Мой неожиданный сиамский брат

I. Мы выходим на рассвете

— Никакого обзора, идешь, словно таракан по комнате в ожидании удара тапком, — проворчал себе под нос старший лейтенант Антон Рыбаков, командир второй роты семьсот восемьдесят третьего разведывательного батальона двести первой мотострелковой дивизии. Колонна шла очень неприятным местом, представляющим собой узкое, метров двадцать — тридцать шириной, извилистое ущелье длиной километров в десять, окруженное высокими, словно упирающимися прямо в висящие над ними тучи, горами. По ущелью текла небольшая горная река шириной где-то в полтора метра, неглубокая, но с обрывистым правым берегом. Мерзкое место, давящее на душу. Особенно если знаешь, что здешние места — настоящее гнездовье душманских банд.

Поднятый на рассвете по тревоге батальон 'на броне' добрался до ущелья и сейчас совершал марш в пешем порядке. Где-то впереди, на плато в конце ущелья, в кишлаке Шаеста, 'духи' окружили второй батальон сто сорок девятого полка и теперь разведчики всей своей 'огромной' силой в сотню 'штыков' при поддержке батареи 'Подносов', должны были выручить пехоту, ударив по душманам с тыла. Ни само задание, ни порядок, в котором двигался батальон, энтузиазма у Антона не вызывали. Он хорошо помнил, что общая численность действующих в этом районе банд оценивалась в разведсводках больше чем в четырнадцать тысяч. И если они выделили для этого боя хотя бы десятую часть своих, им хватит сил и для блокировки батальона, и для боя с разведчиками. К тому же комбат 'по приказу командования' и для 'ускорения движения по ущелью' приказал не выделять боковое охранение.

'Ладно, хоть первую роту в головную заставу выделил, всех двадцать человек. Вон впереди метрах в ста телепаются. Толку от такого охранения, как от козла молока. Зато движемся быстро, — зло подумал Антон, в очередной раз осматривая горы слева и справа от ущелья, и ничего не обнаружив. — Горы, как горы. 'Зеленка' почти до вершин. Спрячь там полк — и хрен что увидишь', — споткнувшись, он чуть не налетел на впереди идущего бойца и выругался. Увешанный снаряжением, с ПКМ на плече, крепкий и высокий, ростом почти под два метра, туляк ефрейтор Сергеев, обернувшись на ходу, спросил.

— Товарищ старший лейтенант, вы чего?

— Да так, Леня, споткнулся.

— А-а, а я думал, вы из-за чабана расстраиваетесь.

— Какого чабана? — удивился Антон.

— Грят, на первую роту вышел, а потом его в штаб провели. Вы как раз с сержантом Бердыевом отвлеклись, не видели. Он, грят, предупредил, что нас здесь ждут.

— Ерунда, ефрейтор. Майор Кадыров такое сообщение без внимания не оставит. Так что не дрейфь и внимательней смотри по сторонам...

Первая рота скрылась за очередным поворотом, а по колонне со стороны штаба передали приказ: 'Подготовится к привалу'.

— Наконец-то, — довольно громко откомментировал Сергеев. — А то у меня уже ноги гудят.

Но отдохнуть ему было не суждено. Из-за поворота, за которым скрылась первая рота, донеслась пулеметная и автоматная стрельба и практически в ту же минуту ожили соседние склоны. Духи открыли по колонне плотный огонь с левой стороны с гор по ходу движения. В безумной попытке спастись, часть бойцов, не слушая команд, бросилась в гору, превратившись в обычные мишени на простреливаемом сверху донизу скальном подъеме. Они попадали под жалящие насмерть пули, падали, катились вниз, орошая камни своей кровью. Еще часть бросилась по тропе назад, стремясь любой ценой вырваться из ставшего смертельной ловушкой ущелья. Но пробиться к идущим в хвосте колонны штабу, минометчикам и разведывательно-десантной роте под огнем душманов не удалось никому. Одна из первых же пуль попала в ефрейтора Сергеева. На глазах у остолбеневшего от неожиданности Рыбакова голова пулеметчика словно взорвалась. Выронив пулемет из безвольно расслабившихся рук, тело ефрейтора свалилось прямо у ног лейтенанта, заливая запыленные сапоги чем-то красным, похожим на разлившийся вишневый компот. Еще не вполне осознавая, что произошло, Рыбаков инстинктивно попытался отстранится. Тут же споткнулся обо что-то не видимое. И упал, обдирая выставленные вперед руки.

Вокруг царил ад. Пули гудели над головой, словно стая разъяренных шмелей. С глухим, навсегда запомнившимся Антону, чавканьем они впивались в лежащие рядом тела солдат его взвода. Несколько томительно-долгих мгновений лейтенант пытался разобраться в происходящем. Инстинкт толкал его назад, к ручью, в попытке спрятаться за береговой кромкой. Но лежащий неподалеку пулемет заставил принять другое решение. Непрерывно ожидая, что одна из пуль сейчас пропадет в него, Антон все же пополз вперед. Протянул левую руку, ухватив пулемет за приклад. Потянул его из-за тела Сергеева. Что-то словно куснуло руку, но боли он не чувствовал. Было не до того. Поправил ленту, стараясь не сильно высовываться из-за лежащего тела. Развернул пулемет. Пока разворачивал, успел отметить, что кто-то из уцелевших огрызается автоматным огнем. Чуть приподнялся. Тяжелый пулемет забился в его руках. С радостью он заметил, как некоторые едва различимые на фоне зеленки огоньки тут же пропали. И осы над головой примолкли. Пользуясь передышкой, он громко, надрывая глотку, крикнул.

— К ручью! Там мостик, под него!

Где-то за поворотом громко рванули гранаты. Первая рота принимала свой последний бой. Только намного позже он узнал, что первой разведроты действительно нет. Они все погибли, остался только один живой тяжелораненый солдат, Антон потом так и забыл узнать, кто конкретно.

Но сейчас ему надо было срочно менять место. Что лейтенант и сделал, отползая по мелким, противно острым камням, режущим ладони и рвущим 'полевку', словно ножом. Отполз, пристроился у какой-то незначительной ямки. Опять развернул пулемет, который тащил за собой. Выпустил, матерясь себе под нос, остаток ленты. Душманы снова на секунду притихли, но тут же на его огневую точку обрушился огневой шквал. Что-то дернуло его за спину, потом словно огромный шмель больно укусил левое, не прикрытое пулеметом, плечо. В глазах потемнело от резкой боли. Он откатился чуть в сторону. И тут же темнота затянула все. Глаза закрылись, как ему показалось, на секунду. А когда он их открыл, было по-прежнему темно. Но не настолько, как вначале. Он чуть приподнял голову, пытаясь сориентироваться. Сразу снова уронил ее, едва не закричав от охватившей все тело боли. Где-то рядом резко и гулко стукнул выстрел из винтовки. 'Бур', — промелькнула в затуманенной голове мысль. Осторожно, стараясь не привлекать внимания, а заодно не растревожить раны, он ощупал все вокруг себя. Пулемета не было, а автомат, который висел на ремне за спиной, почему-то лежал рядом. Он тихонько подтянул автомат к себе. Похолодел, слушая металлический лязг, с которым двигалась по камням оружие. Но судьба хранила его. Никто не появился рядом. Не раздалось ни чужих голосов, ни выстрела в упор. Похоже, 'духи' не задержались внизу, а пройдясь по ущелью, добили раненых и ушли наверх. Или их отвлекло что-то.

Антон аккуратно перевернулся на спину. Переждал новый приступ боли и, пользуясь скудным светом звезд, кое-как обмотал бинтами из индивидуального пакета левую руку и плечо. Похоже, его задело еще где-то на спине, но кровотечения он не чувствовал. Да и перевязаться самому в таком месте, не поднимаясь, было на грани фантастики.

'Если к утру не появятся наши, — чувствуя озноб во всем теле, подумал он, — помру. Просто от потери крови. — Мысли путались, причудливо перескакивая с одного на другое. — А ведь здесь почти настоящее средневековье. Даже год, замполит упоминал, тысяча триста какой-то. И как может средневековье побеждать современность? Это непрмаавильно, так не должно быть. Если средневековье победит здесь, то значит и социализм может проиграть?' Мысли промелькнули исчезли, словно растворившись в подступающей боли. Глаза вновь закрывались, черная пелена понемногу затягивала его куда-то вглубь. И тут, словно избавление от тяжелых мыслей, небо начало светлеть. Антон неловко повернулся. Опять навалилась темнота...

Очнулся он от тряски и грохота над головой. Носилки с несколькими ранеными стояли внутри вертолета Ми-8, турбины которого выли, переходя на взлетный режим. Очень хотелось пить и почему-то в туалет по-маленькому одновременно. Но слабость была такая, что даже рот открыть сил не хватало. Он приоткрыл глаза, увидел чье-то склонившееся над ним лицо и снова потерял сознание.

II. Судьба и крысиный хвостик

— Утро туманное, утро седое... Нехотя вспомнишь и время былое, вспомнишь и лица, давно позабытые... — Виктор любил напевать, что-нибудь себе под нос. И пел он обычно с желанием, с чувством и, что самое главное, ему это нравилось. Да и голос у Виктора Ивановича Трофимова был довольно хороший — крепкий тенор, хотя и не 'поставленный профессионально'. Несмотря на солидный возраст в сорок пять лет, чувствовал он себя неплохо. Сказывалась хорошая привычка делать по утрам зарядку, пробежки по парку, гантели, контрастный душ и любимая банька с парной (правда, по понедельникам — так уж сложилось). Был Виктор женат, проживал в столице нашей Родины, детей не имел. Зато имел хорошую профессию инженера-конструктора авиационных двигателей и любимую работу. Поэтому и работал самоотверженно. Правда иногда, по настроению, наш герой впадал в 'моральную неустойчивость': выпивал, погуливал 'налево' от жены (которую, однако, очень любил и уважал).

В это летнее утро две тысячи девятого года все для Викторина (так звали его самые близкие друзья) складывалось обыденно. Как обычно у проходной стоял начальник караула Рыбаков, крепко сбитый, тертый жизнью, седой подполковник Советской Армии в отставке. 'Афганец', ушедший со службы по здоровью из-за обострения полученных в 'ограниченном контингенте' ранений, он не раз 'нарушал порядок' вместе с Трофимовым, заливая водочкой разговоры 'за жизнь и политику' на кухне его однокомнатной квартиры. Полученной им, кстати, от Министерства Обороны после какой-то 'спецкомандировки', о которой Антон Павлович молчал даже в состоянии глубокого алкогольного опьянения.

— А, Палыч, привет! Как здоровье? — поздоровался Викторин.

— Да ниче, нормально. Пока, слава Богу, служим, — весело ответил Антон и добавил. — Виктор Иваныч, по центральной аллее не ходи, там перекрыли, опять асфальт штопают. Лучше иди в обход мимо сорок первого цеха.

Идти в обход было весьма неудобно. Территория завода огромная, гектары и гектары застроенных площадей, а в обход расстояние, как между тремя остановками автобуса пешком. Но что поделаешь, такова 'се ля ви'. Пришлось, слегка ускорившись, пойти в обход по аллее влево, мимо старинного здания сорок первого цеха. В котором находилась, кроме всякого разного, испытательная лаборатория газотурбинных двигателей.

Как раз сегодня должен был состояться очередной запуск турбины и заведующий лабораторией Петр Михайлович Шебеко готовил пусковой стенд к работе. Однако четкой работе Петра Михайловича мешало то обстоятельство, что вчера был день рождения его дражайшей супруги Елены Максимовны. Шебеко поправил сползающие на кончик носа очки, пот мешал, голова — как кол вогнали в лоб. 'Ну, какая работа, к черту. А все друг сердечный Колька Коненков. 'Выпьем за здоровье Елены Максимовны', потом 'за неувядающую красоту', 'за замечательную хозяйку дома', потом — за прекрасную жену и мать прекрасных детей и много еще за что, теперь уж и не вспомню. Вот ведь свинство какое. Надо же было так нарезаться. Даже не помню, когда такое было в последний раз. Кажется только на свадьбе старшего сына? Эх-х-х...'

— Петр Михайлович, здравствуйте. Вы чего такой сегодня смурной? Не заболели? — в комнату вошла Зоя, молодая, недавно окончившая институт лаборантка.

— Да так, что-то нездоровится. Простыл, наверное. Ты вот что Зоя, сходи к начальнику отдела Носовскому. Пусть подойдет через пятнадцать минут. Будем запускать.

— А позвонить нельзя? — идти куда — то Зое не хотелось совершенно.

— Иди Зоя, иди, куда тебе говорят.

Девушка, недовольно фыркнув, ушла.

— Ну, наконец-то. Голова-то как болит.

Михалыч подошел к большому металлическому шкафу, открыл дверцу и достал стеклянную литровую бутыль с надписью 'Технический спирт. Строго! Для выполнения регламентных работ!'.

'Ну вот, сегодня регламентные работы и настали',— подумал Михалыч, наливая себе в стакан чистой, как слез влаги, примерно на четверть объема. Оглянувшись на дверь, он быстро выпил и выдохнул. Задержав ненадолго вдох, он подождал, пока спирт провалится до места, и закусил бутербродом с сырокопченой колбаской.

— Эх, кхм..., ух! — в желудке заполыхало, теплая волна пробежала по телу, мягко ударила в голову.

— Ах ты, моя хорошая, ну иди к папочке, — внезапно лицо Шебеко расплылось в умильной улыбке. Он присел на корточки.

— Ну, иди сюда, Мусечка, девочка моя — к нему вразвалочку подбежала серая крыска, самая обычная 'коренная' обитательница московских и других подвалов. Присев на задние лапы, передними аккуратно взяла угощение и стала есть.

Муся была любимицей Шебеко. Когда у Михалыча наступали такие же тяжелые дни как сегодня, Муся была верной соратницей в борьбе с 'зеленым змием'. Ей в персональную банку из-под 'Килек в томате' завлаб щедрой рукой капал пять-десять граммулек 'его', и давал кусочек чего-нибудь вкусного. Приходила 'собутыльница' регулярно во время в завтрака и обеда, можно было часы сверять, как по сигналу точного времени. И хотя крыса по определению животное бессловесное и живущее инстинктами, эта вела себя очень разумно — никогда не гадила и ничего не перегрызла, ни проводка. И других крыс в лаборатории не водилось. Поев, крыса (на регулярном питании она набрала солидную величину и вес) стала умываться, наводить чистоту.

— Капитан, капитан улыбнитесь, ведь улыбка это флаг корабля...— тонус у Михалыча по мере улучшения самочувствия стал повышаться. — Ну-с, приступим...

Завлаб начал щелкать тумблерами выключателей многочисленных пускателей и автоматов установки. Один за другим загорались индикаторы, на мониторе компьютера возник график возрастания рабочей нагрузки. Турбина оживала, слегка завибрировал пол лаборатории...

Викторин шел мимо кирпичных стен цеха. В голове уже появились мысли о текущих делах, прикидки, что сделать и когда. Он шёл, иногда посматривая наверх. Приходилось быть осторожным, ибо вороны облюбовали верхние ветви деревьев, что росли по краю аллеи. Результат их проживания можно было разглядеть на дороге. Имелся и у Виктора печальный опыт попадания под 'кассетную воронью бомбу', потом отмывал пиджак полдня. Радовало, что не было видно сегодня стаи бродячих собак, обычно тусующихся у проходной. В последнее время они размножились и стаями по пять-шесть голов бродили по территории, иногда атакуя проходящих мимо работников. 'Наверное, к приезду второго 'гаранта' собак истребили', — решил Викторин.

— Капитан, капитан, улыбнитесь... — Михалыч сидел за монитором и одним пальцем правой руки нажимал на клавиши, в другой руке дымилась сигарета. жить было, в общем и целом хорошо. Предварительная работа была выполнена, осталось только дождаться выравнивания параметров пуска и запустить турбину. Настроение теперь было рабочее.