...Одна из них была слишком горда и свободолюбива, чтобы признать поражение. Страстно желая быть независимой, — от общественного мнения, глупых предрассудков, — она собственноручно и добровольно погрузилась в омут, полный отчаяния и боли. Это было ожидаемо с самого начала, — с того момента, как встретились их глаза. Стремление к свету никогда не принесет ничего хорошего тому, кто так отчаянно утопал во тьме. Каждый неуверенный шаг и каждая следующая ошибка приближала к единственному финалу, который только мог быть во всей этой ситуации. И, в конце концов, это случилось, — она ожидала этого с затаенным удовлетворением.

...Один из них был слишком самоуверенным, чтобы задумываться о дальнейшем развитии событий. Страстно желая претворить план в жизнь, он использовал любые возможности — пусть иногда они были чересчур жестокими, — чтобы достигнуть цели, тлеющей едва заметной искрой в полной мрачной решимости душе. Он не пытался играть на публику или скрывать свои намерения. Делал то, что велело покрытое тонким слоем инея сердца, — он просто двигался вперед, не думая о последствиях и погрузившись с головой в тот мир, который считал правильным. Каждый шаг вел его к цели, — и, в конечном итоге, привел совсем не туда, куда планировалось. Единственный финал, который он считал, несомненно, правильным, оказался не более чем картонным реквизитом в той жестокой игре, которая была затеяна. И теперь он наблюдал за всем происходящим отстраненно, словно не присутствовал ни в этом мире, ни в том, которые создавал на протяжении времени. Он чувствовал всю неправильность, — и не мог ничего предпринять. И это было больнее, чем та боль, которая сопровождала весь путь.

...Одна из них была преисполнена искренним добродушием и некоторой наивностью. Ее путь пересекся с двумя другими совершенно случайно, — однако, оказался центральной дорогой. Она не стремилась ни к чему из того, чего желали двое других, — однако, оказалась непосредственным жителем того придуманного мира. Она не стремилась быть другой, — однако, с каждым днем, медленно и неотвратимо, погружалась в тот омут отчаяния и боли, отчаянно стремясь к свету, до которого оказалось невообразимо далеко, несмотря на внешнее сходство с ангелом. Так они говорили, — однако, внешность не всегда является показателем чистых помыслов. Израненные стопы продолжают нащупывать острые камни, поблекший цвет лазури блекнет все сильнее, а сердце — то самое, которое было преисполнено любовью ко всему живому, — отчаянно желает окончательно утонуть во тьме, чтобы больше не чувствовать душевной боли, которая преследует на протяжении всей жизни. Все верно. Тот, кто больше всего заслуживает света, неизменно оказывается во тьме.

...Их дружба казалась неправильной. Именно она привела к подобному завершению. Но ни один не жалел. Получив возможность повернуть время вспять и пройти по другой тропе, они без раздумий и сомнений ступили бы на ту узенькую дорожку, полную осколков мечты, иссушающей боли и наполненных недолгим счастьем дней...

...Встроенные в медальон часы отсчитывали привычный ритм, — для всех это был обратный отсчет. Каждое движение секундной стрелки вело к неизбежному.

Искусанные губы чуть приоткрылись, словно все трое сомневались в правильности своих действий. На самом деле, никто не хотел признаваться, что боится умирать. Ожидаемый финал оказался намного страшнее, чем можно было предположить, — они не могли смириться с тем, что случилось, желание существования перевешивало все весомые аргументы, которые можно было выдвинуть в пользу исполнения мечты. Казалось, время остановилось. Они находились в совершенно разных зданиях, в противоположных концах города, — и могли с уверенностью сказать, что чувствуют друг друга; чувствуют тонкую, едва различимую нить, связывающую всех троих. Близкие родственники, у которых отсутствует кровное родство. То единственное, что позволяло до сих пор вдыхать пропитанный запахом крови воздух и морщиться от осязаемой боли, убеждая себя в том, что происходящее является не более чем очередным погружением в собственный мир, из которого выбраться так же легко, как шагать по головам, приближаясь к заветной цели.

Хриплые голоса запели одну и ту же песню, которая стала тем связывающим звеном. Они не смогли забыть слова, даже если бы захотели. Каждый звук скреплял нить их единственной на всех судьбы, а каждое слово было предвестником необратимости. Каждое предложение являлось неким предвестником необратимости, а каждый куплет рассказывал о том, что предстоит почувствовать всем тем, кто перешагнет через грань. И этот момент приближался стремительно, неотвратимо, — они с легкими улыбками наблюдали за тем, как окрашивается багрянцем луна, символизирующая собой смерть прежнего и начало нового. Секунды текли медленно, и их неловкие движения оттого были еще более неуклюжими. Отчетливо проговаривая слово за словом, двигались вперед, — к тому, что ожидало их с того осеннего дня несколькими годами ранее. Как говорила одна из них, все было предопределено заранее. Задолго до того, как впервые прозвучала эта песня. До того, как были эти слова написаны. До того...

...Они двигались навстречу смерти, и теперь это не казалось таким уж страшным, как минуты назад. Прекрасно осознавали, что делают в данный момент, и надеялись встретиться там, откуда никто не возвращается. Здесь были незавершенные дела, но они не казались уже такими важными, как желание увидеть друг друга напоследок. Они находились далеко друг от друга, в других концах города, и это ранило гораздо больше острых клинков. Однако, слепая уверенность в том, что встреча неизбежна, прочно поселилась в их едва бьющихся сердцах. Никто не сможет разлучить их... Шаг за шагом, это чувство только усиливалось, и каждый из них мог поклясться, что слышит тяжелое дыхание другого за спиной, ощущает с трудом прорвавшийся через запах крови аромат сигарет и слышит тихую мелодию, напеваемую словно возле самого уха, — и даже может почувствовать тепло руки, осторожно сжимающей покалеченные пальцы...

...Их смерть была наполнена привкусом надежды и облегчения. В последние секунды своей жизни каждый из них нашел в себе силы улыбнуться и прошептать нечто неразборчивое, которое впоследствии было названо обещанием. Обещанием вернуться, собраться воедино и отомстить всем тем, кто помешал добраться до желаемого финала трагической истории со счастливым концом. Их причисляли одновременно к мученикам и проклятым, которые противостояли обществу в своей манере, — жестокой, непредсказуемой и кровавой, но принесшей определенные результаты...

...Любая история имеет свойство повторяться...

Глава 1.

Этим утром младшие воспитанницы с трудом выпросили у классной дамы несколько минут свободного времени, чтобы пообщаться друг с другом и выпить немного кофе перед не очень простым уроком интерактивной истории. Насколько я помнила, в стареньком актовом зале, который открывался только по большим мероприятиям, устанавливали не менее старый проектор, купленный на деньги одного из тех богатеньких меценатов, которые якобы любят осиротевших детишек (любят, конечно, но немного в ином смысле), — приглашенные учителя из общежития для мальчиков и строгие преподавательницы во главе с директором интерната присоединялись к небольшой группе девушек, чтобы в течение полутора часов наблюдать за монотонным повествованием о дне, перечеркнувшем, по моему мнению, все будущее этого и последующих поколений.

Около полутора десятков лет назад случилось нечто, заставившее правительство не просто ужесточить законы, — граждане просто оказались перед дилеммой: либо пройти специализированную проверку крови на наличие посторонних веществ, либо получить статус отброса, опасного для общества, и отправиться на принудительное извлечение вещества, что может значительно подорвать здоровье или привести к смерти. Нигде не озвучивалась причина, по которой было принято подобное решение, но многие перешептывались о том, что в тот морозный день, больше пятнадцати лет назад, случилась настоящая бойня с участием нескольких молодых людей, прозванных впоследствии Пиковым Триединством. Я не знала, как не знали и старшие наставники, откуда появилось такое название и что это были за люди, сподвигнувшие правительство создать так называемое идеальное общество, которое в реальности являлось не более, чем молчаливыми животными, готовыми в любой момент по собственной воле отправиться на убой, — потому что из года в год нам повторяли одно и то же, и теперь у каждого в голове, попутно с мыслями о том, чем кормить семью и сколько денег оставить на выпрашиваемые детишками мелочи, затаился страх быть не таким, как все. Стать тем самым отбросом общества с отравленной кровью и опасной болезнью. Никто и не хотел узнавать подробности о том, что произошло тем морозным вечером, и даже самые ретивые поборники справедливости исчезли со временем, являясь обладателями вещества и симптомами болезни.

Чтобы никто не забыл об угрозе, каждый был обязан просмотреть документальный фильм о предполагаемом появлении в крови неизвестного вещества. Говорилось, что любые негативные эмоции по отношению к своим соотечественникам способны дать толчок, который приведет к неизбежному падению. Нам повторяли снова и снова, что следует быть внимательным к окружающим и заботиться о ближних, нуждающихся в помощи. Благие помыслы приведут нас к идеальному будущему, темные же мысли неизменно порождают в сердце мрак, — так нам повторяли изо дня в день, создавая из личностей идентичные друг другу клоны, которые живут по расписанию и пытаются — ключевое слово — быть вежливыми. Утопическое государство, сошедшее со страниц потрепанных временем книг, оказалось далеко не таким радужным, как многие могли предполагать.

Истинная проблема заключается в нас самих, мелькало у меня в голове каждый раз, когда холодная игла проникала под кожу, и приходилось бороться с подкатывающим к горлу комком ледяного страха. Стандартная процедура, призванная в прошлом помогать людям, сейчас причиняла боль и страдания, потому что зараженного утилизировали, оставляли его без малейшего шанса на существование. Прежние болезни, которые считались смертельными, теперь не могли идти ни в какое сравнение с тем, что ожидало человека с неизвестным науке заболеванием. Моя кровь оставалась безупречно чистой на протяжении многих лет, проведенных в этом специализированном интернате, — никаких воспоминаний и безутешных родственников, только одиночество и глупые надежды на приемлемое будущее. В аттестате теснились хорошие отметки, а отношения с большинством воспитанниц ограничивалось стандартными фразами. Никаких вечерних посиделок за чашечкой травяного чая, проводимых младшекурсницами; отстраненное отношение с преподавательницами; даже банальные сплетни, которыми обмениваются девушки в свободное время, мне не интересны. Это кажется настолько глупым и неестественным на фоне того, что происходит кругом, — и это также является причиной, по которой я, нарушая все допустимые правила, несколько раз в неделю выбираюсь в город, чтобы прочувствовать пропитавшийся выхлопными газами воздух и увидеть истинное положение вещей, подкармливая нескольких котят, брошенных на произвол судьбы в дождливые ночи. Никому сейчас нет дела до беспомощных существ. Люди борются за собственную жизнь, а маленькие животные с печальными глазами мокнут в картонной коробке, потому что оказались еще одними жертвами предрассудков политиков.

А теперь под влияние попадают и младшие воспитанницы, которые достаточно наивны, чтобы верить в то, что пропагандируют с экранов телевизоров. Мне стало противно, когда директор выступила с идентичной прошлому году речью об ответственности перед будущим общества, поэтому пришлось покинуть коридор как можно быстрее, чтобы классная дама не успела обнаружить несколько нарушений и выдать наказание, — провести часть дня в ванных комнатах, вычищая туалеты, казалась не такой уж и радужной. Перехватив поудобнее стопку учебников по математике и всевозможным математическим алгоритмам, которые было необходимо выучить к приближающемуся экзамену, я направилась во внутренний двор, где собралось большинство одногруппниц. Нет, никакого желания разговаривать на темы о личной жизни я не испытывала, но сегодня солнце грело как никогда, а маленькая комнатка, в которой проживали еще несколько девушек, казалась чересчур мрачной и неуютной. В последнее время такое чувство появлялось каждый раз, стоило переступить порог таких до зубного скрежета знакомых помещений. Никакой ностальгии. Отчаянное желание убраться как можно дальше.

Буквально через несколько дней нас ожидает внеплановая проверка, потому что не далее, как накануне вечером в очередном выпуске новостей сообщили о нескольких жителях ближайшего к интернату района. В их крови обнаружилось невообразимое количество того вещества, — кроме того, по словам одного из докторов клиники, они были достаточно агрессивно настроены против принудительного извлечения и постоянно твердили о том, что вся эта бессмысленная мишура только приближает всех к ожидаемому финалу. Никто прежде не осмеливался так явно выражать агрессию против политических устоев и непосредственно политиков. Видимо, там случилось действительно нечто из ряда вон выходящее, раз одна обязательная проверка переквалифицировалась в принудительные разъезды по городу под бдительным оком нескольких полицейских.

— Доброе утро, — поприветствовала классную даму, мадам Амалию. Высокая стройная женщина с пристальным взглядом и идеальным внешним видом, которому позавидовала бы любая леди из учебников по этикету, — она всегда знала, что сказать воспитаннице, чтобы приободрить или же сбить спесь. Слова этой женщины иногда могли резать не хуже острого ножа, проходящего через слой горячего масла. А неестественно голубые глаза иногда заставляли меня замирать в ожидании, — некоторые особо извращенные сплетни относительно строгой женщины гласили о том, что она является плодом запретной любви между матерью и прекрасным демоном с голубыми глазами. Не то, чтобы я верила в существование ангелов или демонов, но определенно верила в мистическую каплю, скрывающуюся в обыденности. По крайнее мере, непонятные сны, которые мешали нормально отдохнуть последние недели, явно нельзя было отнести к банальным снам, в которых ты стремишься вперед, осознавая, что можешь опоздать, не имея ни малейшего понятия о самой ситуации. Истории о происхождении классной дамы интересовали в последнюю очередь, но нельзя было не назвать их глупыми сплетнями скучающих девушек. Амалия относилась ко мне, как и ко всем другим воспитанницам, — она никогда не выделяла любимчиков, в отличие отостальных преподавательниц, и оставалась требовательной до последнего, не делая поблажек. Можно сказать, она была той персоной в любой компании, о настоящей личности которого никто ничего не знает, но с восхитительным упорством придумывает прошлое самостоятельно.

123456

↓ Содержание ↓