Брызги окатили меня с головы до ног. Янтарь вынырнул, тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица, и по злобно прищурившимся глазам я поняла, что теперь меня ждет верная смерть. А потому, подобрав юбки, со всех ног ринулась обратно к дому.
Он догнал меня, когда я уже коснулась спасительной ручки двери и даже почти почувствовала себя в безопасности, приготовившись забаррикадироваться в спальне. Я взвизгнула, когда Янтарь резко дернул меня назад и прижал к стене, нависая надо мной черной тенью. Насквозь промокшей, тяжело дышащей и очень-очень злой тенью.
— Моли о пощаде, — посоветовал он, жадно скользнув взглядом по едва заметно просвечивающей сквозь намокшую ткань груди.
— И не подумаю, — отважно отозвалась я, запуская пальцы в ставшие от воды темно-медными волосы.
Янтарные глаза опасно сверкнули, а в следующее мгновение он впился в мои губы так, словно я была первым источником воды, попавшимся ему после трех дней блуждания по пустыне. Жадно, напористо, балансируя на грани грубости. Левая рука скользнула с предплечья на шею, придерживая мою голову, прижимая ее к стене, а другая поднырнула за спину, заставляя выгнуться, касаясь его живота. В таком положении я почувствовала себя страшно беспомощной и открытой для любых его действий.
Которые не замедлили последовать. Мягко куснув напоследок нижнюю губу, Янтарь спустился по подбородку на шею, не особенно задерживаясь там. На ключицы... дыхание мимолетно коснулось открытой кожи в вырезе платья, а мигом позже он ухватил зубами напрягшуюся от воды и холода (по крайней мере, так я себя уверяла) горошину соска прямо через ткань и потянул.
С моих губ неожиданно даже для меня сорвался совершенно неприличный полуах-полустон.
Кажется, звук Янтарю понравился, потому что рука тут же переместилась на вторую грудь, сжимая ее. Я зажмурилась и прикусила костяшку пальца. Боги! Да нас же здесь любой может увидеть и услышать!
— Д-да-а... а-ар... — мне с трудом удалось выдохнуть хотя бы это.
Огневик вскинул голову, выпрямился, а затем я почувствовала, что взлетаю и испуганно вцепилась в его плечи. Он внес меня в комнату, не разрывая поцелуя, и опустил на пол только у самой кровати. Сел на нее, хитро прищурился и скомандовал:
— Снимай платье.
Я изумленно округлила глаза, и он охотно пояснил:
— Если его буду снимать я, платья у тебя больше не будет.
Я как-то кстати припомнила спаленную во время "брачной ночи" ленту и неуверенно потянулась к верхним пуговицам.
Он просто смотрел, как я медленно расстегиваю их одну за другой, не торопил меня, не пытался прикоснуться. И только от одного этого жадного, горящего взгляда у меня по телу то и дело пробегала волна странного, незнакомого ощущения, которое эхом отдавалось внизу живота, заставляя его напрягаться в попытке удержать это болезненно-приятное чувство.
Когда была расстегнута последняя, я на несколько секунд неуверенно замерла. Щеки горели от стыда, но в то же время не было никакого страха, только жгучее любопытство: а будет ли все так же, как было тогда? Я неуверенно подняла руку и стянула платье сначала с одного плеча, затем с другого. В янтарных глазах прибавилось огня. Он даже вперед подался, по-прежнему не торопясь прикасаться. Ткань упрямо задержалась на бедрах — пришлось провести руками по телу, помогая ей преодолеть преграду и с шелестом опасть вниз, оставляя меня только в чулках и нижнем белье. Я едва удержалась от того, чтобы прикрыть грудь. Вместо этого стиснула кулаки и зажмурилась.
— Боги, как же ты прекрасна, — прошептал огневик, словно не верил своим глазам.
Длинные горячие пальцы легли мне на талию, заставляя сделать шаг вперед. А голого живота коснулись губы. Я прерывисто вдохнула, втягивая его, и запустила пальцы в огненные волосы. Но когда губы вдруг скользнули еще ниже, почти касаясь белого кружева, я испуганно вздрогнула и выпалила от неожиданности:
— А ты почему до сих пор одет?
Янтарь охотно откинулся назад, упираясь в кровать вытянутыми руками.
— Раздевай.
Я сначала хотела возмутиться, а почему, собственно, все делаю я? Но, окинув взглядом облепленный мокрой рубашкой торс, передумала. Что-то в этом было... такое...
Поколебавшись пару мгновений, я шагнула вперед, а затем опустилась коленями на кровать: одним между его ног, вторым — чуть касаясь мокрой ткани на внешней стороне бедра. Янтарь ни с того ни с сего вздрогнул и судорожно выдохнул, но позы не поменял, лишь с жадным интересом смотрел на меня.
Первая пуговица поддалась с некоторым трудом, дальше дело пошло быстрее. Я распахнула полы рубашки, вытягивая ее из-за пояса брюк, и перестала обращать внимание на взгляды огневика, потому что теперь мне тоже было, на что посмотреть. И что потрогать. Неуверенно прикусив губу, я положила ладонь на его напрягшийся живот, рельефы которого мне не давали покоя с того приснопамятного визита в его комнату. Слишком хорошо отпечаталось в шокированном сознании скользящие по нему капли.
Кожа оказалась чуть влажной и на удивление горячей, хотя я ожидала, что после мокрой холодной ткани, он и сам будет таким. Пересчитав кончиками пальцев квадратики пресса, я поднялась выше, потянулась к темной монетке соска...
И изумленно ахнула, когда в то же мгновение, что его коснулись мои пальцы, огневик подался вперед и сомкнул губы на моем. По телу словно пробежалась короткая молния, отдавшись сладкой судорогой внизу живота. Я растерялась — Янтарь нет. Он коротко лизнул грудь, снова прихватил сосок губами, мягко потянул на себя. Я вцепилась в его плечи, забыв про раздевание, и неосознанно подалась вперед.
Парень тут же переключился на вторую грудь. Дунул, вызвав пробежавшиеся почему-то по позвоночнику мурашки, провел языком на этот раз медленно, со вкусом обведя сморщившуюся, напрягшуюся вишенку, а затем резко втянул ее.
Я издала странный звук, больше всего похожий на жалобный всхлип, и опустилась вниз. Янтарь выпустил мою грудь, только для того чтобы поймать губы. Теперь уже я целовала его, не думая умею-не умею. Окончательно осмелев, я провела языком по его нижней губе и удовлетворенно различила стон в резком выдохе.
Его ладони провели по бедрам, чуть сжав. Я скользнула пальцами под все еще висящую на плечах рубашку. Ткань липла к коже, и совершенно не желала с ней расставаться.
В ответ на мой разочарованный стон, Янтарь оторвался на несколько мгновений, чтобы самостоятельно высвободить руки, а затем опрокинулся на кровать, утягивая меня за собой.
Мир головокружительно кувыркнулся перед глазами, и он оказался сверху, нависая надо мной. Несколько капель сорвались с кончиков волос, щекоча побежали по моей коже, но тут же были пойманы горячими, заставляющими выгибаться все тело поцелуями...
...когда я сама потянулась к его поясу, Янтарь усмехнулся и чуть подался вперед, помогая мне освободить его от брюк. И пусть то, что они скрывали, уже не стало для меня неожиданностью, я все равно почувствовала, как кровь стремительно приливает к щекам и вновь появляется желание спрятаться под кровать, одновременно с другим, ярким и противоречивым — прикоснуться. Разумно рассудив, что первое осуществить огневик мне не позволит, я решительно занялась выполнением второго.
Дрожащие пальцы неуверенно дотронулись до влажной блестящей головки, и он дернулся, едва не заставив меня отдернуть руку. Но вместо этого я провела, едва касаясь, по всей длине, поражаясь шелковистости и мягкости кожи. Набрав воздуха для смелости, я обхватила его ладонью, но едва успела удивиться, какой он твердый, горячий и пульсирующий, как Янтарь со сдавленным шипением схватил меня за запястье, и отдернул руку.
— Ты сведешь меня с ума, — почти прорычал он, прижимая меня к кровати.
Вторая ладонь скользнула вдоль тела, проникая под тонкое кружево, и не только под, но еще и в...
Я ахнула, попыталась испуганно сдвинуть ноги, а вместо этого, только ярче ощутила внутри его палец. Пальцы. Я вцепилась в предплечье руки, испытав мгновенное удовольствие от прикосновения к твердым, словно отлитым из стали мышцам, выгнулась дугой, совершенно теряя голову. В глазах темнело, кровь стучала в висках. Я даже не заметила, в какой момент он сдернул последнюю преграду. Огневик вдруг выпрямился и широко развел мои ноги. Я не успела возразить, только зажмурилась в ожидании неизбежной боли, как тогда. А в следующее мгновение уже распахнула не только глаза в изумлении, но и рот в восторженном крике, когда, не встретив ни малейшего сопротивления, он вошел до самого упора, заполнив меня целиком.
Янтарь не дал мне времени опомниться, тут же начав двигаться, выходя почти полностью и снова врываясь. И всякий раз я не могла сдержать стон, отчаянно цепляясь, за его плечи в попытке приблизиться.
Огневик оперся на локти, опускаясь вниз, придавливая меня к кровати своим весом. Движения стали глубже, размереннее. Неожиданно для самой себя я обвила его руками и ногами, пытаясь прижаться еще теснее, ощутить еще ярче. Губы почти болезненно впились мне в шею, правой рукой он ухватил грудь, сжал, стискивая сосок между пальцев. В этих действиях уже не было нежности, а что-то совсем иное, не мене прекрасное и куда более будоражащее. Тугой пульсирующий ком внизу живота становился все больше от каждого движения, поцелуя, толчка. Больше и больше... я уже чувствовала приближение того ослепительного чувства, которое пронзает сладкой судорогой все тело, заставляя выгибаться в неописуемом наслаждении. И когда до него оставались считаные удары сердца, Янтарь вдруг вышел и рывком отстранился.
Не-е-ет! Зачем?! За что-о?..
Я разъяренно уставилась в золотистые глаза, в которых метался бесовский огонь. Янтарь сам дышал так тяжело и часто, словно пробежал несколько миль в мгновение ока, но губы расплылись в ядовитой усмешке.
— За купание, — хрипло выдохнул он на мой невысказанный вопрос и, прежде чем я успела высказать ему все, что о нем думаю, снова вошел.
Я тут же проглотила гневную тираду и подалась вперед бедрами, чтобы скорее вернуться к тому, на чем он меня так грубо прервал, но огневик даже не пошевелился, хотя по лицу было видно, что дается ему это очень нелегко.
— Проси... — выдохнул он, наклоняясь к моим губам, — прощения...
Я жалобно хныкнула и попыталась его поцеловать, но Янтарь увернулся и вместо этого ухватил меня за мочку уха, чтобы чуть позже прошептать:
— Проси.
Неудовлетворенное жжение где-то внутри становилось просто невыносимым. До того, что даже слезы наворачивались.
— Да-ар, пожалуйста-а... — я не узнала своего голоса, настолько умоляюще он прозвучал, и снова шевельнула бедрами.
Тут огневик не выдержал. Издав нечто среднее между стоном и рычанием, он впился в мои губы и за какие-то несколько ударов довел меня до такого экстаза, что мне показалось, что на мгновение я даже потеряла сознание. Тело выгнулось дугой, пальцы впились в его плечи, я, кажется, даже неосознанно закричала...
А потом все до единой силы меня покинули. Их не нашлось даже на то, чтобы погладить огненные волосы уткнувшейся в плечо головы, хотя очень хотелось. Но получилось только закрыть глаза и почувствовать, как Янтарь сдвинулся на бок, прижимая меня к себе. Пальцы зарылись в мои волосы. Легкие, словно прикосновения цветочных лепестков, поцелуи коснулись лба, опущенных век, щеки, губ.
— Я люблю тебя, — внезапно прозвучало в тишине. "А я тебя", — промелькнуло у меня в голове уже на грани сна и яви. Но зверская усталость не позволила даже разомкнуть губы. Окончательно проваливаясь в сон, я подумала, что ничего страшного. Завтра я обязательно ему это скажу.
