Аврора-14

Глава четырнадцатая

И всё бы хорошо. Аврора поверила бы этому его жесту, когда он бережно обнимал её, и успокоилась бы, благодарная, что он проявил хоть какое-то чувство к ней... если бы все три ночи она не продолжала обучаться во сне с помощью рубинового кулона матери.

Слишком быстро она сообразила, почему он её обнимает.

Чтобы её беспокойство не прорвалось.

Чтобы пошатнувшаяся стабильность не помогла хаоситам немедленно броситься на штурм посёлка.

Было такое в "учебнике" матери: хочешь, чтобы твои способности оставались бездействующими, пусть рядом с тобой окажется сильный маг с любой другой сильной способностью, который замкнёт твою магию. Как теперь она знала, что спрятала её в поле своей магии Елена, когда они тайком вышли в город без разрешения на то Михаила.

Но сообразила это не сразу, а когда сообразила, то, развернувшись в объятиях Михаила (он ещё слегка расслабил руки, кажется думая, что она хочет поудобней сесть на его коленях), она врезала ему в челюсть.

Удар был слабый — она это понимала. Но настолько неожиданный, что Михаил отшатнулся и инстинктивно ещё больше расслабил руки — видимо, в машинальной попытке защититься от потенциального следующего удара. Аврора тут же использовала его замешательство и спрыгнула с его коленей. "Спасибо тренеру!" — мстительно подумала она, удирая от него в личную спальню и впервые страшно жалея, что и в её двери нет запора: пока бы муж выламывал и эту дверь, она успела бы вылезти в окно и сбежать... например, к Елене.

У самой двери к себе что-то мягкое и тяжёлое внезапно ударило её под колени. Аврора сумела сгруппироваться, как учил тренер, и свалиться без страха сломать кости. Зашипев от злости, она обернулась, сидя на полу и собираясь вскочить с него.

Подушка?! Он швырнул ей вслед подушку! И теперь быстро приближался, явно намереваясь снова поймать её в свой уже железный захват.

А вот на тебе!

Чуть только Михаил оказался в паре шагов от неё, а она катастрофически не успевала встать, чтобы сбежать, Аврора почти упала на спину и резко выстрелила вверх ногой, норовя попасть в его бедро — в точку, которая, как постоянно напоминал тренер, была очень болезненной или, как минимум, чувствительной для противника.

Но только не для Михаила. Он лишь скривился и резко втянул сквозь зубы воздух. А потом... упал сверху так, чтобы накрыть её собой. Она ещё обозлилась, превозмогая боль от пола, на котором вынужденно растянулась (ковёр не ковёр, но жёстко же!): он всё ещё пытается спрятать собой её нестабильность?! Чуть отстранённо Аврора понимала, что муж всё правильно делает, спасая посёлок и его жителей, но... Но разрывающая её ярость была такой огромной, что она затрепыхалась под его тяжёлым телом, пытаясь выползти и шипя от злости, что не получается... Она напрягалась отталкивать его и этой опоре удрать, но уже понимала, что всё это тщетно. Что это даже смешно — против мужчины с большим мышечным весом.

Когда она в очередной раз расслабилась, чтобы выдохнуть и начать новые безуспешные попытки освободиться, Михаил внезапно приподнялся над нею на локтях и заглянул в её лицо. Не хватило времени сообразить, что вот он — тот самый необходимый ей для бегства из-под него момент, как он чуть опёрся на бедро сбоку от неё и освободившуюся руку сунул под её голову.

Взгляд во взгляд. Его — почему-то испытующие и наполненные решимостью. Её — испуганные и злые, знала она.

Вдохнуть она не успела. Крепкая ладонь грубо приподняла ей голову, и муж впился в её полураскрытый от негодования рот. Поцелуй получился немного болезненным: на её нежные губы — его, сухими, обветренными. Но как часто она мечтала!.. Что-то дёрнулось на затылке. Сначала не поняла, да и само движение с трудом прочувствовала. Михаил... распустил ей волосы? Не отрываясь от её губ, всё ещё держа её голову, будто контролируя её саму, он мягко перекатился так, чтобы теперь она оказалась сверху. Всосал её язык так властно, что она жалобно замычала от его напора и невообразимых ощущений, когда волны мучительного наслаждения понеслись по её телу, и она сама вцепилась в его плечи.

Но и Михаил не собирался отпускать её от себя. Он прижимал её к себе так плотно, что Аврора чувствовала себя единым целым с ним.

Бездумно млеющая от его жадных губ, словно пожирающих её, от его горячих пальцев, которые ласкали её там, где она и не предполагала собственного, невероятно страстного отклика, Аврора слушала беспокойный стук его сердца, как собственный, и время от времени понимала, что муж точно так же забыл обо всём...

Она увидела, как пронзительно вспыхнули его серые глаза, и снова застонала от сладостной судороги, прогнувшей и не один раз её тело... секунды забытья...

Они оба что-то лихорадочно делали в эти секунды, а потом она с громаднейшим изумлением обнаружила, что они оба обнажены и лежат на той самой кровати — близкой к походной, по его словам. Впрочем, "лежат" — слово пассивное по отношению к тому, что происходило... Своими беспощадно обжигающими поцелуями Михаил превратил её тело в нервный сгусток страсти... Снова не то... С Авроры будто содрали кожу — и она короткими сиплыми стонами и оханьем откликалась на каждое движение, на каждое прикосновение мужа. Он снова был над ней — такой огромный, что в сумеречном углу спальни она чувствовала себя его добычей, затащенной им в уютную тёмную нору, в которой, неистовый и нежный зверь, он своими ласками доводил её до исступленного, умопомрачительного состояния... И, когда он взял её, наконец, она едва не заплакала от восторга и блаженства.

... А когда всё закончилось, он лёг рядом с неё, обессиленной, и она могла только вздыхать и слушать его дыхание, постепенно успокаивающееся...

Они лежали, глядя на потолок, наверное, очень долго. Потом Аврора ощутила, что он напрягся, кажется собираясь встать, и прошептала:

— А если бы ты... ещё... рассказывал о том, что ты делаешь в том городе, а ещё... продолжил бы чтение тех учебников, я была бы совершенно счастлива... Даже зная, что ты меня не любишь...

Он выждал несколько секунд, не продолжит ли она, и снова расслабился, лёг свободней. Помолчал ещё немного и негромко ответил:

— Я думал, тебе не хватает только этого.

И едва заметно кивнул в сторону, на постель. Она рассеянно проследила за этим движением и пожала плечами.

— Я не знаю, из чего состоит твоё счастье. Может, и моё представление о семье — это не то... После того дня, когда ты вернул меня в посёлок, ты несколько раз говорил со мной о своей работе. Объяснял, что и как. Рассказывал о себе. Потом читал те учебники... И тем самым как будто... шёл навстречу мне. Тогда я думала, что нет ничего лучше этих минут. То, что сейчас между нами было, — это всё-таки лишь малая доля счастья. Моего личного счастья.

— Малая... — уязвлённо проворчал он.

Кажется, она его задела этим объяснением.

— Не в этом смысле, — невольно улыбаясь, откликнулась она. — Это чудо, что ты сейчас сделал со мной. Но маленькие частички этого чуда рассыпаны по всей моей жизни.

Вроде ответила правильно. Ну, если она правильно поняла его недовольство. Но...

— То есть? — насторожился он, и его взгляд из утомлённо мягкого превратился в жёсткий, а она вспомнила свои жесты над изменённым магом.

— Это вот как. Когда я жила в нашей городской квартире, ты звонил, предупреждая, что вот-вот приедешь. За час до твоего приезда я бегала по дому, гадая, будешь ли ты в этот приезд доволен тем, что увидишь в квартире. Понравятся ли тебе новые безделушки, которые я нашла для интерьера. Понравятся ли тебе ужин или обед, который я придумала для тебя... А за полчаса до твоего приезда я не могла ничем заниматься — только торчать у окна, которое выходит на приподъездную площадку. Так боялась пропустить те секунды, когда ты появляешься из машины. И надеялась, что уж сегодня ты точно приедешь раньше обычного. Так хотелось подольше видеть тебя... Когда же ты входил в подъезд, я, как угорелая, бежала к входной двери, а потом шарахалась от неё к зеркалу: а вдруг, пока бежала, мои волосы растрепались, и тебе это не понравится? А ты входил... — последнее она произнесла с горестной усмешкой над собой. — И... ничего не замечал. И только отдавал какие-то распоряжения, больше похожие на приказы. А мне тоже было всё равно, что ты ничего не видел. Главным оставалось одно: то моё ожидание и то, что ты здесь и ты со мной разговариваешь. Вот это и есть — главная частичка счастья.

И замолчала. Как молчал и Михаил. Оба лежали рядом, разгорячённые до влажных тел. Неизвестно, как Михаил, но Аврора ощутимо чувствовала, как её жар постепенно спадает. В отличие от восторга: муж всё ещё здесь, и он, кажется, пока не собирается уходить!.. И это тоже счастье. Поменьше того, что он только что сделал с ней, но счастье.

— Я видел тебя отстранённой, — неожиданно сказал он. — И я предполагал, что тебе главное — другое. Статус. Принадлежность к тому же кругу, в котором обычно вращаются твои родители. Умение держать оба дома — в городе и в коттедже. И поддерживать репутацию светской дамы...

Она улыбнулась расслабленно, радуясь, что наступила минутку откровений.

— Помнишь, ты однажды приехал — и тоже летом? Рубашка у тебя была мокрой под мышками. От пота. Тебе пришлось сидеть в раскалённой, несмотря на кондишн, машине в пробке. Ты приехал в городскую квартиру, бросил её в ванной комнате. Я успела схватить её до того, как её увидела прислуга. И несколько ночей спала одна, но... с твоей рубашкой. От неё отвратительно пахло. Но она была с твоих плеч. На неё как будто были твои следы. Наверное, не будь я светской дамой, как думают обо мне, я стала бы фетишисткой, выхватывая из рук прислуги все те твои личные вещи, которые ты оставлял либо в квартире, либо в коттедже.

— Рубаха? — пробормотал он. — Не помню.

— Запах вскоре изменился настолько ужасно, что пришлось-таки отдать её в стирку, — отозвалась она, всё ещё улыбаясь. — И было так обидно... Твоих вещей в наших домах всё-таки всегда оставалось маловато...

И она замолчала, в кои-то веки выговорившись — не стесняясь о том личном, что до сих пор поневоле прятала. И снова уставилась в потолок, боясь, что Михаил обсмеёт её представления о личном счастье.

Но муж не смеялся. Он даже не шевелился, собираясь уйти, и тоже смотрел в потолок, в стилизованные узоры, изображавшие неведомые цветы и травы. Потом легонько вздохнул.

— Ты ни разу не позволила мне усомниться в том, что я тебе безразличен. Я ни разу не видел, чтобы ты смотрела на меня как-то иначе. Всегда на расстоянии. Всегда.

Аврора вдруг подумала, что она такое уже где-то слышала. Или видела. Или читала о таком. Но больше поразило другое.

— А я должна была что-то тебе... объяснять? — спросила она, не оборачиваясь к Михаилу. — Меня так воспитали. Так, что даже при муже я не имела права смотреть на него... с чувством. Всё должно быть в рамках этикета. А тут ещё... Я знала, что та сумма, которую тебе были должны мои родители, лишь беспокоила их, но не была критической. Я и... — она прикусила губу, жалея, что не раскрылась раньше. Но маленькая заноза вновь впилась в душу: а он? Сумел бы он принять её признание в любви, если бы она оставалась той Авророй, которая не знала, что она маг? Оставалась бы блёклой женщиной, идеально умеющей лишь придерживаться этикета? А если признаться могла только эта, у которой изменились не только волосы, но даже, кажется, лицо. Если она себе не льстит, конечно...

— Ты не договорила, — сказал он, не шевелясь.

— Иногда мне казалось, ты относишься ко мне так... как к посторонней, потому что знал: я слишком быстро согласилась выйти за тебя замуж. Ну, как будто воспользовалась положением родителей. И поэтому ты и относился ко мне... соответствующе.

— Но сейчас ты знаешь.

— Знаю, — согласилась она. — Но что изменилось из-за моего знания? Я оказалась в клетке. Теперь мне даже нельзя вернуться в городскую квартиру.

— А ты... хотела бы?

— Ты не о том спрашиваешь, — заметила Аврора и грустно усмехнулась. — Михаил, как мы будем жить дальше? Ты так и будешь смирять меня сексом, а... нас — не тебя и меня, а нас — не будет? Семьи — я имею в виду? Может, нам...

— Что? — не выдержал он её молчания.

Но высказать то, что однажды придумалось, было сложно. Сложно даже просто выговорить — не то, чтобы потом отстоять свою точку зрения на происходящее.

— Мне нужна конкретика, — нерешительно начала она. — А наши отношения настолько... зыбкие, что я придумала вот что... Может, нам разойтись? — И вскинула руку, когда он резко повернулся набок, лицом к ней. — Подожди! Не перебивай! Пожалуйста! Я придумала: если мы разведёмся, ты включишь меня в свою команду.

— Зачем?!

— Самоопределение, — успокоив дыхание (так испугалась, что договорить не даст!), объяснила она. — Или не знаю, как ещё это назвать. Я уже буду не жена тебе, а отдельный... человек. И ты уже не будешь побаиваться включать меня в работу. У меня будут определённые обязанности. Я буду знать, что мне конкретно делать. Жить буду здесь же. А когда пройдёт время — и ты сумеешь освободить город, мы с тобой уже будем знать, что надо делать. И тогда... всё решится.

— Что решится? Быть семье или нет? — Михаил вновь лёг на спину.

— Ну... да.

Он замолчал надолго.

Аврору же бросило в жар. Теперь она поняла его то движение, когда, чуть успокоившись, он собрался встать с кровати. Он и впрямь решил, что для неё будет достаточно секса, чтобы успокоиться и не... бунтовать! Что ей в их отношениях не хватает именно... секса?! И только её слова... Если бы она не заговорила, он бы просто ушёл, а что потом? Опять неясность в отношениях с ним?

Эмоциональный жар быстро прошёл, и Аврора поёжилась. Незаметно вроде. Но Михаил каким-то образом, даже не глядя, понял, что ей холодно — лежали-то, так и не одевшись. Пару раз приподнявшись, он рывками вытащил из-под себя край покрывала и укрыл им Аврору.

Пригревшись, она осмелела и спросила:

— Ну так что? Как тебе моё предложение? Мне кажется, оно реально поможет нам?

Поднялся и сел на краю кровати. Помолчал и кивнул:

— Ты уже всё обдумала.

— Да.

— А я нет. Поэтому я сначала подумаю, а потом решим. Ты ещё моя жена. И не житель этого мира. Пока мы в паре, решаю я.

И встал.

"Но, если что, не забудь, что твоя жена теперь может решиться не только на побег", — мысленно предупредила его Аврора, повернувшись набок и глядя ему вслед. И, пока смотрела, вся её решимость свистнула в полёте куда-то далеко.

Он не был качком, хотя при его росте казался им. В одежде. Обнажённым же больше всего он походил на древнегреческие фигуры из мрамора. И эта идеальность его фигуры... Аврора снова откинулась на спину. Не смотреть! Иначе он окажется прав — в той его первоначальной мысли, что ей нужно от брака.

Закутавшись в покрывало, она крепко зажмурилась.

Стало страшно. Из-за того, что она предложила ему. А если он посчитает её предложения правильными? И тогда...

Он склонился над полом, собирая в кучу их одежды.