Артефакт

* * *

*

Познакомились мы с ним на общественных работах. Я тогда за непристёжку срок доматывала. И ведь, что самое обидное? Всегда пристёгиваюсь, а здесь взяла — и отстегнулась перед самым поворотом во двор. А они — тут как тут, прямо из арки, прямо мне навстречу, лобик в лобик. Дневной дозор, мать ихую. Ночью бы вас повидать разочек, стражи порядка хреновы! Короче, шесть месяцев за удовольствие откровенно высказать, что я думаю про них лично, про всех их родственников и про всю ихнюю ментуру, включая генералов и главного министра. Ну, и за плевок на штаны, конечно, было дело. Но полгода?! Несправедливо. И это ещё при хорошем адвокате. Чтобы ручки у него никогда не болели! Когда денежки пересчитывает. Ладно, отвлеклась я, не об этом хотела. Ух, до сих пор внутри всё бурлит, как вспомню.

Короче, новенький у нас в команде осУжденных появился, симпатичный такой мужчина, под полтинничек, как раз мой любимый возраст: между кризисом и маразмом. Аккуратный, грязи под ногтями не наблюдается, что для меня тоже важно. Вежливый, все "простите" да "извините". Вот так вот, сходу, даже и не определишь, за что схлопотал.

Распределили нас в паре "на рассаду" — цветочки на клумбах высаживать. Хорошая работа, экологически чистая, не то что покраска ограждений или разметка на свежем асфальте. Приступили. Вижу, ну совсем не приспособленный: совочком в землю тычет, тычет... Потом собрался, вырыл ямищу и очки туда уронил. И опять: "Простите". Вот скажите, ну не козлы?.. Такого приличного человека — и — "на рассаду"! Короче, взяла я над ним шефство.

— Тебя как зовут, — говорю, — несчастье?

— Валерианом Константиновичем.

И опять извиняется.

— А трудишься кем?

— Библиотекарем. Трудился.

— Слушай сюда, — говорю, — библиотекарь. Вернее, смотри. И делай всё, как я! Главное, следи, чтоб глубоко не зарыть, вот только до этого места — настурция, она глубины не любит, враз отгниёт от корня. Сечёшь?..

Способный оказался, через полчаса от меня уже не отставал.

Короче, быстренько мы первую партию уконтропупили и отдохнуть присели. Я пару звоночков сделала. Один начальству: подвозите, мол, ещё. Второй — на работу. Достала термосок с кофе:

— Ну что, Валера, по кофейку?.. Перед обедом?.. Кофеёк у меня знатный, с бальзамчиком.

Он засуетился, вытащил из портфеля сверточек какой-то, разворачивать начал, уронил, поднял...

— У меня тут тоже кое-что... если не побрезгуете, конечно... вот... хлеб... яйца...

А портфельчик-то, портфельчик... Наверное, ещё дед его с этим портфелем в школу бегал.

— Во-первых, — говорю, — кончай выкать, Валера! У нас, у зэков, это не принято. А, во-вторых, оставь свои яйца при себе — нам пиццу сейчас подвезут. С морепродуктами. Я уже распорядилась. Ты как к морепродуктам?

Вижу, ещё больше растерялся, зарумянился. И ещё симпатичней сделался. Терпеть не могу наглых мужиков!

— Расслабься, Валера. У меня пять пиццерий, три чебуречных и восемь шашлычных в горячих точках. Так что — всё пучком. Меня, кстати, Анжела зовут.

Поручкались. Выпели кофейку. Вижу — расслабился. А меня любопытство так и разбирает: чего же такого он натворил? Ну, я стесняться не стала, и вопросец ему, без антимоний, напрямую

— Скажи-ка ты мне, друг любезный, за что тебе дело сшили?

Он тоже стесняться не стал:

— А я участкового ударил. Портфелем. По голове.

Ну, тут я к нему ещё больше прониклась — наш человек! Даже спрашивать не стала, за что. Он сам продолжил.

— Хотел председателя ТСЖ, да тот увернулся. Я тогда в подвале забаррикадировался, отбиться думал...

А тут и пицца подоспела. И пока мы обедали, он рассказал мне та-кооое...

...Познакомился я с ними за пару месяцев до инцидента с участковым. Была у меня приятельница, кошка дворовая. Подкармливал я её. Поднимется ко мне на этаж и лапой в дверь стучит. Хотел домой взять — ни в какую. Поест и — уходит. ЧуднАя... Так вот. Эта самая кошка родила деток в подвале. И потерялась недели через три. Начал я за её детками ухаживать: дважды в день, утром и вечером. А этим не понравилось, что хожу туда-сюда, покой их нарушаю. Оно и понятно. Не доверяют они нам. И правильно, надо сказать, делают. Выждали какое-то время. Потом решили от меня избавиться. На всякий случай. Любыми средствами. Это они сами потом рассказали. Сначала подкупить пытались, мелочь разную стали под ноги подбрасывать, много-то у них нет: и теперешние деньги, и бывшие... советские... больше медяками. Хотя и серебрушки попадались...

До этого места слушала я его как нормального, с пониманием и сочувствием даже: живет себе одинокий мужик, к кошке дворовой сердцем прилепился, к деткам её. Не все же они кобели бездушные да бессердечные? Да я и сама мурчалок люблю, вон, сколько их вокруг моего бизнеса кормится. Хотя уже тогда начали кое-какие сомнения закрадываться в его адекватности. После взятки советскими копейками. Ну, а дальше он вообще погнал.

... Я не брал. Мне чужого не надо. А они, когда увидели, что откупиться не получится, начали меня пугать. То вдруг в саване кто из-за угла выскочит, а то — вообще без. Руки тянут, обнять норовят. Ну, и прочие разные приёмы. Большие мастера они на этот счёт. По началу — напрягало. Потом привык: отмахнёшься — и делаешь своё дело. Страшнее было, когда вроде и нет никого, а знаешь, что есть. Как ни крутись, а он — всегда за спиной. И мурашки по спине, мурашки... от его присутствия. Я хоть и пуганый жизнью, а, честно скажу: даже подумывал сдаться и котят домой забрать. Была бы парочка — точно бы взял. А их — восемь! Куда мне столько? Чтобы потом обратно на улицу выставить? Домашних? На верную гибель? Нет уж, думаю, вы хоть на изнанку вывернитесь, а я их тут растить буду! Пусть с малолетства к улице привыкают. А там уж как Бог даст. Тогда решили они меня убить...

Тут я не выдержала слушать всю эту пургу.

— Стоп — говорю, — Валера! Стоп. "Они" — это кто?

А он: — Как кто? Подвальные.

И выставился на меня сквозь очки. А глаза-то, глаза, ма-ма-да-ра-га-я... Чистые, ясные, как у ребёнка. Белки — белее белого. А это о чём говорит? Печень не убитая. А почему?.. Правильно: не бухает, не нюхает и траву не курит. Давненько я таких глаз не встречала. Смотрю — и оторваться не могу. Будто под гипнозом. Будто лечу куда-то. Потом собралась и на землю вернулась.

— Подвальные? Бомжи, что ли?

— Да какие бомжи, Анжела? Говорю же — подвальные. Есть домовые, те, что в квартирах живут, квартирные, если так понятней, а есть — подвальные. Те, что в подвалах обитают. Не знала?

И опять на меня, как на дуру конченную, смотрит. А я — на него. Смотрю и думаю: "Эх, жалко-то как... Такой хороший мужчина и — с трещиной..."

Он первый наши гляделки прекратил.

— Не веришь? Не веришь. А хочешь, я тебя познакомлю с ними? Сегодня вечером и познакомлю?

Ну уж нет, думаю, дудки! Ещё я с посторонними мужиками по подвалам не шарилась. Ага. Щаз.

— А что? — говорю, — А познакомь!

Он — ажно осветился весь. И тут же — ррраз и — потух. Погрустнел так, что чуть ли не слёзы в глазах.

— Вряд ли у нас что-то получится...

— Что, — спрашиваю, — Валера? Передумал? Или как?

А он уже опять собрался, губы сжал, во взгляде — сталь.

— Или как. Но это — неважно. Я что-нибудь придумаю. В конце концов можно и ломиком...

— Можно и ломиком — говорю, — а нужно? Может, без ломика разрулить? Мирным путём? А то ведь с ломиком, Валера, настурциями не отделаешься. А в чём проблема-то?

— А в том проблема, Анжела, что теперь они подвал на ночь запирают. Поставили новую дверь и — запирают.

Тут, между нами, я слегка прибалдела.

— Поставили дверь? Запирают? Кто? Подвальные?

— Да какие подвальные, Анжела? Таджики!

И опять на меня выставился. А глаза-то, глаза...

— Таджики?..

— Ну да. Они ремонт там делают. В нашем подвале теперь бильярдная будет. Председатель ТСЖ удружил. За нашей спиной. Мы к нему, как к человеку порядочному, с доверием, а он...

И опять загрустил. А у меня ажно сердце защемило.

— Веселей — говорю, — Валера! Прорвемся! Нет такой двери, которую бы деньги не открыли. Всё от двери зависит и от суммы. Сечешь?.. Так что оставь это дело мне. Делаем так: сразу после смены едем к таджикам. Потом — перекусить. А уж потом — в подвал. А с бильярдной мы после разберёмся, юристы у меня хорошие, дело знают. Как тебе такой расклад? А? Не слышу?..

— Хорошее решение, Анжела. Принимается. А сейчас мне бы отойти ненадолго...

И опять смутился.

— Так и отойди — говорю, — в чём проблема? Да портфельчик-то свой оставь!

Он тормознулся и посмотрел на меня внимательно так, будто прикидывает чего.

— Хорошо. Только ты, Анжела, с этого портфеля глаз не спускай. Очень он ценный, этот портфель. А вещь, что в нём, та вообще цены не имеет. Обещаешь?

— Зуб даю, Валера. Будь спок.

Короче. Ускакал он, а я... Правильно. И вы бы не утерпели. Приоткрыла я осторожненько этот бесценный портфель, а там... А там кусок ржавой трубы трёхдюймовки! Да уж... С такой-то начинкой да по голове — кому угодно мало не покажется.

С таджиками вопрос я закрыла без проблем: старший ихний, Рафат, хорошим человеком оказался, отзывчивым — свой ключ от подвала мне подарил. И всего-то за пять косарей. Так что освободились мы быстро. Я тогда так для себя решила: накормлю мужика напоследок, схожу с ним в подвал, раз уж обещала, и на этом — всё. Всё.

— Ну что, Валера? По шашлычку? Пока таджики не зашабашили? Или ты чебуреки предпочитаешь? Решай, нас машина ждёт.

Он снова как-то... замялся... и говорит:

— А, может, ко мне поднимемся?.. У меня борщ есть. Любишь борщ?..

Я ломаться не стала: — Можно и к тебе. А про себя думаю: раньше сядешь — раньше выйдешь.

Поднялись. Он дверь передо мной распахнул и вперёд пропускает. Чтобы кто-то?.. Когда-то?.. Дверь?.. Передо мной?.. Да ещё и пропустил?! Встала я перед этой распахнутой дверью — и не могу с места двинуться. Потом собралась, зажмурилась и... шагнула. И опять стою. А что вы хотите? Шок. Валера мою остановку по-своему понял:

— Ты, наверное, руки помыть хочешь? Так это сюда.

Умылась я холодной водой, подышала правильно — тренер когда-то научил, успокоилась. Осмотрелась: чистенько всё, хоть и старенько. И, главное, мыло в мыльнице не раскисшее — терпеть не могу раскисшее мыло и пасту не закрученную!

Сели мы с ним на кухне, я так захотела. Дома-то у меня полный хайтек: камень, стекло и железо. А как же? Соответствовать надо, коли в эти сани сел. А тут: клеёнка в цветочек, чайник со свистком на плите, красный, в белый горох, холодильник пузатенький урчит, "Саратов", я думала уже и нет таких. Панельки на стенах крашенные. Всё, как у бабулечки моей, царство ей небесное... В общем, размякла я душевно, растеклась. И даже борщ, что Валера уже в тарелки разлил, авансом ему простила: потому как не ела я настоящего борща с тех пор, как моей дорогой бабулечки не стало, а меня, пацанку, в интернат отправили...

— ...Анжела? Ты в порядке? Остынет.

— Да в порядке я. В порядке.

Зачерпнула ложку, выдохнула и в рот отправила. И замерла. Собственным ощущениям поверить не могу — ну один в один бабулечкин борщ! Сижу и проглотить боюсь, чтобы вкус не потерялся. Потом собралась и — проглотила. Короче. Валера только дважды хлеб успел откусить, а я уже всё схлебала. До донышка. И не просто схлебала, а в разнос пошла: — А добавки можно?..

Он обрадовался так, будто экзамен на вождение сдал без взятки.

— Да конечно! Да сколько угодно! Вчера целую кастрюлю наварил! Правда, я каши хотел тебе предложить. Пшенной. Но если ты хочешь борщ....

— Каши?.. Пшенной?.. На молоке и... с... тыквой?..

— Ну да. На молоке и с тыквой.

— Валера. Да я больше всего на свете люблю пшенную кашу! На молоке и с тыквой. И чтобы корочка сверху была. Есть?..

— Есть и корочка. Как же без неё?

Да что там подвал? После такого, скажу вам как есть, я бы с ним куда угодно пошла, хоть на край света.

В подвале он портфельчик свой открыл, трубу достал и мне протянул — На, держи.

Ну, я тут, понятно, под дурочку скосила, будто первый раз этот предмет вижу

— Ой, — говорю, — труба. А для чего мне труба, Валера?

А он мне в ответ, серьёзно так, как взрослый ребёнку

— А это не труба, Анжела. Это — артефакт. В нём вся жизненная сила и мудрость целого народа сосредоточена. Вещь, цены не имеющая. На хранение мне дадена. А для тебя ещё и средство коммуникации. Я-то с ними телепатически общаюсь, когда они сами на связь выходят. А тебе пока без него — никак. Как данный артефакт выглядит на самом деле, не известно. Это наше сознание пытается, для нашей же психической защиты, привязать неизвестную вещь к каким-то известным нам образам. Потому, для тебя и меня это — труба.

Вот блин, думаю! Действительно — труба. Опять мужик съехал. А ведь так хорошо всё было. Можно, конечно, развернуться и — Прощай, Валера! Да вот только сердце, благодарное за возвращение в былое счастье, не даёт.

— И что мне, Валера, прикажете с ней... с ним, артефактом этим, делать?

— Да ничего особенного, Анжела, просто посмотри через него.

Ладно, думаю. Чего же не посмотреть? Посмотрю. Один глаз зажмурила, а второй растопырила изо всех сил, для лучшей видимости. Ну, и поднесла этот самый атрефакт к растопыренному глазу.

Ма-ма-да-ра-га-я... Стоят. Маленькие, тощенькие, бледненькие, волосёнки реденькие дыбором. Ну чисто росточки картофельные, чисто дети подземелья — бабуля мне книжку про них читала. В кучку сбились и глядят на меня своими глазищами. То ли с укором, то ли, наоборот, с прощением. У меня ажно сердце захолонуло.

Валера всё понял, трубу забрал и усадил меня на мешок с цементом. Сижу я на этом пыльном мешке и слова не могу из себя выдавить. Посидела пару минут, подышала правильно. Собралась.

— Так, Валера. Надо действовать. Бильярдная — бильярдной, это дело не одного дня. А пока наша первейшая задача их подкормить. Чем там они питаются, корешаны твои?

Он даже не задумался ни секунды, вот что значит — образованный человек.

— Энергиями питаются. Астральными. Тонкими.

Энергиями, значит. Тонкими. То-то они такие доходные.

— И всё?.. Нет, Валера, так не дело не пойдёт, так они у нас тут долго не протянут. Ты их видел?.. На ладан дышат! Может, чего потолще им предложить? Ну, чебуреков там... к примеру...

Тут он на мои слова смеяться начал.

— Чебуреков?.. Им?.. Какие чебуреки, Анжела, если они и так на ладан дышат?..

Ух, как я на него рассердилась! Обидно мне сделалось. И за них, и за себя и за чебуреки мои фирменные — я ж от чистого сердца.

— Хорошь ржать, библиотекарь! Давай твоё решение, если ты такой умный. Предупреждаю: я отсюда сама шагу не сделаю и тебя не выпущу, пока этот вопрос не закроем. Сечёшь?.. И не играйся со мной в игрушечки: я ведь и силу могу применить...

Тут он вообще закатился. Не выношу, когда надо мной смеются! Смотрю на него и думаю: "Врезать ему в лобешник?.. По-взрослому?.. Ну, врежу. А росточки картофельные?.."