Живот подводило от голода. За последние два дня Кэррену не удалось добыть даже зайца, а запасы, купленные в последней деревне, уже давно закончились.
— Зря мы пошли этим путем, — ворчливо заметил клерик, с трудом продираясь сквозь непроходимую чащу. Колючие ветви вцеплялись в волосы, в сапогах смачно хлюпала болотная жижа, в которую он умудрился провалиться на рассвете, одежда отсырела и провоняла тиной, а лес вокруг казался недружелюбным и мрачным. Все тело ныло от ночевок на земле — никогда раньше Кэррену не приходилось столько времени проводить в дороге. Он уже успел не раз подумать о том, правильный ли сделал выбор, но один лишь мимолетный взгляд на шагавшего впереди барда ставил все на свои места. Жалеть было не о чем — как можно жаловаться, если рядом с тобой ожившая легенда, настоящее чудо?
Очередная ветвь хлестнула по лицу, рассекая кожу, и клерик выругался сквозь зубы, помянув Проклятого недобрым словом.
— Больно? — тут же обернулся Элиан, и Кэррен, прижав саднившую щеку ладонью, решительно замотал головой. Барда это не убедило нисколько. — Покажи-ка.
— Поцарапался, ерунда, — смешавшись, буркнул клерик и попытался обойти Элиана, но тот цепко ухватил его за локоть и заставил усесться на невесть откуда взявшийся пень. Кэррен был готов поклясться, что еще секунду назад на этом месте ничего не было, но последние недели приучили его не бросаться опрометчивыми словами. Вместо этого он покорно подставил лицо под чуткие тонкие пальцы и прикрыл глаза. По щеке щекотно мазнула прядь чужих волос, скулу обдало теплым дыханием. Кэррен замер.
— Действительно, ерунда, — внезапно услышал он, и его тут же щелкнули по носу, сбивая оцепенение. Кэррен обижено заморгал, уже хотел возмутиться, что и не напрашивался на жалость, когда заметил, что кожу больше не жжет и не тянет.
— Ну, чего расселся?
Удобный широкий пень внезапно вывернулся из-под него, и Кэррен, не успев порадоваться залеченной ссадине, пребольно приложился задницей о корни. Элиан же, закинув домру за спину, уже шагал вперед, полностью проигнорировав устремленный на него выразительный взгляд.
— Светлый-то светлый, а характер паскудный, — пробормотал клерик себе под нос, а затем, поднявшись на ноги, поудобнее устроил за плечами вещевой мешок и поспешил за мелькавшей среди деревьев широкополой шляпой барда, с которой тот, казалось, не расставался никогда. То, что ждать его никто не будет, он уже успел усвоить.
К деревне они вышли к вечеру — замерзшие и грязные, что совершенно не улучшило настроения Кэррена. Особенно то, что замершим и грязным оказался только он; Элиан, как и в начале пути, был бодр, свеж, сравнительно чист и весьма остер на язык. Последнее выводило из себя сильнее всего, клерик успел побывать объектом его острот, и эта роль ему категорически не понравилась. Больше всего на свете хотелось вымыться, поесть и вытянуться, наконец, на чистой постели, хоть на время забыв об отсыревшем плаще, которым приходилось укрываться. Под ногами противно чавкала дорожная грязь, а лучины, выставленные в проемы окон, делали приземистые домишки похожими на уродливых монстров, притаившихся у дороги. Кэррен озирался по сторонам, стараясь не отстать от быстроногого барда, решительно шагавшего вперед, словно бы ему была не знакома усталость. Клерик же, наоборот, чувствовал себя настолько вымотанным, что вид обшарпанной таверны стал самым чудесным зрелищем, которое только можно было возможно вообразить. Не чуя под собой ног, он долетел до порога и замер, остановленный ехидным:
— А чем ты намереваешься платить?
Кэррен, до которого смысл сказанного дошел не сразу, распахнул дверь, жадно втянул носом дурманящий запах жаркого и только потом обернулся к барду. Тот вопросительно приподнял бровь и демонстративно вывернул пустые карманы. Кэррен сглотнул, покосился на стойку таверны, от которой веяло теплом, едой и ночлегом, и, озаренный внезапной мыслью шагнул внутрь.
— Где хозяин? — громогласно поинтересовался он, и на его голос тут же обернулось с десяток небритых помятых рож. Кэррен прищурился, оглядел закопченные стены, на которых висело несколько масляных ламп, дававших больше гари, чем света, и снова повернулся к пустовавшей стойке. Элиан, не сказав ни слова, просочился следом за ним и встал у дверей, бережно прижав к себе домру. Инструмент в его руках моментально привлек внимание — посетители оживились, загудели, предвкушая развлечение, и даже отставили пиво в сторону, едва не расплескав его на не струганые столы. Кэррен приосанился.
— Ну, я хозяин, — из подпола, не замеченного им сразу, выбрался коренастый приземистый мужчина, волоча за собой два внушительных копченых окорока. — Чего тебе?
Кэррен стиснул зубы, давя голодный спазм, и, стараясь не обращать внимания на ароматно пахнувшее мясо, подошел к трактирщику.
— Вам очень повезло, — негромко сказал он, кивнув в сторону Элиана, невозмутимо подпиравшего стену. — Мой друг — бард. Если вы накормите нас и дадите переночевать, он может сыграть для вас.
Трактирщик несколько мгновений удивленно пялился на наглеца, а потом оглушительно расхохотался, да так, что даже не удержал окорока в руках и был вынужден сгрузить свою ношу на ближайший стол. Кэррен, разом помрачнев, наблюдал за его весельем, неосознанно ежась под пристальными взглядами остальных посетителей.
— Что смешного? — не выдержал он. Трактирщик, отсмеявшись, скрестил руки на груди.
— С чего мне кормить каких-то бродяг? — насмешливо поинтересовался он. — Я даже не уверен, что этот заморыш знает с какого конца браться за инструмент. Но, если вы отмоете котлы и надраите пол, то, может быть, заработаете на ужин.
Кэррену будто влепили пощечину. Предложение показалось настолько оскорбительным, а взгляд трактирщика столь издевательским, что он стиснул кулаки от злости.
— Да как ты смеешь, — слова срывались с губ с отчетливым шипением. — Это же Элиан! Сам Элиан Странник!
Ответом ему послужил новый взрыв хохота.
— Что?
— Ну ты уморил, — вытирая слезы, пробасил седоватый мужик, сидевший ближе всего. На его рубахе расплывалось темное пятно — очевидно от смеха он даже пролил на себя пиво, а от дыхания разило несвежестью и перегаром. Кэррен брезгливо поморщился и с трудом поборол желание отступить назад. — Болван, да Элиан сгинул уже давно в могиле! Я слышал его еще ребенком!
— Сам ты болван! — вскинулся оскорбленный Кэррен, и взгляд мужика сделался сумрачным и колючим. — Мелешь, чего не знаешь! Вот он, Элиан! — он резко махнул рукой в сторону барда, и тот театрально раскланялся в ответ, вызвав очередной приступ веселья. — Сыграй им!
— Точно, сыграй, — тут же подхватил мужик и недобро оскалился, показав прогнивший клык. — Посмотрим, не набрехал ли этот молодчик. И, если набрехал...
Он не договорил, но угроза прозвучала весьма недвусмысленно. Остальные одобрительно закивали, и Кэррен, разом почувствовав себя неуютно, повернулся к Элиану. Тот улыбался.
— И что же вам сыграть-та? — в несвойственной ему простоватой манере протянул он и провел рукой по струнам, сорвав с них неприятный, царапающий звук. Кэррен поморщился. Он еще ни разу не слышал, чтобы Элиан так обращался с инструментом, и ему мгновенно сделалось не по себе. А бард, еще раз небрежно брякнув по струнам, во все горло затянул какую-то похабную песенку из репертуара портового кабака. Слушать это было невозможно, несколько раз его голос срывался на истошный визг, бивший по ушам; звуки, издаваемые домрой, не назвал бы музыкой даже глухой. Кэррен таращился на него, открыв рот от изумления, а потом, заметив бросаемые трактирщиком взгляды, напрягся, нащупывая на поясе рукоять кинжала. Дело принимало дурной оборот.
— Странник, значит? — недобро поинтересовался мужик с заляпанной рубахой, медленно поднимаясь на ноги и разминая кулаки. — Дурить нас вздумал? Бей его!
В себя он пришел только в лиге от злосчастной деревни. Кэррен остановился, согнулся пополам, пытаясь отдышаться после быстрого бега , а потом от всей души саданул кулаком по подвернувшемуся стволу дерева.
— Ты выставил меня дураком! — проревел он, обернувшись к даже не запыхавшемуся барду. — Ты... ты...
Нужные слова никак не приходили на ум, ушибленные ребра ныли, на под правым глазом наливался внушительный синяк. Ко всему этому примешивалась жгучая обида на сволочного барда, решившего подшутить над ним так не вовремя.
— А ты выставил меня ремесленником, развлекающим публику за корку хлеба, — невозмутимо парировал Элиан. — Хотел загрести жар чужими руками? Что унизительного в мытье посуды? Или это недостойное занятие для такого, как ты?
Кэррен задохнулся от возмущения и даже открыл рот, чтобы опровергнуть наглый поклеп, но вместо этого, растеряв весь запал, обреченно махнул рукой, без сил сполз на землю и, обхватив себя руками, уткнулся лицом в колени. Едва слышно зашуршала листва, и Элиан опустился рядом с ним.
— Моя музыка не для этого, — спокойно, даже примирительно, сказал он. — Не для заработка. Ты хоть раз видел, чтобы я играл за деньги?
— Но... — Кэррен удивленно поднял голову, забыв про свои обиды. — А там, на перекрестке?
— Я ждал тебя, — улыбнулся Светлейший, и в его глазах появилась непонятная грусть, явно застарелая, но не переставшая тревожить душу. — Ты остановился, чтобы положить монеты, и это решило твою судьбу.
— А на рынке? — не сдавался Кэррен. — Ну, там где ты дал медяк мальчишке...
Он замолчал, обдумывая сказанное, и Элиан тихо рассмеялся.
— Этот мальчик скоро сбежит из дома от пьянчуги отца и наймется в ученики золотарю. Он научится делать великолепные вещи... Эмерский халиф закажет у него корону.
— А причем тут монета? — переспросил заинтригованный Кэррен, перед глазами которого внезапно встало будущее того неизвестного мальчишки. Элиан пожал плечами.
— Он был голоден. И не устоял бы перед искусом. Знаешь, какое наказание его ожидало за воровство?
— Отсечение руки... — пробормотал Кэррен, а потом спохватился:
— И ты дал ему всего лишь одну монету?! Как это ему поможет?
— Дело было не в монете, — Элиан задел пальцами струну, и домра издала чистый, нежный звук. — Он, как и ты, остановился послушать музыку. У тебя было задание канцлера, а он безумно хотел есть, но вы оба остановились, потеряли время. Почему?
— Было невозможно пройти мимо... — едва слышно проговорил Кэррен. — Зачем ты ждал меня? Зачем взял с собой? Я тебе для чего-то нужен?
— Нужен? — Элиан протянул руку и легонько потрепал его по волосам, от чего по спине прошла теплая, расслабляющая волна. — Я бы сказал не так. Просто... мне надоело быть одному.
— И ты подобрал щенка? — невесело хмыкнул Кэррен, и его несильно дернули за волосы.
— Я думал, что нашел друга.
— И все-таки, ты скотина, Светлейший, — ворчливо отозвался клерик, отворачиваясь, чтобы скрыть запылавшее лицо. — Я устал, меня побили, я хочу есть, в конце концов!
— О, — тут же встрепенулся Элиан и потянулся к завязкам мешка. — Кажется, трактирщик был настолько добр, что угостил нас куском окорока и бутылью вина. Смотри, тут еще и хлеб! И сыр!
— Ты... ты... — Кэррен с изумлением разглядывал появлявшиеся из мешка продукты и никак не мог поверить своим глазам. — Ты это все спер?!
— Как грубо, — нахально усмехнулся светловолосый бард и чуть склонил голову, разглядывая Кэррена из-под полей шляпы. — В сущности, я просто компенсировал нанесенный тебе ущерб. Что в этом такого? Равновесие сохранено, Мироздание не в претензии. Верь мне, я же Хранитель.
