|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 1. Трудные жизненные ситуации
Цицак
Гордо и величаво я вошла в свои покои во дворце брата моего Бусира. Конечно, сейчас положение нашей семьи не таково, как было в те времена, когда на золотом троне в Высоком Дворце правил истинный хозяин этой земли — тархан Будах, а не наместник иноземного завоевателя, что даже не решился занять место правителя, а заселился в нищем доме старого Менахем-мобеда, вместе с предателем Язид-нойоном... Тогда я готовилась стать четвертой и последней женой Захарии, а отец наш занимал пост главного казначея... Но потом все рухнуло. Мерзкая орка (прав был Ксеноцид — хоть и относился к сословию подлому, но иногда и слепой курице удается найти зерно: "орки — мерзость!") убила тархана и его мать, а также — самых верных его слуг, включая отца... А предатель Язид, вместо того, чтобы склониться перед новым тарханом — предал нас, и привел в город иноземного колдуна и его солдат.
И все стало плохо. Нет, орков отбили от города, и, говорят, разбили где-то там, далеко на востоке, взяв штурмом их города и вырезав или пленив их вождей. Но вот в городе... Чернь вовсе распоясалась. Теперь они, при виде паланкина знатной дамы не спешат опуститься на колени, а всего лишь склоняют головы! Твари! А еще проклятый наместник заявил, что продавать рабов нынче дозволено только ему. У любых других покупателей рабы будут конфискованы без возмещения, а продавец — наказан. Хюджи-торговец так лишился почти десяти тысяч золотых: конфисковали не только рабов, которых он продал Барджин-нойону, но и всех остальных, что он привел на продажу, так еще и штраф насчитали... И теперь приходится сдерживаться, назначая несправедливо мягко наказание девке, что посмела оскорбить, подав для утреннего умывания воду несколько холоднее, чем мне было бы приятно! Но если эта служанка придет в негодность — где теперь купить новую?! Тьфу! Мерзость и поругание тысячелетних традиций!
А потом все стало еще хуже. Брат, занявший по праву и обычаю пост отца слегка ошибся... ну, переложил несчастную тысячу золотых не в тот сундук... Ну и что, что тот сундук, в котором оказалась эта несчастная тысяча — должен был отправиться к нам домой, а не в шатры погонщиков? Тьфу, дрянь безродная! Они и без денег обойдутся, не то, что благородные семьи! Жалкая одна тысяча! Так ведь отследили, и брата — с позором выгнали из дворца, поставив на его место какого-то худородного... Как там его? А, все равно не вспомню. Худородные — они все на одно лицо! Еще запоминать каждого выскочку! И нам, лишившимся доступа к казне тархана, теперь приходится жить на те гроши, которые управляющий, наверняка — вороватая сволочь, вышибает из всякой черни, что смеет пасти свой грязный скот на принадлежащих нашей семье пастбищах! Позор какой!
И самое главное... Этот иноземный колдун, что смеет именовать себя "Повелителем Беленджера", в домене вовсе не показывается. Этот его... наместничек малолетний — играется с привезенной с собой девчонкой, и не обращает внимания даже на наложниц Менахем-мобеда, доставшихся ему вместе с дворцом. А за кого еще замуж идти? За равного? Или, еще того хуже — за низшего? Не приведи Тенгри-хан! А вот когда мы восстановим справедливость, и в наш город явится сияющий тархан Будах... К нему и в наложницы пойти — честь, да и положенных четырех жен он еще не всех взял. А и не получится с тарханом — он наверняка приведет с собой свиту, подобающую Блистательному! Найдется и для меня... с подобающим богатством и положением...
— Госпожа... — служанка склонилась, подобающе потупив глаза. — Ваш брат просил передать, что желает видеть Вас на семейном ужине.
Вообще-то, это и так было понятно... Эх, вытянуть бы эту дерзкую дрянь плетью, сорвав плохое настроение! Когда вернутся хорошие времена — я так с этой рабыней и поступлю. Но пока новых рабынь взять негде, даже с контрабандистами лучше пока не связываться, не привлекать к себе внимания... Я эта уродина, тонкая и хрупкая до неподобающего... Ее и розгой-то погладишь — она и помереть норовит. Вообще-то, я всегда не любила полнотелых красавиц, вроде тех, которых обожала моя подруга — Присбит-ханум, младшая жена тархана Захарии, на помощь которой я сильно рассчитывала в своих планах занять последнее свободное место четвертой жены Владыки... Тех, конечно, и плетью можно, и огоньком, и полоску шкуры себе на пояс срезать... Но они, твари, крепкие, чтобы заорала, как подобает — семь потов сойдет, плетью намашешься... А эти, мелкие — раз-два розгой, и уже подыхает в корчах! Вот только теперь, под властью проклятого колдуна... Ничего, еще вернутся добрые времена!
— Сестра!
Брат устроился за столом, на котором лежала обнаженная наложница. На ее теле были разложены закуски, а струйки крови, текущие по телу, намекали, что брат не слишком аккуратно пользовался столовыми приборами. В конце концов, ему легче, чем мне. Ведь "взять наложницу из простых" — это не "купить рабыню", а практически "жениться". Да и семья благодарна бущдет за избавление от лишнего рта. Вот и получается, что умерла у него очередная простушка — так он новую себе и берет. И никто ему слова не скажет!
— Брат!
Я поклонилась старшему, стащив с полной груди девки невиданную роскошь — копченую рыбу, доставляемую аж с северного побережья остроухих, при этом резко сжав длинными ногтями нежно-розовый сосок. Девка задрожала от боли, но будучи хорошо выдрессирована — не посмела вскрикнуть, или же забиться в судорогах, сбрасывая разложенные на ней блюда.
— Итак? — брат вопросительно посмотрел на меня.
Я не стала рассказывать ему всю цепочку, по которой поступили ко мне нужные сведения. Как и все мужчины, брат просто не понимает важности подобной информации, и считает это "глупыми бабьими сплетнями". Так что я дала ему только сухую выжимку.
— Колдун отзывает своего наместника. Он отправляется куда-то на восток, во владения союзника узурпатора. И забирает с собой большую часть своей охраны. Во дворце Менахем-мобеда остаются только десяток пехотинцев, — мы с братом переглянулись. Пехотинцы, жалкая чернь, не сумевшая раздобыть себе хотя бы коней, не смогут противостоять отрядам Высокородных. — А предатель Язид уводит верные ему войска на учения куда-то на север. В городе останутся конники Барджин-нойона. Но он — на нашей стороне. А также — Чародейский совет.
— Мобеды поддержат правое дело? — брат несколько неловко разрезал отбивную, и белоснежную кожу наложницы украсила очередная алая полоса.
— Увы, не все, — вздохнула я. — Те, что пришли позже смерти тархана... — имя я не произнесла: и так понятно было, что я говорю о настоящем Владыке — тархане Захарии. — останутся верны узурпатору... если не увидят превосходящую силу.
— Тогда Чародейский совет пока не трогаем. Когда войска тархана Будаха войдут в город, они поймут — на чьей стороне сила, и, следовательно — правда. Но будет поздно.
Брат хищно улыбнулся, вонзая остро отточенную вилку в нежную плоть. Понятно, что самые вкусные куски достанутся тем, кто организовал победу истинного Владыки, потом — оделят тех, кто успел вовремя присоединиться... Ну а тем, кто придет последними — останутся кости. И пусть будут благодарны, что их не казнят.
Будах
В одеждах, подобающих тархану и властителю домена, я горделиво восседал на троне, принимая изъявления верности от выживших после мятежа сановников. Верности... Ха! Да там половину можно сразу на кол сажать за измену, а вторую — после недолгого, но тщательного следствия. Но придется терпеть. Просто потому, что заменить их особенно некем.
Мой каменный лик привычно выражает довольство и внушает подданным уверенность в том, что все идет хорошо. Увы, сам я такой уверенности отнюдь не испытываю. Проклятый мятеж! Так и не удалось проследить, откуда мятежникам пришли деньги и завиральные идеи. Но вот последствия — последствия очевидны. Денег нет! Многие племена, что раньше платили дань — ныне разбежались по дальним пастбищам и ничего не платят. А сил их принудить — после мятежа нет. Тех доходов, что поступают в казну, едва хватает на то, чтобы оплачивать существующую, изрядно уменьшившуюся армию. Чтобы набрать больше воинов — нужны деньги, чтобы были деньги — нужны налоги, чтобы были налоги — нужны воины, готовые их вышибать. А чтобы набрать этих воинов... Правильно — нужны деньги, которых нет.
А есть еще ведь и те, кто поддержал меня во время мятежа. И они — как бы не большая проблема, чем все остальное вместе взятое. С ними надо расплачиваться! А чем? Денег-то нет... Землями? А с чем я тогда останусь? Подданными? Особенно — теми племенами, которые не платят? Дескать — "пусть сами разбираются"? Так в следующий раз они, вместо того, чтобы поддержать — сами мятеж поднимут! И я бы поднял... В конце концов "— Что может оправдать бунт против законной власти? — Успех бунта". А мятеж против дебила, неспособного осознать элементарные вещи, вроде того, что бойцов нужно прикармливать заранее, а не когда враг начнет шнырять по твоему гарему — его даже мятежом не назовешь. Скорее — справедливым возмущением, обреченным на успех. Хотя, если кто осмелится произнести это вслух... Безумного глупца я немедленно казню.
— Господин, чьи златоверхие чертоги... — длинное и пышное титулование я привычно пропускаю мимо ушей, размышляя о том, с чего бы это мой визирь левой руки, занимающийся такими делами, как торговля, доставка ресурсов, и прочими важными, но не престижными делами, так возбудился? Чуть ли не подпрыгивает. Неужели придумал что-то, что позволит нагреть казначея, с которым у него давние "дружба" и "сотрудничество"? — ...известные и уважаемые торговцы с безупречной репутаций... — ага! Опять с контрабандистами спутался. Вот поймаю я его за общением с этими "известными и уважаемыми", и всех вместе вздерну. Высоко-высоко. Для пущего поднятия безупречной репутации. — ...о зверствах творимых беззаконным колдуном во владениях Вашего высокоуважаемого... — оп! А вот это уже интересно. "Беззаконный колдун" который может "творить зверства и притеснения над благородными людьми" у меня в соседях только один... По крайней мере — достаточно близко, чтобы об этом имело смысл докладывать.
— Н-да? — поощрил я визиря, демонстрируя заинтересованность. Конечно, владения троюродного кузена Захарии я давненько собирался "принять под свою руку". Вот только если до этого глупого мятежа я мог рассчитывать задавить войска колдуна своими силами и взять город на копье, то теперь моего войска для этого просто недостаточно.
— Они сообщают, что в городе не осталось войск, верных оккупанту, за исключением немногочисленных пешцев, и десятка предавших веру предков мобедов, — правильно понял меня визирь. — Так что, как только блистательные знамена золотобронных ратей...
Так... опять пошло бессмысленное славословие. Можно отключиться и обдумать ситуацию. Если я успею занять город — картина резко изменится. Я смогу оставить в замке сильный, но немногочисленный гарнизон, а сам с быстрой конницей — пойти в набег. Тогда даже если город я не удержу — золота в мою сокровищницу попадет немало. Ведь пока колдун будет осаждать Беленджер — сил перехватывать все мой набеги у него просто не будет. А уж если удержу... Я посмотрел на неприметного человечка в серой одежде, что никогда не рвался в первые ряды. Вирхор-нойон, визирь Темной опоры никогда не стремился к известности, либо же публичным выражениям моего благоволения, не в пример иным прочим. Зато он частенько знал многое, недоступное остальным. Вот только с мятежом он меня подвел. Но за тот провал я его не казнил: он сам убивался вполне искренне. Заметив мой взгляд, Вирхор-нойон кивнул, подтверждая, что сказанное Аарон-визирем не противоречит тем сведениям, что есть у него. Так что шанс удержать город... скажем, вовремя предложив колдуну почетный мир — есть. А это значит... Что война — дело такое, непредсказуемое. И ее пламя равно опаляет и трущобы бедняков, и дворцы вельмож. Не хорошо, если у владыки — такие долги. И если от своих я могу отделаться, только щедро оплатив их услуги, то чужие... Чем меньше их будет к моменту заключения мира — тем лучше. А если кто и выживет... нетрудно будет обвинить их в предательстве и попытках выдать наши планы проклятому колдуну, что и привело к гибели множества благородных. Только тут уж Вирхор-нойону придется сработать без осечек. Или я пересмотрю свое решение о его наказании. Второго подряд провала я не потерплю!
Копченая треска, которая у Морских владык — пища (чтобы не сказать "корм") для матросов самых низших рангов, перебравшись за полматерика от моря и побывав в руках эльфов — становится редким (и, соответственно — дорогим) деликатесом для высшей аристократии... Такая вот особая уличная магия Перворожденных.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
