Дэвид ВЕБЕР
НАСТОЯЩАЯ КРЕПОСТЬ
Завоеванное Чарисом княжество Корисанда бурлит после убийства князя Гектора и его старшего сына, но крепнущие реформистские настроения помогают регентскому совету малолетнего наследника Дейвина ликвидировать враждебную сеть инквизиции в столице, а затем — и заговор аристократов. В Зионе инквизиторы арестуют реформистов высшего духовенства Церкви вместе с их близкими, пытками вымогают чудовищные признания и приговаривают к жесточайшей казни ради укрепления власти великого инквизитора. Для войны с Чарисийской империей Церковь строит огромные флоты в подконтрольных государствах, и Чарис уничтожает или заставляет сдаться вчетверо превосходящие силы объединенного флота земель Храма и Харчонга.
А в семье императора Кэйлеба и императрицы Шарлиан пополнение — родилась наследная принцесса Элана!
СЕНТЯБРЬ, Год Божий 893
.I.
Площадь Лизардхерд, город Манчир, княжество Корисанда
— Так что не знаю, как вам, люди, а с меня этого драконьего дерьма более чем достаточно! — крикнул Пейтрик Хейнри со своей импровизированной трибуны на цистерне муниципальной пожарной команды.
— Ублюдки! — раздался голос из небольшой толпы, собравшейся у входа в таверну. Было раннее утро, среда, и, как и любое другое питейное заведение на территории Сейфхолда и, в частности, города Манчир, в это время она была закрыта и останется такой до окончания утренней мессы. Солнце едва встало, узкие улочки все еще хранили тени, но облака над головой уже обещали дождь к полудню, и влажность была высокой.
Как и вспыльчивость, — отметил Хейнри. — Это была небольшая толпа, на самом деле она была значительно меньше, чем та, на которую он надеялся, и, вероятно, по крайней мере, половина мужчин в ней была там скорее из любопытства, чем по обязанности. Но те, кто был посвящен...
— Гребаные убийцы! — огрызнулся в ответ кто-то еще.
Хейнри энергично кивнул, достаточно сильно, чтобы убедиться, что все в его разгневанной аудитории смогли распознать этот жест. По профессии он был серебряным дел мастером, а не актером или оратором и уж точно не священником! Но за последние несколько пятидневок у него была возможность воспользоваться опытом и советами довольно многих людей, которые были обученными священниками. Он узнал, как интонация голоса и "спонтанный" язык тела могут поддерживать и подчеркивать сообщение — особенно когда это сообщение подкреплялось искренним, жгучим возмущением.
— Да! — крикнул он в ответ на последний возглас. — Чертовски верно, они убийцы, если только вы не хотите верить этому лживому ублюдку Кэйлебу! — Он вскинул руки в красноречивом презрении. — Конечно, он этого не делал! Почему, какой возможный мотив мог у него быть, чтобы отдать приказ об убийстве князя Гектора?
Новый хор возмущения, на этот раз состоящий из чистого гнева, а не из чего-то столь же искусственного, как слова, ответил ему, и он свирепо улыбнулся.
— Чертовы мясники! — крикнул еще один голос. — Убийцы священников! Еретики! Помни Ферейд!
— Да! — Он снова кивнул головой, так же энергично, как и раньше. — Они могут говорить, что хотят — этот наш новый "архиепископ" и его епископы — но я не так уверен, что вы не правы насчет драгоценной "Церкви Чариса" Кэйлеба! Может быть, есть несколько священников, которые злоупотребляли своими должностями. Никто не хочет в это верить — я не хочу, а вы? Но помните, что сказал архиепископ Уиллим в своем отчете о резне в Ферейде! Нет сомнений, что Кэйлеб солгал о том, насколько ужасной была первоначальная атака, и чертовски уверен, что он и все его другие подхалимы лгали о том, насколько "сдержанной" была их реакция на это. Но даже в этом случае сама Мать-Церковь признала, что священники, которые были повешены — повешены нечестиво, без надлежащего церковного суда, собственным братом "архиепископа Мейкела", заметьте! — были виновны в проступках. Мать-Церковь сказала это, и великий викарий наложил личную епитимью на самого великого инквизитора за то, что он позволил этому случиться! Вам не кажется, что Матери-Церкви нельзя доверять? Как будто мы не можем положиться на нее в борьбе со злоупотреблениями и коррупцией? Как будто единственный ответ — бросить вызов собственной Божьей Церкви? Низвергнуть викария, рукоположенного самим Лэнгхорном?
Раздался еще один яростный рык, но на этот раз, как отметил Хейнри, он был менее яростным, чем предыдущий. Он был немного разочарован этим, но на самом деле не удивлен. Жители Корисанды, по большому счету, никогда не чувствовали прямой угрозы со стороны политики Церкви Ожидания Господнего и рыцарей земель Храма. Конечно, не так, как чувствовали себя чарисийцы, когда обнаружили, что все их королевство оказалось под угрозой предания огню и мечу той же Церковью. Или, по крайней мере, людьми, которые ею управляли.
Тем не менее, было бы неточно — и глупо — притворяться, что среди корисандцев было мало тех, у кого были свои собственные сомнения по поводу нынешнего правления Церкви. В конце концов, Манчир находился далеко от Храма или города Зион, и жители Корисанды в целом, несомненно, были более независимы в вопросах религии, чем действительно одобрили бы инквизиция или викариат в целом. Если уж на то пошло, у многих жителей Корисанды были сыновья, братья или отцы, убитые в битве при проливе Даркос, и всем было известно, что пролив Даркос стал катастрофическим последствием войны, в которой Корисанда и ее союзники были призваны действовать в качестве доверенных лиц Церкви. Те, для кого религиозный пыл и ортодоксальность были главной мотивацией, горели ослепительной, раскаленной добела страстью, которая превосходила все остальное. Большинство жителей Корисанды, однако, были менее увлечены этими конкретными проблемами. Их оппозиция Церкви Чариса в гораздо большей степени проистекала из того факта, что это была Церковь Чариса, связанная в их собственном сознании с завоеванием их княжества Домом Армака, чем из какого-либо оскорбленного чувства ортодоксальности. Если уж на то пошло, в Корисанде, несомненно, была своя доля сторонников реформ, и они вполне могли обнаружить, что их активно привлекает отколовшаяся церковь.
Лучше не слишком зацикливаться на ереси, Пейтрик, — сказал себе Хейнри. — Оставь тех, кто уже горит из-за этого, гореть самим. Отец Эйдрин прав насчет этого, им и без тебя будет жарко. Потрать свои искры на другой трут.
— Не сомневаюсь, что Бог и Лэнгхорн — и архангел Шулер — со временем разберутся с этим, — сказал он вслух. — Это дело Бога и Матери-Церкви, и я оставлю это им! Но то, что происходит за пределами Церкви — что происходит в Корисанде или здесь, на улицах Манчира, — это мужское дело. Наше дело! Мужчина должен знать, за что он выступает, и когда он знает, он должен по-настоящему стоять за это, а не просто размахивать руками и желать, чтобы все было по-другому.
Последнее слово прозвучало насмешкой полуфальцетом, и он почувствовал, как вскипает свежий гнев.
— Гектор! — крикнул жилистый мужчина с сильно изуродованной левой щекой. Хейнри не мог его видеть, но он достаточно легко узнал голос. В конце концов, он должен был его признать. Ран Эймейл был одним из его старших учеников до того, как вторжение чарисийцев разрушило некогда процветающий бизнес Хейнри, наряду со многими другими предприятиями осажденной столицы, и Хейнри находился рядом, когда треснувшая форма и брызги расплавленного серебра повредили щеку Эймейла и позднее образовали шрам.
— Гектор! — повторил Эймейл. — Гектор!
— Гектор, Гектор! — подхватили крик другие голоса, и на этот раз улыбка Хейнри могла бы быть улыбкой ящера.
— Ну, — крикнул он тогда, — говоря по правде, нас чертовски намного больше, чем их! И не знаю, как вы, но я пока не готов предположить, что все наши лорды, великие люди и члены парламента готовы подлизываться к Кэйлебу, как этот так называемый регентский совет! Может быть, все, что им действительно нужно, — это небольшое указание на то, что некоторые из нас тоже не готовы к этому!
* * *
— Гек-тор! Гек-тор!
Сержант Эдвард Уистан поморщился, когда толпа подступила ближе, и ее пение стало громче и яростнее. Разобрать слова было достаточно легко, несмотря на слышимый рядом величественный, размеренный звон соборных колоколов. Конечно, одна из причин, по которой ему, возможно, было так легко распознать это пение, заключалась в том, что, к сожалению, за последние несколько пятидневок он уже слышал немало других песнопений, очень похожих на это.
И это не то, чего я не услышу еще больше в течение следующих нескольких пятидневок, — мрачно подумал он.
Сержант, один из снайперов-разведчиков, приписанных к первому батальону третьей бригады имперских чарисийских морских пехотинцев, лежал ничком на крыше, пристально глядя на узкую улочку под своим насестом. Толпа, текущая по этой улице, сквозь тени между зданиями, все еще казалась тронутой легкой нерешительностью. Гнев был достаточно искренним, и он не сомневался, что они начали в полном огне своего возмущения, но теперь они могли видеть купол и шпили собора, возвышающиеся перед ними. Идея... отметить свое несчастье больше не была сосредоточена на каком-то будущем событии. Сейчас это было уже почти здесь, и могло иметь неприятные последствия для некоторых из них.
Тем не менее, и все такое, не думаю, что это просто унесет легким ветерком. Здесь идет дождь — и что-то еще, не столь уловимое.
Его пристальный взгляд медленно, неуклонно скользил по мужчинам и юношам, потрясающим кулаками и бросающим проклятия в сторону вооруженных винтовками людей, выстроившихся перед собором Манчира в традиционных темно-синих туниках и светло-синих брюках чарисийских морских пехотинцев. Эти морские пехотинцы образовали бдительную линию, барьер между кричащими и другой толпой — на этот раз гораздо более тихой, двигающейся быстро — когда она поднималась по ступенькам позади них.
До сих пор ни одна из спорадических "спонтанных демонстраций" не вторгалась в собор или на его территорию. Уистан был на самом деле удивлен, что этого еще не произошло, учитывая готовый объединительный пункт, который "еретическая" Церковь Чариса предложила людям для организации сопротивления чарисийской оккупации. Может быть, в Корисанде было даже больше религиозного недовольства, чем сержант мог подумать до вторжения? И, возможно, дело было просто в том, что даже самый воинственный бунтовщик не решался посягнуть на святость Матери-Церкви.
И, возможно, эта толпа чувствует себя немного более предприимчивой, чем несколько предыдущих, — угрюмо подумал он.
— Предатели! — крику удалось прорваться сквозь ритмичное пение имени убитого корисандского князя. — Убийцы! Убийцы!
— Убирайтесь! Убирайтесь к черту — и заберите с собой своего ублюдка-убийцу "императора"!
— Гек-тор! Гек-тор!
Громкость возросла еще больше, как бы трудно это ни казалось, и толпа снова начала двигаться вперед с большей уверенностью, как будто ее собственные выкрикнутые в последнюю минуту проклятия сожгли любые колебания.
Я бы хотел, чтобы у генерала Гарвея здесь были свои люди, — размышлял Уистан. — Если все пойдет так плохо, как думаю, это могло бы быть... — Группа вооруженных людей в белых и оранжевых цветах стражи архиепископа уверенно маршировала по улице к собору, и громкость криков усилилась еще больше, когда те же самые протестующие увидели белую сутану и шапку священника с белой кокардой и широкой оранжевой лентой в центре строя стражников.
— Еретик! Предатель! — закричал кто-то. — Лэнгхорн знает своих — и Шан-вей тоже!
Идеально, — с отвращением подумал Уистан. — Не мог же он войти с черного хода, не так ли? Не будь глупцом, Эдвард — конечно, он не мог! Только не сегодня, из всех дней! — Он покачал головой. О, разве это не будет весело?
* * *
Внизу, на уровне улицы, лейтенант Брад Талас, молодой командир второго взвода роты "альфа", обнаружил, что думает почти теми же мыслями, что и находящийся над ним сержант-ветеран. На самом деле, он думал с еще большим вниманием, учитывая его близость к неуклонно растущей толпе.
И его большую ответственность за то, чтобы справиться с этим. — Не могу сказать, что мне все это так уж нравится, сэр, — пробормотал сержант взвода Жак Мейджи. Сержант был вдвое старше Таласа и впервые поступил на службу в королевскую морскую пехоту Чариса, когда ему было всего пятнадцать лет. С тех пор он побывал во многих местах и многое повидал — или, как он иногда выражался, "встретил много интересных людей... и убил их!" — и по пути основательно изучил свое ремесло. Обычно это делало его присутствие обнадеживающим, но в данный момент на его лице было сосредоточенное, сконцентрированное на деле выражение опытного сержанта, рассматривающего ситуацию, которая предлагала всевозможные варианты... ни один из них не был хорошим. Он старался говорить достаточно тихо, чтобы его мог услышать только Талас, и лейтенант пожал плечами.
— Мне самому это не очень нравится, — признался он тем же тихим голосом, более чем немного удивленный тем, насколько уверенно ему удалось это сказать. — Если у вас есть какие-либо предложения о том, как волшебным образом убедить всех этих идиотов просто исчезнуть, я, безусловно, открыт для них, сержант.
Несмотря на ситуацию, Мейджи фыркнул. Ему скорее нравился его молодой лейтенант, и, что бы там ни было, у мальчика были крепкие нервы. Что, вероятно, имело какое-то отношение к тому, почему майор Портир выбрал его для своего нынешнего задания.
И Мейджи, конечно.
— Так вот, сэр, почему-то я не могу придумать, как это сделать прямо сейчас. Дайте мне поразмыслить над этим, и я вернусь к вам.
— Хорошо. А пока следите за той группой вон там, у фонарного столба. — Талас взмахнул рукой в ненавязчивом жесте, указывая на небольшую группу людей, которых он имел в виду. — Я наблюдал за ними. Большинство из этих идиотов выглядят как бездельники и сброд, которые могли бы просто собраться, но не эти парни.
Мейджи рассмотрел группу корисандцев, которых выделил Талас, и решил, что лейтенант был прав. Этих людей не было в первых рядах толпы, но и в тылу их тоже не было, и они казались странно... сплоченными. Как будто они были своей собственной маленькой группой, а не частью основной толпы. И все же они пристально наблюдали за окружающими мужчинами, с каким-то особым вниманием, которое отличалось от чьего-либо другого, и некоторые из этих других мужчин следили за ними в ответ. Как будто они... чего-то ждали. Или, может быть, предвидели что-то.
* * *
Группа церковных оруженосцев теперь была ближе, — заметил Уистан, — и количество оскорблений, доносившихся из толпы, неуклонно росло. Они не могли стать намного громче, но становились все более... разнообразными, поскольку к продолжающемуся скандированию имени князя Гектора добавлялись крики и проклятия с четким, определенно религиозным содержанием.
— Хорошо, ребята, — спокойно сказал сержант остальным членам отделения снайперов-разведчиков, находившимся вместе с ним на крыше. — Проверьте свою готовность, но никто даже ресницей не пошевелит без моего приказа!
