Пролог
В общем зале тишина стояла нездоровая. Студенты замерли на своих местах, вжались в кресла, и те, кто умел, стали невидимыми, а кто не умел — тот яростно об этом мечтал. А причиной всему был ректор, стоящий за кафедрой на сцене.
Первокурсники боялись вздохнуть, не понимая, что старый седой черт делает в Школе Добра; второкурсники, зная о происхождении Вельзевула Аззариэлевича, лишь гадали о том, кто мог довести уравновешенного ректора до боевой формы и зверского настроения. Третьекурсники почти все были пьяны, ибо уже начали праздновать медиум, поэтому они единственные плевали на происходящее в зале. Студенты четвертого курса испуганно сжались под сценой, опасаясь, что ректорский гнев как-то связан с каникулами по обмену. И только пятикурсники совершенно точно знали, что происходит, а потому мечтали испариться, растаять утренней дымкой и провалиться сквозь землю.
— Всех с началом учебного года! Чтоб вас разорвало! — начал Вельзевул Аззариэлевич и голос его, многократно усиленный, докатился до школьных ворот, вспугнув задремавшего охранника.
— За двести лет, за все двести моих директорских лет у меня не было такого идиотского выпуска! — продолжал громыхать ректор. После его слов большую часть зала отпустило. И правда, чего бояться, если дело касается "выпуска". — Как такое возможно? Почему все сразу? За что мне это?
Вопросы были исключительно риторическими, поэтому никто даже не пытался на них ответить.
— Начнем по порядку, — рыкнул старый черт. — Где проклятые всеми богами ботаники?
Ботаники в лице старосты курса побледнели и встали со своих кресел. Ректор смерил поднявшегося студента презрительным взглядом и спросил:
— Вас за пять лет хоть чему-нибудь научили?
Тяжелый студенческий вздох.
— Это что за фигня была с говорящим деревом? Это же международный скандал! Да я вас за этого Буратину со свету сживу, вы у меня до госов не доберетесь!
— Мы не виноваты, — пискнул староста курса. — Дерево нормальным было, это нам химики экспериментальной живой воды подсунули просто...
— Химики???? — заорал Вельзевул Аззариэлевич. — Я вам сейчас дам химиков! Свою голову иметь надо! Где эти химики?!
Щупленький парень вскочил с предпоследнего ряда, и вокруг него сразу образовалась полуобморочная не дышащая зона.
— Вельзевул Аззариэлевич, — проблеял староста химиков тонким голосом. — Ну, вы же сами говорили, наука любит риск. Вот мы и рискнули... И ботаники сами опытный вариант уперли, никто им его специально не подсовывал... И вообще... кто ж знал, что у этого реактива будет побочный эффект...
— Побочный эффект? Иди сюда, умник, я тебе за этот нецензурный эффект язык оторву!.. Вы знаете, что этот ваш Буратино на детском празднике устроил? Да я заеба... кхы... заколебался на гневные письма родителей отвечать! Вы где вообще таких слов набрались, сволочи? Это школа Добра. ДОБРА!!!!! — рявкнул так, что стеклянная люстра под потолком испуганно зазвенела. — Вам такие слова по определению знать не положено!
Химик хлюпнул носом и опустил очи долу.
— Ладно. Теперь феи. Что вы там нафеячили в лагере лесорубов? Зачем, я вас спрашиваю, вы им любовное зелье в колодец подсыпали? У них же там на двадцать километров вокруг ни одной бабы нет!!!
Огромная двухметровая фея поднялась с первого ряда и пробасила:
— Виноваты, простите, мы пьяные были...
— Что-о-о-о-о-о??? Да вы обалдели, говорить мне об этом?
— А что? Мы ж на каникулах и в неурочное время... И потом, дровосеки не в обиде... Мы с химиками договорились, они нам стирающее память зелье дали...
— Убью... — прошипел ректор и, кажется, раздулся еще больше...
— Там хорошее зелье, Вельзевул Аззариэлевич! Не переживайте, — подал голос староста химиков. — Вы в конце учебного года сами проверять изволили.
Ректор громко и тяжело задышал, стараясь не вспоминать о том, как именно он проверял это зелье.
— Черт с вами, — наконец проворчал старый черт, и химики с феями выдохнули. — Теперь зоологи. Кто подговорил ежика бегать по лесу и петь песенку Колобка? Признавайтесь сами, иначе будет хуже. Где вообще ваш староста?
— Это не ежик был, — послышалось справа.
— А кто? — опешил ректор.
— Колобок...
— А почему он матерился на весь лес, как рота королевских гвардейцев?.. Так, стоп, молчите! Я догадался! Химики, вы сколько литров этой экспериментальной бурды выгнали?
— Не переживайте, Вельзевул Аззариэлевич, больше не осталось...
— Понятно! — процедил ректор сквозь зубы. — Вопрос дисциплины в этом учебном году беру на личный контроль. И все эксперименты впредь только в лаборатории и с моего письменного разрешения!
Пауза затянулась.
— Ладно. Зоологам по практике незачет.
— Почему незачет-то? — возмутились зоологи скопом.
— Зачет поставлю, когда Колобка поймаете и объясните ему, что он не ежик. А то он уже всех ежих в волшебном лесу перепортил.
На заднем ряду громко заржали, и ректор внимательно посмотрел в ту сторону. Нарушитель вмиг забыл, из-за чего он смеялся, и очень резко задумался о смысле бытия.
— Теперь предметники. И предметницы, мать их за ногу!!!! — заорал ректор и охранник у школьных ворот на всякий случай спрятался в сторожку.
— Не выдай, — пискнула я затравленно, когда сидящий рядом со мной Веник начал подниматься. Он бросил на меня злобный взгляд и ничего не ответил.
— Где эта фея-крестная?
— Она не фея, — проворчал Веник. — Феи на другом факультете учатся.
— Кто эта идиотка, я тебя спрашиваю? И не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чем речь.
Веник вздохнул и, скосив правый глаз на молитвенно сложившую руки меня, решил идти напролом.
— Я не вполне уверен, о чем именно вы сейчас говорите, Вельзевул Аззариэлевич. В моей команде пятнадцать человек, так что я немного растерян... Неужели и мы завалили практику?
Ректор пошел красными пятнами.
— Какой именно инцидент вас беспокоит? — прямо спросил Веник, надеясь, что старый черт не пойдет против личной просьбы "пострадавшего" и не станет рассказывать, что именно я натворила.
— Вениамин, — в голосе главы Школы Добра послышались ласковые нотки. — Просто назови имя.
Веник вздохнул.
— И я клянусь освободить тебя от госов
На этот раз вздохнул весь зал.
— Все госы автоматом, Вениамин. Ты меня хорошо слышишь?
Веник набрал полную грудь воздуха, и я зажмурилась.
— А давайте она сама разберется, Вельзевул Аззариэлевич, а?
От такой наглости ректор растерялся, даже как-то сдулся немного. Осуждающе посмотрел на нашего старосту.
— Смерти вы моей хотите, — махнул на нас рукой Вельзевул Аззариэлевич и вышел вон из зала.
— А что у вас случилось-то, а? — ткнула меня в спину одна из феек, когда дверь за ректором закрылась.
— Понятия не имею, — отмахнулась я, стараясь не смотреть на Веника.
Из личного дела студентки Юлианы Волчок
Сочинение на тему "Почему я хочу учиться в Школе Добра"
Мама моя Элеонора Волчок была потомственной целительницей. И когда я говорю "потомственной", я имею в виду, что целительницей была не только моя мама и бабушка, но и бабушка бабушки, и бабушка бабушки моей бабушки, и бабушка бабушки бабушки моей бабушки. А потом родилась я.
Увы, но дар целительницы во мне не отразился вообще. Абсолютно. Даже в той степени, чтобы вылечить себя саму. Максимум, что я могла сделать самостоятельно — это забинтовать порезанный палец.
Я мамин позор.
— Если бы я не знала, что ты моя дочь, — глядя на меня печальными прозрачно-голубыми глазами, частенько говорила моя родительница, — я бы подумала, что ты не от меня.
А папа трепал меня по темным волосам...
Кстати, да. Вот еще одна трагедия Элеоноры Волчок. Свою дочь рыжеволосая красавица стеснялась показать свету. Увы, не было у меня ни молочной белизны ее кожи, ни буйного медновласия, ни прозрачной голубизны горного озера в глазах, ни пухлости утренних роз на губах. Ничего этого не было. Обыкновенная я. Волосы темные, прямые и ровные, как солома. Глаза серые, ничего особенного, губы как губы. И на носу веснушки — боль моя.
Но я же не об этом, я про папу.
— Ну, подумаешь, — смеялся папа. — Не целительница! Вот увидите, она пойдет в меня...
Если кто не знает, то папа у меня потомственный универсальный маг. И когда я говорю "потомственный"... Ну, вы догадались. И дедушка, и дедушка дедушки, и дедушка дедушки моего дедушки... В общем, тот самый Иннокентий Волчок, чье имя написано в самом низу нашего семейного дерева, уже был придворным королевским магом. А потом мой папа женился на моей маме, и родилась я и пять моих талантливых братцев. Точнее, сначала пять братцев, а потом уже я.
Но я опять не об этом.
В пятнадцатый день моего рождения папа подарил мне магический кристалл. Дорогущий, красивущий — нет слов — и совершенно бесполезный, потому что в моих "золотых ручках" он на веки вечные остался обычной синей каменюкой.
Я папино разочарование.
И папа, смирившись, стал смотреть на меня... В общем, как мама, с тоской и раздражением.
Целый год до шестнадцатого моего дня рождения наш дом посещали: учитель танцев и пения, мастер виртуозной укладки волос, практикующий косметолог и еще одна странная дама, в обязанности которой входило ходить за мной повсюду и читать мне вслух сентиментальные романы.
И, да. Когда я поняла, что мама прочит мне будущее студентки в Институте имени Шамаханской царицы, я собрала чемодан и сбежала из дома.
Во-первых, я боялась, что будет, если я туда не поступлю. В смысле, боялась, что будет с мамой... И еще больше боялась того, как станет смотреть на меня папа, если я все-таки поступлю.
Смиреннейше прошу зачислить меня в Школу Добра на факультет Предметников и Предметниц.
Курс первый. Начало.
— И что будем делать с трупом?
— Не знаю... я как-то с покойниками раньше дел не имела...
— Может, в ковер завернем и вместе с ним выкинем?
— Да, а коменданту ты как пропажу объяснишь?.. Слышала, что он на заселении говорил: под личную материальную ответственность!..
В конец заинтригованная диалогом, я заглянула в комнату. Пыльное мрачное помещение cодним окном, было оснащено кривым платяным шкафом, который украшало треснутое посредине зеркало, одной трехэтажной кроватью, одним обитым зеленым плюшем стулом, одним письменным столом и одним грязно-зеленым ковром, строго по центру которого, театрально скрестив на груди тоненькие лапки, лежала одна дохлая мышь.
— Давайте так, — план созрел неожиданно, и я поспешила им поделиться. — Я избавляюсь от трупа, а вы мне за это уступите нижнюю койку.
Мои соседки вздрогнули от неожиданности и посмотрели на меня с укоризной. Я же склонилась над маленьким тельцем и, брезгливо сморщившись, попыталась взять труп за хвост. Труп пискнул, приоткрыл глаза, трогательно дернул смешным носиком и писклявым голосом произнес:
— Умоляю! Глоток воды!
Маленькие черные бусинки закатились, поэтому мышонок не мог видеть, как на грязный ковер рядом с ним рухнуло большое женское тело в лице одной из моих бывших соседок. Нет, конкретно в тот момент я еще не знала, что именно эта соседка станет бывшей. Об этом мы со второй моей соседкой узнали, когда первая очнулась от обморока.
— Вы как хотите, — заявила она с бледным видом, — а я, кажется, передумала здесь учиться...
И я даже проблеяла что-то утешительное, пока макала мышонка серой мордочкой в блюдце с водой. Но несчастная, рассмотрев, чем я занимаюсь, побледнела еще больше и, спотыкаясь на высоких каблуках, выскочила в коридор.
— В Шамаханскую до восьмого числа документы принимают! — на всякий случай крикнула ей в спину и вернулась к своему пациенту.
— И как же тебя зовут? — спросила я у вновь очнувшегося мышонка и испуганно вздрогнула, когда за спиной раздалось:
— Аврора Могила!
— Ты серьезно? -я вытаращилась на свою соседку, а мыш ткнулся мордочкой в мои пальцы и проворчал:
— Не отвлекайся, пожалуйста, я тут, вроде как, умираю...
Глянула с удивлением на маленького симулянта. Тот почесал задней лапкой ушко и произнес:
— Мне бы хлебушка, а лучше сыра...
Мы с Авророй переглянулись и рассмеялись.
— А звать-то тебя все-таки как? — поинтересовалась я у нашего нового соседа. Тот протяжно вздохнул, трагично прикрыл лапкой глаза и простонал:
— Выпиздох...
Аврора густо покраснела, а я закашлялась.
— Это что за имя такое странное?
— Научно-экспериментальное, — вздохнул мышонок. — Означает "ВЫше Поднимай Исследовательское Знамя ДОбрых Химиков"... Я раньше у химиков жил... Они на мне опыты ставили...
И в глаза мне посмотрел так жалобно-жалобно, и добавил:
— Не отдавайте меня им, пожалуйста... я не хочу больше пить! — и вздрогнул всем маленьким тельцем, а потом под кривой шкаф метнулся со скоростью ветра, когда в приоткрытую дверь из коридора долетел голос:
— И тут что-то тихо... Ни тебе визгу, ни мне писку... Был бы здесь, мы бы уже услышали... Мистер, ты не перепутал? Первокурсниц точно на этот этаж заселили?
— На этот... кстати!
В нашу незапертую дверь стукнули для проформы, и на пороге нарисовались две мужские фигуры. Одна из них окинула меня взглядом пустым и Аврору заинтересованным, а потом произнесла:
— Через пятнадцать минут в холле общее собрание. Быть обязательно! — и вышел.
— Ни тебе здрасьти, ни мне до свидания... — пробормотала я в удаляющуюся спину.
Спина замерла на секунду и произнесла:
— Ты это слышал? Вообще малявки оборзели, — а потом ушла, так и не обернувшись.
Пока Аврора надежно закрывала за ушедшими дверь, я полезла под шкаф:
— Эй, ты, неприличный! Вылезай, они уже ушли.
— Я очень приличный, — послышалось обиженное из-под шкафа. — Невезучий только.
И мыш показался.
— Не плачь, — я улыбнулась и почесала маленькую серую спинку указательным пальцем. — С нами не пропадешь.
— А не выдадите? — засомневался Выпи... в общем, мыш засомневался.
— Да я вообще Могила! — Аврора воинственно постучала себя по груди. — Но 'выше поднимай исследовательское знамя добрых химиков' — это не имя, это издевательство какое-то...
— Тем более, ты у предметников теперь живешь... — задумчиво пробормотала я, прокручивая в голове несколько вариантов.
— Как тебе Вепрь?
— Почему Вепрь?
— Вперед, предметники! — и я вскинула вверх сжатую в кулак руку.
— 'Вперед, предметники!' — это Впепрь, — разумно заметила Аврора, а мыш закашлялся и пропищал:
— Нет-нет! Пусть лучше будет Вепрь!! И вообще, вам на собрание пора.
Окинув напоследок заросшую до потолка грязью комнату, мы с Могилой вышли в коридор. А там, у дальней стены, засунув половину туловища в камин, стояла уже знакомая нам ... пусть будет, спина... и ласковым голосом уговаривала:
— Ну, хватит прятаться, вылезай! Тебе там печенья купили, овсяного...
И ведь мы уже почти прошли мимо, оставалось сделать только два шага до поворота на лестницу, когда я все-таки не выдержала и громким шепотом поделилась с подругой наблюдениями:
— Какая прелесть! И в наше просвещенное время есть люди, верящие в Санта-Клауса.
Спина замерла, чертыхнулась и медленно начала выбираться из камина. И была эта спина пугающе зла и огромна.
— "Чудище ужасное обернулось к красавице и, разинув беззубую пасть, зарычало..." — упаднически процитировала Аврора известную страшную сказку, и мы со всех ног бросились к лестнице, путаясь в юбках и хохоча при этом.
Внизу собралось много народу, кто-то еще был в домашнем, но многие уже надели формы своих факультетов. Мы бы тоже, наверное, переоделись, если бы с Вепрем возиться не пришлось.
— Надо еды для соседа раздобыть, — вспомнила я, и мы рванули к столикам с угощениями, которые надежно оккупировали старшекурсники. Они с легким чувством превосходства на лицах косились на неловких новичков и время от времени отпускали ехидные фразочки, порождая очаги хохота.
— Не смотри!!!!! — вдруг зашептала мне прямо в ухо Аврора, и я, конечно же, посмотрела туда, куда был устремлен ее горящий взгляд.
На пороге зала стоял старшекурсник. В черной форме предметников, высокий, подтянутый, китель небрежно накинут на плечи, не до конца застегнутая рубашка притягивает взгляд к ямке между ключицами. Резким движением он отбросил темную челку с глаз и недовольным взглядом окинул собравшихся.
— Это кто, сын Темного Бога? — поинтересовалась я искренне, а Аврора только хмыкнула. И главное, лицо у нее при этом было такое... Мол, какой там сын Бога, бери выше...
— Ты не знаешь? Это же...
— Кто здесь Юлиана Волчок? — презрительно скривив губы, спросил этот таинственный, чье инкогнито Аврора не успела мне открыть.
— Тут!!! — закричала моя соседка и замахала руками, привлекая к нам всеобщее внимание.
— Ты? — парень посмотрел на девушку, кивнул и решительно произнес:
— В ад!!!
Аврора пискнула и плюхнулась на диванчик.
— Ик...
— Вообще-то, это я Волчок, — уточнила я. А неизвестный, не обращая на Аврору никакого внимания, только плечами пожал и повторил:
— Отлично. В ад. Тебя проводить?
Сначала я подумала: "Туда еще и провожают?" А потом расстроилась: "За что?"
— Ну, проводить... — тут я кивнула, и к растерянности и испугу присоединился восторг. Что уж врать, как тут без восторга? Да меня никто кроме одного из старших братцев не провожал никогда и никуда. А тут сразу та-а-акой парень. Так что следующей мыслью после "За что?" было "Надеюсь, что до ада далеко". Плечи расправила, голову подняла и иду такая, гордой походкой, равнодушная к перекрестному огню любопытных взглядов.
А сын Темного Бога стоит на пороге, губы в ухмылочке кривит и смотрит на меня. Капец, как мне повезло!!! И главное, не один же он смотрит, все таращатся, думают, наверное, за что это ее в ад вот так сразу, не дожидаясь экзаменов. Вон и давешний поклонник Санты к общему собранию присоединился. Так что к выходу я подошла вся такая гордая и равнодушная, но на полусогнутых, да.
— А как же общее собрание? — в последний момент мне как-то вдруг расхотелось в ад.
— А, ерунда! Ничего важного, тебе твоя соседка потом обо всем расскажет.
И это была хорошая новость. Ну, это я про то, что после ада еще будет "потом". Настроение резко улучшилось, и мы вышли из общежития.
— Тебя как зовут? — я решила быть вежливой и дружелюбной, а он посмотрел на меня удивленно. И, я бы даже сказала, слегка шокированно.
— Александр?
— Ты у меня спрашиваешь? — нет, ну просто интонация была вопросительная.
— Не спрашиваю, — он вдруг разозлился почему-то.
— М-гу, — мы шли по тротуару абсолютно пустого студенческого городка. Ага, правильно, все-то на общем собрании.
— Моего старшего брата тоже Александром зовут, — зачем-то сообщила я.
А мой провожатый только нахмурился еще больше и проворчал:
— Шире шаг!
Зануда.
И вот только я вошла в ритм, и даже почти уже стала успевать за действительно широким шагом старшекурсника, как тот вдруг остановился. Нет, не так. Он вдруг ОСТАНОВИЛСЯ. Завис. Превратился в статую себе прекрасному. А потом медленно поворачивается в мою сторону и осторожненько так спрашивает:
— Твоего брата зовут Александр Волчок?
— В логике тебе не откажешь, — и вздыхаю тяжело.
— Тот самый Александр Волчок????
Началось.
— Тот самый... Слушай, а давай уже ты лучше проводишь меня в ад, а?
Нет, правда, что не так с этим миром, если уже даже та-а-акие мужчины реагируют на имя моего самого старшего братца ровно так же, как и все мои подруги по девичьему клубу.
Он посмотрел на меня задумчиво, затем почему-то застегнул сначала рубашку, потом китель. И даже про ремешок на воротнике не забыл. Потом вдруг вытянулся в струну, щелкнул каблуками, наклонил лохматую голову и произнес:
— Разрешите представиться, Александр Виног!
— Счастлива-счастлива... — пробубнила я ворчливо и даже кривой реверанс сделала, а потом мстительно добавила:
— Но предупреждаю сразу, брат с меня слово взял: я его со своими подругами не знакомлю.
— Что? — и зачем-то назад китель расстегнул и даже рукава закатал.
— Я говорю...
— Я слышал, что ты сказала! — злобно так рявкнул. И добавил, глаза сощурив:
— Я. Не. Твоя. Подружка.
— М-м-м-м... — киваю согласно и грустно. — Твоя правда. Как ты можешь быть моей подружкой? Мы с тобой вообще только что познакомились, Александр Как Тебя Там...
— Виног!!!! Ты издеваешься?
— Прости. И спасибо. Теперь я точно запомню, — сказала я абсолютно искренне, а Александр зарычал совершенно невоспитанно. И еще, кажется, добавил что-то сквозь зубы, тоже не совсем приличное. Но тут я увидела огромную деревянную дверь, над которой висела табличка "АД", и воскликнула радостно:
— Ну, наконец-то дошли!!! Вижу ад!!! — и еще старшекурснику улыбнулась преданно. — Спасибо за компанию, мне было очень приятно.
И сбежала в обитель грешных душ.
Приемная ада выглядела как обычная приемная. С массивным столом, кожаными креслами и секретаршей, прижавшей ухо к смежной двери. Я помялась секунду-другую на пороге, переступая с ноги на ногу. Потом вздохнула демонстративно громко — никакой реакции.
Всю книгу можно купить здесь http://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D0%BD/%D0%9B%D0%B8-%D0%9C%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B0/
