Космариха - кошмариха

КОСМАРИХА — КОШМАРИХА

Круг первый: "РЯДОВОЙ КЛЯЙНДОРФ"

Я Курт Кляйндорф — рядовой второго пехотного батальона. По приказу Фюрера, против своей воли и к великому огорчению матушки и сестёр, сейчас я в России, в глухой деревушке Космариха, что затерялась среди лесов, болот и полей, в нескольких километрах севернее городка Ржев.

На правом фланге наша оборона пересекает деревню Дешевки и изгибаясь, тянется в сторону Полунино. Там практически не смолкает ружейная стрельба и пулеметные очереди. Несмотря на расстояние, порой слышен рёв моторов большевистских танков, который почти заглушается ужасным диким криком противника.

Почему, идя в наступление, русские встают в полный рост и начинают орать своё "УРА"?

— Бывалые немецкие солдаты очень благодарны противнику за этот предупреждающий крик. Гораздо хуже, если бы русские скрытно приближались к нашим траншеям и молниеносным броском врывались на наши позиции. Если бы наносили отвлекающие удары, совершали обходные маневры, окружали опорные пункты, а окруженных солдат Фюрера убивали снарядами из пушек и ужасных Катюш.

Нет, русские выходят из леса, становятся шеренгами и, с криком "УРА", атакуют высотки наших опорных пунктов. Говорят, что их гонят в бой, как скотину на убой страшные комиссары. Не верю. Не верю потому, что такой толпе солдат легче застрелить одного комиссара, а затем разбежаться по своим домам. Легче принять комиссарскую пулю там, на опушке леса, отказавшись идти в атаку, чем, задыхаясь бежать в гору, навстречу верной смерти. Видимо, русским солдатам больше хочется, перед своей смертью, убить не своего комиссара, а немецкого солдата.

Видя фигуры русских солдат, выходящие из леса, наши пехотинцы открывают ящики с минометными зарядами, достают из цинковых коробок патронные ленты и заправляют их в пулемёты. За спинами пехотинцев, зенитчики и артиллеристы опускают стволы своих орудий к земле и ловят в прицелы приближающиеся советские танки. Русские бегут за своими танками. Наши солдаты начинают исполнять работу по уничтожению техники и живой силы противника.

Война превратилась для них в привычную, опасную работу.

Скорострельные зенитные пушки разбивают траки и катки гусениц советских танков.

Поврежденные танки, останавливаются, но экипажи остаются в бронемашинах и обстреливают наши траншеи и блиндажи фугасными и осколочными снарядами до тех пор, пока зенитные и противотанковые орудия не превращают поврежденные бронемашины в факелы, горящие чадящим огнем, пока не взрываются в горящих танках снаряды, пока не взлетают вверх, словно пробки от шампанского, тяжелые бронированные башни, сорванные взрывами боекомплектов.

Русские солдаты бегут к нашей линии обороны, не обращая внимания на разрывы минометных и противопехотных мин.

Счастливчики умирают сразу. Те, кому не повезло, кричат страшным криком, корчатся от боли, катаются по земле, путаясь в своих кишках или скользя в собственной крови, хлещущей их пробитых артерий и из обрубков оторванных ног. На этом поле, умрут все идущие в атаку. Завтра или через полчаса, или вечером, начнется новая атака, которая закончится так же, как и эта. Господи, откуда у России столько молодых и сильных мужчин, если русские генералы могут губить тысячи своих солдат ради захвата небольшой деревеньки?

Я не вижу того кошмара, который происходит в Дешевках. Я представляю его по звукам боя и не ошибаюсь в том, что там творится. Здесь, перед деревней Космариха, перед моей траншеей творится почти то же самое. Есть только одна разница. Русские подошли совсем близко. Несмотря на все наши усилия, расстояние между нашими и русскими траншеями сократилось до нескольких десятков метров. Еще немного и мы сможем закидывать друг друга (враг врага) ручными гранатами.

Мой Бог, я хочу жить мирной жизнью, проектировать дома и писать стихи. За что ты, бросил нас в этот ужасный, кровавый омут войны?

Круг второй: "РЯДОВОЙ МАЛОСЕЛЬЦЕВ"

Я рядовой Николай Малосельцев, несмотря на мои 19 лет, бывалый солдат. Видимо, крепко меня любит Настенька, сильно ждут моего возвращения с войны сестренка и братишки, подолгу ночами молят за меня бога мамка и бабка, если целый год смерть обходит меня.

За прошедший год она только два раза приблизилась ко мне и легонько царапнула по плечу и по голове вражескими пулями, причем, во второй раз я сам был виноват — не надев каски,высунулся из окопа посмотреть, не ползет ли из тыла наш старшина с термосом горячей каши. Тогда нас несколько дней не кормили, а мне очень кушать хотелось. Чиркнула пуля по макушке, содрала кожу до кости, контузила слегка и дальше полетела. Спасибо пуле, что не опустилась ниже...

Сейчас высовываться нельзя. Немцы близко. За несколько дней непрерывных атак, наши роты смогли приблизиться к ручью. — Мы ходили в страшные, безнадежные атаки. Без артиллерийской подготовки. Какая может быть артиллерийская подготовка, если в день на одну пушку отпускается всего два снаряда? Нет толку от двух снарядов, если для того, чтобы взять цель в артиллерийскую "вилку" нужно, как минимум — три. Два снаряда принесут пользу только немецким корректировщикам огня, которые засекут нашу батарею, передадут координаты своим артиллеристам, а те смешают ее с землей.

Вот патронов к родным трехлинеечкам у нас хватает. Хватает потому, что почти не стреляем из винтовок. Выскочим из кустарника и вперёд, с криком "Ура". Немец начнет минометными минами закидывать да из пулемётов косить. Прижмет роту к земле и добивает. Те, кто пошустрее, поопытнее и поудачливее, успеют за кочки упасть, да сапёрной лопаточкой ложбинку себе выкопать, брустверок подсыпать. Вот и готов окоп для стрельбы лёжа. Если повезёт такому бойцу, если не разорвет его прямым попаданием миномётки, то с наступлением темноты, замирая при вспышках осветительных ракет, отроет он себе окопчик понадежнее. Ночью, прячась за телами погибших товарищей, подползет к нему пулемётчик.

При следующей атаке, они погибнут, но до того, как умереть, успеют выпустить из Дегтяря несколько пулемётных очередей, заставят на минутку замолчать пару немецких пулемётов, а наши немногие солдатики успеют пробежать до спасительной низинки или до бугорка. Вот так и отвоевывает сиволапая пехота метр за метром землю у врага. Вот так и добрались мы до ручья.

Если выживу в такой мясорубке, то самыми страшными снами будут сны о том, как продвигались мы к этому ручью по названию Добрый.

Ручей Добрый... А деревня, которую нам нужно взять, зовется Космарихой. После первого кошмарного боя, мы стали называть её Кошмарихой. Соседняя деревня на нашем левом фланге, где батарея стоит, где располагаются штаб, медсанбат и ЧМОшники — части материального обеспечения, носит название Старшевицы. А за горочкой, левее Кошмарихи — занятая немцем деревня Дешевки.

Дорого обойдется Родине освобождение Дешевок. У нас, перед Кошмарихой, хоть перелески, да овражки есть, а перед Дешевками, раскинулось широкое поле. Густо лежат на нем солдатики, словно трава на сочном лугу, скошенная безжалостной косой. Так лежат, что местами и земли из-под тел не видать. Большие командиры на днях танки дали для поддержки пехоты. Зарылись танковые гусеницы, забуксовали танки на телах убитых солдат.

Жалко погибших однополчан. Жалко и живых, которым предстоит ходить в атаку по их телам, согревать павших своей горячей кровью и укрывать своими холодеющими телами.

А фашистов мне не жалко и себя не жалко. Хочется жить, очень хочется, но я понимаю, что выжить в этих атаках немыслимо. Одно желание, одна мечта — если я должен погибнуть, дай мне, Господи, неверующему комсомольцу, перед смертью счастье — дай возможность добежать до немецких траншей и вцепиться в горло фашиста.

Круг третий: "И СНОВА КЛЯЙНДОРФ"

"Мы готовы умереть за Германию и за Фюрера"!

— Господи, как въелась в наши головы пропаганда!

— Мы просто давно готовы к смерти, ненавидим Гитлера, загнавшего нас в эту проклятую Россию и уже не мечтаем увидеть своих родных. Мы все умрем на окраине этой сгоревшей русской деревни Космариха.

Но не сейчас и не просто так. Я не позволю грязным русским солдатам убить меня, как убивают свинью на гамбургской скотобойне.

Сегодня я несу караул. До рези в глазах, всматриваюсь в темноту, скрывающую пригорок за ручьем, скрывающий русские окопы и блиндажи. Они совсем близко. Стоит русским солдатам подползти к краю обрыва, осторожно спуститься по пологому склону, проползти пятнадцать метров до ручья, перебежать ручей и они окажутся перед нашими проволочными заграждениями. От проволочных ежей до первой линии нашей обороны двадцать метров. От меня до русских иванов — пятьдесят метров. Это очень близко.

При таком противостоянии бесполезно применение осветительных ракет. От ракет больше вреда. Они освещают наши позиции ярким мёртвенно-белым светом, а после того, как гаснут — темнота кажется еще непрогляднее. Я внимательно вглядываюсь в темноту, слежу за каждой кочкой, за каждым темнеющим трупом, за каждой чернеющей воронкой и словно дикий зверь прислушиваюсь к каждому ночному шороху и ловлю ноздрями влажный, насыщенный трупным ядом воздух, боясь не унюхать махорочный запах русских шинелей.

Мои старания не были напрасны.

Русские атаковали. Они осторожно, ничем не выдавая себя, подползли к краю обрыва, а затем, не скрываясь, побежали на меня. Я опередил их на время, необходимое для бега на пятьдесят метров. Едва первый русский показался на гребне склона, мой верный автомат задрожал, выкидывая в его сторону огонь пороховых газов и смертоносных пуль, еще две секунды и неполный рожок патронов ушли у меня на то, чтобы слева — направо и назад — влево, прострочить свинцом скатывающиеся со склона фигуры врагов. Этих двух секунд хватило для того, чтобы в бой вступили пулемёты нашего боевого охранения. На пять секунд позднее пулемётов, затрещали автоматы дежурной команды. Передние русские солдаты уже прыгали в воду ручья.

В четыре шага они преодолевали неширокий ручей и начинали карабкаться на скользкий бережок.

За это время спавшие солдаты нашей роты успели выскочить из блиндажей и открыли бешеный огонь из всех видов стрелкового оружия.

Убитые и раненные русские солдаты, падали в воду ручья, живые — кидали гранаты с целью повредить заграждение из колючей проволоки и устремлялись к нашим траншеям. Силуэты русских солдат освещены проблесками выстрелов. В их гущу полетели наши гранаты. Взрывы раскидывают поверженных врагов в стороны. Пулемётные и автоматные очереди опрокидывают их назначь. Не всех. Многие бегут к нам, на этот раз у них нет времени кричать ура. На этот раз, раненные, как всегда, стонут и кричат от боли, а остальные орут свои русские ругательства. Те самые, которые я не раз слышал от расстреливаемых пленных и от русских полицейских, вешавших пойманных партизан.

— Нас разделяют десять метров.

— Я ужаснулся. На нас шли не вчерашние необстреляные солдаты, возглавляемые "зелёным" лейтенантом, мечтающим геройски умереть на глазах фотокорреспондента или комиссара, с именем русского правителя Сталина на губах. На нас бежали спокойные, уверенные в себе люди, каждое движение которых выдавало какое-то древнее, почти звериное желание побеждать, а следом за ними от ручья поднимались всё новые и новые шеренги красноармейцев, ощетинившиеся штыками, несущие пулемёты и ящики с боеприпасами. В нашу траншею полетели гранаты. Одна из них упала возле моих ног и взорвалась. Её осколки убили меня ...

Круг четвёртый: "МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ МАЛОСЕЛЬЦЕВ"

Можете поздравить меня. Со вчерашнего дня, я Малосельцев Николай Петрович младший сержант и командир отделения. Утром, после того, как ротный поздравил меня с присвоением звания и представил в качестве командира отделения, наша рота начала готовиться к очередному штурму проклятой Кошмарихи.

Только стремительный бросок через ничейную полосу мог обеспечить успех атаки. Поэтому, наш взвод решил оставить длинные, неповоротливые в рукопашном бою и медлительные при стрельбе винтовки. Главным нашим оружием должна была стать быстрота наших действий.

За час перед рассветом, мы рывком добежали до ручья, гранатами расчистили проходы в проволочном заграждении, закидали гранатами вражескую траншею и бросились на оторопевших немцев рассекая их лица и шеи сапёрными лопатками, ударяя ножами в их сердца, глотки и животы, выхватывая из их рук автоматы.

Ободренная успехом рота, смяла немецкое сопротивление на второй линии обороны и продолжила наступление к перекрёстку дорог, к центру немецкого опорного пункта, к господствующей высоте.

Продолжала?

— Я до сих пор не в состоянии понять, продолжила наша рота наступление в тот момент или приостановила его... Мы просто оглянулись по сторонам и поняли, как мало нас осталось. Мы поняли, как нам не хватает поддержки артиллерии, способной вдребезги разнести вражеские ДЗОты, и блиндажи. Мы поняли, как не хватает пары штурмовых самолётов, которые загнали бы фашистов на дно траншей, чтобы мы смогли подобраться на расстояние броска гранаты. Мы продолжали ползти вперед, но плотный пулеметный огонь прижимал нас к земле.

Были среди нас добровольцы — отчаянные головы, которые пытались незаметно подобраться к вражескому пулемету, но на полпути их смертельно-раненные тела, пробитые пулями, выгибались страшной смертельной судорогой и замирали. Были отчаявшиеся храбрецы, которые вскакивали и пытались добежать до пулемётного гнезда. Пытались добежать и не добегали.

Мы не могли лежать на открытом месте и безропотно дожидаться смерти. Мы рванулись вперёд и погибли в бою за деревню Космариха...

Круг пятый: "КРАСНОАРМЕЕЦ КАЙСИН"

Я Кайсин Илья Дементьевич — солдат Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Таких как я -миллионы. Мы пушечное мясо, мы дрова войны. Но мы — защитники Родины и воюем за свою землю, ради своих жен и детей.

Неделю назад, на рассвете нашим товарищам почти удалось взять распроклятую Кошмариху. К сожалению, им не оказали поддержки и они погибли, а к немцам подошло подкрепление, подвезли патроны, снаряды, мины, жратву и шнапс. После этого, целую неделю, наши войска штурмовали высоту и оставались гнить на подступах к высоте. Вся округа пропитана страшным запахом гниющих тел. Невозможно привыкнуть к этому запаху.

Командование дивизии решило попытаться прорвать немецкую оборону правее деревни, зайти в тыл Космарихинского гарнизона и развивать наступление в направлении Полунино. Разведку боем поручили нашей роте. Вы знаете, что такое разведка боем?

— Это когда солдатам не говорят об истинной цели операции. Им просто приказывают выдвинуться из пункта "А" и занять пункт "В". Подразделение покидает свои траншеи и начинает движение к заданному пункту. Противник оказывает сопротивление, а наблюдатели и вышестоящее командование отмечает размещение вражеских пулемётов, батарей и живой силы противника. Штабные офицеры аккуратно зарисовывают места, в которых наши солдатики попадают на минные поля и где среди дыма и огня, летят в разные стороны ошмётки того, что мгновение назад было живым человеком. Вот такая это гадость — разведка боем. Это покупка оперативной информации за счет человеческих жизней. Иногда случается, что фронтовая судьба отказывается принимать такую дорогую плату и дарит фронтовую удачу. Бойцам удается пройти через минные поля, уничтожить или обойти пулемёты, прижавшись к земле пережить артобстрел, ворваться на вражеские позиции, уничтожить врага и занять пункт "В".