Федор по имени Дядя

ПОСЛЕДНЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ДЯДИ ФЕДОРА.

"МЕСТО ДЕЙСТВИЯ — ЦИТАДЕЛЬ "ПРОСТОКВАШИНО".

ДЯДЯ Федор сидел перед рабочим столом, в шикарно обставленном кабинете, в котором, однако, в целях безопасности, кирпичом были заложены все окна. У последнего командира сопротивления, было ужасное настроение, пришла весть от агента "Мама", пала крепость "Стольный град".

"а ведь совсем недавно, жизнь казалась столь радостной". Воспоминания о подписании договора с гильдией почтальонов нахлынули волной, горькой волной разочарования. Все ожидали перемирия, как манну небесную, ведь это открывало огромные возможности как в торговле, так и в науке. Все пошло крахом, когда молодой амбициозный командир бригады по имени Печкин, убил бригадного генерала, и , заняв его место, мобилизовал все боевые отряды гильдии.

Два года прошло с тех пор, Федор хоть и был довольно молод, но уже успел заработать первые седины, когда почтальон-самоубийца взорвал себя прямо на проходной в цитадель.

Стук в дверь оторвал молодого командира от разглядывания неутешительных донесений.

— какие у вас документы? — Чуть хриплый голос удивил самого Федора, но это объяснялось тем, что парень пропустил завтрак и даже не пил воды со вчерашнего вечера.

— усы, лапы и хвост. — Раздался ответ из-за двери.

Рука Федора оторвалась от кнопки "тревоги", и , нажав на кнопку "открыть замок", командир откинулся на спинку кресла.

— Матроскин, знал бы ты, как я рад тебя видеть. Может хоть ты обрадуешь меня хорошими новостями?

Невысокий мужчина, широкоплечий, одетый в полосатую майку, выглядывающую из-под расстегнутой куртки черного мундира. Щегольские усы, подпаленные справой стороны, намекали о том, что видали и лучшие времена.

— неправильно ты, дядя Федор, на кресле сидишь. — Хохотнул гость, и рухнул на стул напротив командира. — Да и нечем мне тебя обрадовать.

Федор выругался, наклонившись, нащупал рукой бутыль, и выставил ее на стол, прямо на документы под печатью "секретно". Из ящика стола появились на свет пластиковые стаканы, а так же соленые огурцы.

Мужчины молча наполнили посуду, выпили не чокаясь, закусили, а затем Федор махнул рукой, давая понять, что можно рассказывать.

— почтальоны будут здесь уже к закату, так что подкрепление из замка не успеет. Шарик и "папа", сейчас взрывают мост через реку, но это не задержит противника больше чем на полчаса.

— это все?

— неа. — Матроскин поправил головной убор. — Дезертирство достигло девяноста процентов. В общем, на данный момент, мы можем рассчитывать только на себя, и тех раненых, которые просто не могут ходить, иначе так же свалили бы. И, знаешь, я их не виню.

— хорошо. — Федор с шумом отодвинул кресло и встал. — Пойдем, хочу посмотреть на солнце, возможно в последний раз...

...темно синее небо, красная линия горизонта, снег, отражающий последние солнечные лучи, а так же ветер, гуляющий над ледяной равниной. В километре от цитадели, протекала столь бурная река, что даже зимние морозы не могли сковать ее русло льдом, и это было единственное препятствие, находящееся между двумя враждующими силами.

Федор, "мама", "папа", Шарик и Матроскин, стояли перед крепостью, за их спинами находилась арка ворот, закрытая тяжелой решеткой. А впереди, чеканя ровный шаг, двигались бесчисленные легионы почтальонов.

Одетые в одинаковую униформу, они были похожи как братья, так как еще и прическами, и стрижкой усов старались походить на своего командира. На многочисленных древках, развивались знамена с изображением свернутого в трубку пергамента. Длинные коричневые плащи, высокие кожаные сапоги, шапки "ушанки", кривые сабли на поясах, и неизменный атрибут, густые усы. Черные глаза смотрели спокойно, как у удава, готовящегося проглотить кролика.

Федор вышел вперед, подняв руку, произнес:

— кто там?

Из ровных рядов выступил мужчина, отличающийся высоким ростом.

— это я, почтальон Печкин, принес заметку, для вашего командира.

— ну, я слушаю. — Федор встал в позу, изображающую исключительное внимание.

— "сдавайтесь, или я вас измерять буду, и поверьте, не линейкой".

— а потом, может, еще и в поликлинику сдадим, на опыты. — Хохотнул самый остроумный из почтальонов.

Хор грубых голосов, поддержал товарища дружным гоготом.

— видишь, все свои, открывай ворота в крепость, может и живым останешься. — Печкин грубо ухмыльнулся, пройдясь взглядом по ладной фигурке "мамы", одетой в короткое синее платье с длинными рукавами. На ее ногах были сапожки с высокими голенищами.

— свои в такую погоду дома сидят. — Категорично ответил Федор. — Не будем дверь открывать.

Плавным движением, Печкин положил руку на рукоять сабли, а затем обнажил клинок, указав им в темнеющее небо.

— вперед!

Где-то в задних рядах, зазвучали барабаны, почтальоны чеканя шаг, двинулись в атаку, обнажив свое оружие.

Федор вернулся к своим товарищам, и встал на прежнее место в центре группы. "мама" внезапно тихо запела:

Ка-бы не было зимы в городах и селах

Не узнали бы и мы этих дней веселых

Не ходил бы почтальон, с очень острой саблей

Не стоял бы легион, перед старой башней.

— красиво, жаль только, что про нас. — Хмыкнул "папа", доставая сигару, и прикуривая ее от зажигалки "зиппо".

— господа, для меня было честью служить рядом с вами. — Шарик даже прослезился.

Почтальоны, с ровного шага перешли на небыстрый бег, сражение началось.

Первым удар нанес "папа", его техники боя, были самыми разрушительными на дальних дистанциях. Вдохнув в грудь побольше дыма, он выдохнул длинную струю огня, накрыв первые ряды атакующих.

Почтальоны, не обращая внимания на потери, ответили градом метательных дротиков, заставляя защитников крепости уйти в глухую оборону.

Шарик сложил ладони в причудливую конструкцию, по его телу пошли волны, и вот вместо человека, на задних лапах стоял огромный пес, вооруженный длинными когтями и острыми клыками. Густая шерсть, служила неплохой защитой от снарядов противника, и монстр без вреда для себя, закрыл телом "маму" и Федора.

Матроскин разогнался, и на полном ходу врезался в почтальонов, ударами рук и ног, разбрасывая крупных мужчин и невероятным образом ускользая от клинков сабель.

К несчастью, подчиненные Печкина были готовы к подобному ходу событий, на шустрого рукопашника набросили стальную сеть, повалили, а затем в прорези, вонзили закаленное железо. Первая жертва умерла с тихим хрипом.

Обезумевший Шарик, врезался в уже подступивши врагов, раздирая их на куски. На него бесполезно было накидывать сеть, так как зверь давил врагов одной своей массой.

"ПАПА", СЛОЖИЛ РУКИ "ДОМИКОМ", И УЧАСТОК РАВНИНЫ, НАКРЫЛО ОБЛАКО ГОРЯЧЕГО ПЕПЛА. ТОЛЬКО КРИКИ БОЛИ И ОТЧАЯНИЯ НАПОМИНАЛИ О ТОМ, ЧТО КОГДА-ТО УРОДЛИВЫЕ ТЕЛА, ВЫВАЛИВАЮЩИЕСЯ НА ОТКРЫТОЕ ПРОСТРАНСТВО, БЫЛИ ЛЮДЬМИ.

Очевидный успех обороняющихся, ничуть не остудил пыл атакующих, все же численное преимущество было слишком велико.

"мама" выхватила мечи, парные короткие клинки сверкнули в воздухе, когда женщина подпрыгнула, и вращаясь волчком, приземлилась в массе врагов. Во все стороны тут же полетели отрубленные руки и головы.

Федор прокусил себе мизинцы, и кровью выступившей на пальцах, нарисовал на снегу символ, а затем, ударил кулаком в его центр. Последовало несколько хлопков, сопровождаемых щипающим глаза дымом, и из пустоты, возникло около сотни тараканов, размером не меньше пони.

Почтальоны не остались в долгу, против насекомых выдвинулись копейщики, "маму" окружили мечники, а Шарика, горящими факелами, загнали к стене, где тщательно нашпиговывали арбалетными болтами.

Федор услышав хруст позади и обернувшись, увидел как оседает на снег "папа", схватившийся обеими руками за торчащий из груди болт. С неба начали падать стальные диски, диаметром в метр, и острыми зубьями по периферии. Один такой диск, задел "маму", разрубив ее тело почти пополам.

— до чего техника дошла, вашу "маму", и тут и там показывают.

Прозвучала грубая усмешка Печкина, неумолимо надвигающегося на Федора.

Что происходило дальше, дядя Федор не помнил. В голове помутилось, кажется он дрался и был ранен, и сам ранил кого-то и еще кого-то убил...

Придя в себя, Федор понял, что его несут. Стоял день, над землей висели тяжелые тучи, а над ухом, шумно звучало дыхание.

— ты только не умирай, дядя Федор, щас через холм перевалим а там уже наши, почтальоны туда и не сунутся, без Печкина-то...