 часов 30 минут утра. 1942 г."

"Савичевы умерли". "Умерли все". "Осталась одна Таня".

Сама Таня Савичева умерла 1 июля 1944 года уже в эвакуации, прогрессирующая дистрофия, цинга, нервное потрясение и костный туберкулез окончательно подорвали её здоровье, ей было всего 14 с половиной лет.

А ведь ещё была и моя Варя, Варенька..., она погибла в июне 1942 года.

14 июня 1942 года, Ленинград.

В этот день я вечером, после работы побежал к своей Варюше. На стук, дверь мне открыла заплаканная Ирина Федоровна, мать Вари. Вся заплаканная и какая-то постаревшая, она посторонилась, пропуская меня в квартиру.

-Олег, это ты, а у нас горе, Вареньку убили сегодня утром. Отобрали карточки за три дня и твою цепочку с кулоном с шеи сорвали. По словам соседки, её двое парней грабили, она сопротивлялась, вот они её ножом и ударили. Как же я теперь буду без своей Вареньки.

Ирина Федоровна снова расплакалась, а я стоял, словно оглушенный и перед моими глазами стоял образ смеющейся Варюши, в развевающемся легком летнем платье. Через пару недель я случайно увидел подаренную мной Варе золотую цепочку с кулончиком на Томарке, молодой девице, которая с молодости путалась с приблатнеными ребятами нашего района. В первый момент я не сразу узнал цепочку, а потом, когда сообразил, что это за цепочка с кулоном, кстати ручной работы, мне её знакомый ювелир, друг отца для Вари делал, так что ошибиться было нельзя, так как это была штучная работа, то рванул вслед за Томкой. Быстро её догнав, развернул её к себе, и сорвав с неё цепочку злобно проговорил.: — Откуда у тебя эта цепочка?!

-А ну пусти! И цепочку отдай, она моя!

-Слышь ты, шалава гребанная, отвечай! Откуда у тебя эта цепочка?!

-Она моя!

Сдавив в кулаке ворот её платья, так что ей стало трудно дышать, я уже едва сдерживаясь прорычал.: — Удавлю тварь! Эту цепочку я подарил своей невесте, а пару недель назад её убили и ограбили! КТО... ТЕБЕ... ЕЁ... ПОДАРИЛ!!? Ну, отвечай, а то сейчас удавлю как сообщницу этих уродов!

Томка заметно струхнула, так как поняла, что я на взводе и могу действительно её удавить, а потому быстро проговорила.: — Да Витька Губа мне её дней десять назад подарил, откуда я знала, что она ворованная.

Витька Губа был приблатненым шпынем в нашем районе и обычно работал на пару со Степкой Шкетом. Свою кличку Витька получил за Заячью губу, а Степка был просто мелким, вот его Шкетом и звали.

-Если хоть слово этим уродам вякнешь — УДАВЛЮ ТВАРЬ!!! Поняла меня?

-Да, да, поняла, буду молчать как рыба, только не убивай.

До Томки наконец дошло, что ни в какую милицию я её не потащу, а могу просто удавить на месте, вот она и испугалась по настоящему. Забрав цепочку и отпустив Томку, я ушел, идти в милицию я не стал. Доказательств у меня никаких, а теперь и Томка просто скажет милиционерам, что она эту цепочку в первый раз в жизни видит. С этого дня в моем кармане всегда лежал кусок тонкой, но прочной веревки, а я после работы ходил по улицам нашего района и в конце июля мне все же повезло, я увидел Витьку Губу. Он как раз шел в мою сторону и я, когда он поравнялся со мной, сделал шаг ему за спину и выхваченную из кармана веревку накинул ему на шею, после чего резко сдавил её, разводя из-за всех сил свои руки в стороны. Витька задергался, пытаясь освободиться, а я продолжил его душить и тихо прохрипел ему в ухо.

-Ну что урод, добегался, думал только ты будешь людей убивать, это тебе за мою Варю!

Наконец Витька перестал дергаться, под его ногами натекла желтая лужа, и завоняло дерьмом, но я на всякий случай еще пару минут продержал веревку на его шее, что бы как говориться, с гарантией отправить этого поддонка в мир иной. Один готов, но оставался еще один ушлепок, который убивал мою девушку. Шкета я отловил через полторы недели, он, видимо что то почувствовал, потому что когда я к нему подошел, то он выхватил финку и стал водить её круги. Я был не в лучшей форме, сказывался голод, но все же перехватить его руку с финкой смог, после чего вывернув её, насадил Шкета на собственный нож. Вытащив его руку, я снова с силой ударил его ножом в живот и потянул его руку с зажатой в ней финкой на себя, разрезая плоть и увеличивая рану пока из распоротого живота не стали вываливаться наружу кишки.

-Это тебе тварь за мою невесту! Жизнь за жизнь, а то милиции ещё доказывай, что это ты со своим подельничком Губой её убили и ограбили.

Шкет умирал почти полчаса и всё это время я стоял рядом и молча смотрел на него, а потом плюнув на его труп, пошел к Ирине Федоровне. Она была дома и открыла мне дверь, когда я стал в неё стучать.

-Добрый вечер Ирина Федоровна, я нашел и наказал убийц Вареньки, теперь она может спать спокойно, зная, что её убийц постигла кара и они больше не топчут нашу землю.

-Олежка, почему ты их не сдал в милицию?

-А доказательства Ирина Федоровна? Доказательств нет, ваша соседка их лиц не видела и опознать их не сможет, да и кроме того только удавив их своими руками я смог потушить пожар в своей душе. Знаю, Варю этим мне не вернуть, но хотя бы я спас других Варь от этих нелюдей, больше они ни кого не убьют и не ограбят.

Кстати эта шалава Томка пережила блокаду и войну, я её иногда встречал и каждый раз, как она меня видела, тут же испуганно отходила в сторону, а других последствий для меня это не имело. Ни милиция, ни возможные дружки Губы и Шкета ко мне не приходили.

18 июля 1937 года, Ленинград.

Я вспомнил всё это и понял, что просто не смогу жить, если не попытаюсь всего этого изменить. Я не могу отменить войну, но я могу постараться, что бы как минимум сделать так, что бы на начало войны у нас были не ещё сырые Т-34 и КВ с кучей детских болезней, а целая линейка новой бронетехники с уже всеми необходимыми усовершенствованиями и доведенная до кондиции, с вылеченными детскими болезнями. С 1936 года я работал на заводе Љ174 имени Ворошилова в конструкторском бюро, а затем, уже во время войны перешел на Кировский завод, где и проработал до самой своей пенсии, проектируя танки и другую бронетехнику. Я не знаю, кто или что перенесло меня в моё собственное прошлое, но оно сделало мне просто шикарный подарок, я помнил всё, что со мной было в моей жизни, а также все чертежи, которые я чертил или смотрел. Да, моей последней работой был Т-72 первого поколения, но сейчас его не сделать, слишком сложно для нынешней промышленности, нет еще необходимых для его производства технологий, но вот наладить к началу войны выпуск Т-44 и ИС-3 вполне реально. Реально чисто технически, вот только как мне добиться разрешения на их разработку, вот в чем вопрос. Ведь сейчас я никто и звать меня никак, начальство со мной даже говорить не будет, предложи я ему разработать новые танки. Короче будем думать, а пока надо снова вжиться в эту жизнь, а то отвык я давно от этого времени.

Быстро одевшись, я вышел из нашей комнаты в комнату родителей. Комната родителей была раза в два больше нашей, если наша была около 12 квадратных метров, то родительская около 20-ти. Нам, то есть нашей семье, в плане жилья можно сказать повезло, у нас были аж целых две комнаты в коммуналке, причем и сама коммуналка была небольшой, всего пять комнат. Наш дом стоял на набережной реки Фонтанки, у Ломоносовского моста, причем мы жили во флигеле, который располагался во дворе. Хоть двор был и не большой, но места для небольшого зеленого скверика с фонтаном посередине там хватало, и наши окна выходили как раз в этот скверик.

Наша комната была самой крайней, рядом с подъездом и из неё шла дверь в комнату родителей. Раньше была ещё дверь и в коридор, но её заложили еще до меня, кто и когда не знаю, просто у соседей с других этажей из такой же комнаты выходы были только в коридор. За комнатой родителей была ещё одна большая комната, там жила молодая семья, Виктор, достаточно молодой парень, на несколько лет старше меня жил там со своей женой Настей и двухгодовалой дочкой Аней. С другой стороны коридора в большой угловой комнате жила тетя Валя, просто привык так называть её с детства, она служила в какой-то конторе. Потом была узкая комната на подобии нашей, в которой жила баба Таня, пенсионерка и затем большая кухня. Туалет с умывальником был в конце коридора, вот туда я пошел, по дороге поцеловав маму. Как мне хотелось обнять её из-за всех сил и никуда не отпускать. Вернувшись, мы с ней и отцом позавтракали, а потом я стал собираться, Ведь моя Варюша снова жива и здорова, а я не видел её целых 72 года, целая жизнь. Хорошо, что сегодня воскресенье, выходной, у меня есть достаточно времени, что бы все обдумать и привыкнуть к новой, старой жизни, вот такой вот каламбур получается. Я спускался по лестнице вниз, а жили мы на втором этаже, как заметил у дверей квартиры под нами фигуру человека с костылями и вещмешком на спине. Это был наш сосед, дядя Петя, я, сделав удивленное лицо, спросил его, что случилось. Это в своей старой жизни я знал, что майор танкист, Петр Нечаев, одним из первых отправился воевать в Испанию, осенью 36 года. В середине октября 1936 года он прибыл в Испанию в качестве экипажа танков Т-26, которые отправили на помощь республиканцам правительство СССР. Нечаев вошел в состав первой интербригады под командованием Манфреда Штерна, австрийского коммуниста, гражданина СССР. А сейчас я не должен был знать, что с ним случилось, вот и пришлось ломать комедию, но нет худа без добра, мне нужен был официальный источник знаний о эффективности наших танков в бою. Дядя Петя на это подходил отлично, да, вот такая вот я циничная сволочь, а что делать? Как мне иначе залегендировать мои знания о боевом применении наших танков, если я официально всего лишь молодой инженер конструктор, только недавно окончивший учебу и ни в какие командировки в горячие точки не ездивший.