Мало того, что он таскал эту девку с собой во все походы, так еще и прятал ото всех. И никто так и не удостоился сомнительной чести быть представленным ей. Госпоже Лин Фэн доносили разное. Одни болтали, что наложница некрасива и чуть ли не калека, что было полной чушью. Другие, что мерзавка, окрутившая ее благородного супруга, дешевая певичка, шантажом заставившая принять ее, связав какой-то опасной тайной. Вот это было похоже на правду.

Пусть их брак являлся политическим союзом двух могущественных семей, она никому не позволит встать между ней и Лин Фэном.

И теперь целью первой госпожи генерала Лин Фэн было во, чтобы то ни стало освободить супруга от навязанной ему против воли позорной обузы.

Соглядатаи первой госпожи, посланные в военный лагерь Лин Фэна возвращались ни с чем из-за неоправданно усиленной охраны покоев ненавистной наложницы. Тогда царственная родственница госпожи Лин — принцесса Фуян, выслушав сетование молодой женщины, мягко намекнула, что раз супруг держит наложницу под замком, опасаясь разглашения какой-то тайны, то может заставить замолчать эту опасную женщину навсегда. Тем она обяжет генерала, уделять больше внимание супруге.

Тогда в лагерь генерала, что стоял в уезде Цзисянь отправилась доверенная служанка госпожи Лин — пронырливая особа, наловчившаяся улаживать грязные, недвусмысленные делишки своей госпожи.

Однако через три дня вернулась с невероятной новостью, что ей удалось услышать на здешнем рынке от местных сплетниц, судачивших о том, что наложница генерала, которой стремились представится местные шихао (городские богачи), пребывала в долгом сне.

А генерал ревниво оберегал беспробудный сон своей наложницы, сторожа спящую, что морской дракон свою жемчужину.

Вызнав и пронюхав там все, что можно, верная служанка не увидела возможности пробраться к бесполезной наложнице и отравить ее. Да и пусть ее, долго ли господин будет терпеть такую-то, что все спит да спит. Толку-то от нее.

Выслушав служанку, госпожа вроде согласилась, что предпринимать, какие-либо усилия из-за бесполезного ничтожества не стоит, но через неделю вдруг передумала, заявив, что нельзя быть настолько беспечными и надо все же испытать судьбу. К тому же обеим было не впервой избавляться от неугодных соперниц.

Тогда-то ушлая служанка сумела подкупить солдата-охранника стоящего у входа в палатку, через его же дочь. Служанка была весьма убедительна, пообещав простоватой девчонке устроить ей брак с приличной семьей. Конечно, стражник не мог устоять против такого искушения, да и сделать-то ему нужно немного, всего на всего смотреть в сторону и ничего не видеть.

В назначенный день так и произошло. Наемник, ночью прокрался в военный лагерь и скользнул к шатру, охраняемого днем и ночью, и дождавшись пока из шатра не выйдет лекарь, а бдительный стражник, зевая, глазел на полную луну, проскользнул внутрь.

Приспущенные циновки на окнах, хранившие полумрак в тишине покоев, все же позволяли увидеть за пологом, лежащую на ложе, застеленном шкурами и атласом, женщину.

По толстому персидскому ковру расстеленного на войлоке, приблизился к одру обреченной, опасный ночной гость и не смог побороть искушения, чтобы не вглядеться в лицо своей жертвы. Оно привлекало, хотя сразу и не обратишь внимания, но если заметишь, то не забудешь. Тем не менее, эта женщина не была окружена роскошью, только необходимое, но дорогое и добротное.

Слабо заплетенные косы, лежали на груди. Свободная рубаха из мягкого тонкого полотна. Она была умыта, но не накрашена, ни румян, ни белил. Под валиком подушки наверняка лежало саше, потому что до наемника доносился тонкий аромат сандала и ванили. Склонившись, чужак поднес палец к носу спящей, ощутив едва уловимое дыхание, снова взглянув на нее.

Было в лице молодой женщины, что-то необычное. Вместо выражения кротости, спокойная уверенность. Видимо не знала она голода, не ведала страшных потрясений и роковых потерь, может потому сохранила приветливую красоту, хотя и не была юна. Но генерал, говорят, сам расчесывал ей волосы и умащивал руки кремом. Кроме него за девушкой ухаживал войсковой лекарь, да пожилая женщина, что приходила с ближайшего стойбища.

Наемник хмыкнул: понятно, почему генерал трясется над этой женщиной, подобной драгоценности. Но, как и драгоценность может быть тусклой подделкой, так и эта девка может оказаться мелочной охотницей до богатства.

Достав из-за пазухи пузырек с ядом, он вынул промасленную тряпицу, закупоривавшей настолько узкое горлышко, что яд цедился сквозь него скудной каплей, что упала на бледные губы спящей.

— Но вдруг господин прознает обо всем? — беспокоилась тем временем служанка госпожи Фэн, расчесывая ее длинные волосы, гребнем из белого нефрита.

— Так что же? — безмятежно пожала плечами супруга генерала. — Не забудь, что я из рода Ли, племянница пятого принца Ли. Что может сделать мне Лин Фэн, когда во мне течет королевская кровь.

Офицеры Лин Фэна были встревожены — генерал, казалось, не думал о предстоящем бое.

А ведь они уже стояли перед врагом.

Зная тактику Ли Фэна неожиданного нападения, противник стремился закрепиться на противоположном берегу мелководной, но широкой речушки, хоть и превосходил численностью Лин Фэна чуть ли не вдвое. Но генерала это не волновало, что сейчас действительно заботило его это состояние его наложницы.

А ведь из столицы уже второй раз прибывал гонец с наказом императорского двора ускорить наступление и отбросить врага от границы империи подальше в степь.

Докладывать было нечего — армии топтались на берегу.

— Что вас так тревожит, что вы отрываете меня от дела каждый час? Господин, я не могу сообщить вам ничего нового, — ворчал войсковой лекарь.— Прошу вас не волноваться так перед предстоящим сражением. Я сразу сообщу, лишь появятся хоть какие-то изменения в состоянии вашей наложницы.

— Жены, — хмуро поправил генерал Лин.

Ничуть не успокоенный заверениями лекаря, он вернулся к своим офицерам, терпеливо ожидающих его приказов.

— Вышлите через реку к вражескому стану гонца, — распорядился он.

Гонец обернулся через четверть часа, а через час солдаты Лин Фэна с изумлением наблюдали, как стронулась вражеская армия и начала отход от берега реки.

Оказалось, что гонец от цинцев, направленный в ставку врага, попросил князя хуннов, чтобы уважаемый противник отошел от береговой линии на тысячу ли, дав войскам цинцев перебраться на берег. Видимо самоуверенность молодого генерала сбила князя хунну с толку, — что он там еще задумал, — и потрясла.

Бесконечно преданное генералу окружение было пристыжено, что на миг потеряло веру в него.

— Не торопитесь праздновать победу, — остудил восторги своих офицеров Лин Фэн. — Армия хунну состоит из кланов и не все они пожелают подчиниться и отступить. Не для того они пришли сюда.

И словно подтверждая его тревогу, ближе к ночи в ставку примчался на взмыленной лошади раненный солдат с вестью, что отряд неприятеля переправился через реку вниз по течению и, обойдя левый фланг цинской армии, напал на тылы.

Лин Фэн тут же сорвался с места, чуть не опрокинув стол с рельефной картой. Кто и мог поспеть за ним так это его личный отряд Отборных. Тыловой лагерь был полностью разорен. Та обслуга, что оставалась в нем, порублена.

Штандарт полка был спасен благодаря кучке солдат давших умелый и отчаянный отпор врагу, сумевших как-то продержаться к подходу подмоги. Шатер наложницы скособочился, завалясь на сторону. Опоры его были посечены, пологи и завесы разодраны. Постель втоптана копытами коней в грязь.

Отборные не дали переправиться через реку убегающему врагу, а нагнав, кого посекли, кого утопили, отбив награбленное. Пленных не брали. Теперь Отборные кружили вокруг лагеря, обыскивали заросли тростника.

Генерал был вне себя от гнева:

— Зачем мне какой-то ублюдок убийца! Ищите наложницу!

Воины не смели глаз поднять, их генерал редко выходил из себя.

— Землю ройте, но найдите наложницу!

Тем не менее, ни лекаря, ни наложницы среди погибших в разоренном лагере не было. Превратились ли они в кровавое месиво, когда по их телам прошлась дикая конница степняков? К полуночи, по едва заметным следам, воины генерала вышли к обрыву. Глядя на клубящийся далеко внизу туман, солдаты переглянулись.

Как сообщить об этом своему генералу.

Вникнув в то, что его женщина сорвалась в ночной тьме в обрыв, генерал впал в какое-то умопомрачение. Он не мог этого принять. Сознание отказывалось мириться с произошедшим.

Генерал по-стариковски сполз с лошади, сделав знак сопровождавшим его, чтобы оставили его и, зайдя за покосившуюся продранную копьями и утыканную стрелами солдатскую палатку, потерял сознание.

Солдаты подавленно смотрели ему в след, не смея подойти, не представляя, чем могут ему помочь. Через какое-то время, он сам вышел к ним, осунувшийся, с темными кругами под глазами и со свойственной ему невозмутимостью, велел Отборным быть наготове.

Уже на рассвете несколько Отборных разъехались в разные стороны, кто по дороге, кто по бездорожью. А Лин Фэн провел тщательное расследование, пытаясь понять, что же произошло на самом деле с его наложницей и лекарем, когда лагерь подвергся нападению.

Его Правая рука, доверенный офицер и незаменимый советник, все не мог понять, что генерал Лин Фэн пытается найти.

Уже к вечеру, хоть и смутно, начало выясняться что-то определенное. В допросную притащили раненного охранника. Изменника даже пытать не было нужды, он сразу выложил все как на духу. Особенно после того, как доложили, что вся семья несчастного отступника мертва. Да, это он впустил убийцу в шатер наложницы. Но кто бы посмел перечить приказу госпожи Лин, законной супруги генерала.

Отборные смотрели мрачно, наложница была обречена. Ее отравили, что подтвердил найденный в изрытой земле, под ворохом тряпья, — все что осталось от ее ложа, — пузырек с узким горлышком.

Будучи во сне, она безвольно приняла яд, от которого, по очереди, отказывают все органы тела. Отравленный жестоко мучился перед смертью. Небо хранило ее безвинную душу и, она видимо уже ослепшая, задыхаясь от удушья, упала в пропасть, не дав себе испытать еще более жестоких мучений.

Не понятно на что надеялся генерал, но он цеплялся за все, что могло дать хоть призрачную надежду.

— Проведи меня тем путем, которым шла она, — потребовал у своей Правой руки Лин Фэн.

Шел он медленно, часто останавливался, дотошно оглядывая места, которые до того уже осматривали. Там где обнаружили тело наемника, он, отойдя дальше в сторону, наткнулся на следы рвоты. А еще через пару шагов разоренный костерок у едва приметного ручья. Кто-то явно копался в золе. Для подчиненных генерала это ни о чем не говорило, но для Лин Фэна отодвигало личную катастрофу, с которой он уже никогда не справится.

— Вы же не думаете, что все это, — показал на костерок и кусты, за которыми валялся убитый наемник, Правая рука генерала, — все это относится к ней? Просто возвращаясь от обрыва, убийца наткнулся на вражеских солдат, сидящих у этого костер, и потерпел поражение.

Лин Фэн покачал головой.

— Не думаю, что тут стояли вояки из варваров, иначе все здесь было истоптано, испоганено. Ты сам не раз видел их стоянки. Думаю, тут останавливались несколькими часами ранее простые путники. К тому же если бы степняки столкнулись с тем человеком в черных одежда, то порубили его в кровавое месиво, а не поразили точным ударом в сердце.

— Действовал мастер меча, — вынужден был согласиться советник Лин Фэна. — Но с чего его вытошнило?

— Это не его, посмотри на исторгнутое.

Доверенный офицер генерала Лина, брезгливо морщась, посмотрел на рвотные остатки.

— Они какие-то черные... — озадаченно проговорил он, взглянув на своего генерала в ожидании разъяснений.

— Видимо зола помогла избавиться от яда.

— Господин, я понимаю, вы хватаетесь за любую надежду, как падающий с горы за птичье перо, но... от этого яда невозможно избавиться.

— Невозможно, — вздохнул Лин Фэн, устало стягивая с головы шлем. — Если принять отраву полностью.

— Полагаете, атака хунну, помешало злодею влить яд полностью? Тогда зачем убили самого отравителя, если он гнался за своей жертвой, чтобы закончить начатое?

— Думаю, его убили, как свидетеля, — потер лоб генерал.

— Но тогда...

— Пойдем со мной, приятель, поможешь в одном деле, — подошел к Правой руке командир Отборных и, приобняв за плечи повлек офицера-советника в сторону.

— Что ты хочешь от меня? — вывернулся из под его руки раздосадованный советник. — Разве я не прав? Свидетеля убивают, когда он уже не нужен. Наложницу и лекаря ведь так и не нашли. Значит дело уже сделано, почему генерал не хочет смириться?

— Ты конечно прав, брат Ба, но подумай о его состоянии.

— Невероятно, — развел руками Ба И, — генерал похоже, уверен, что девка, которую он где-то подобрал, выжила. Он разыскивает ее с одержимостью демона, жаждущего святой души. Но как и где нам ее отыскать?

— Расспросите местных, ловите необычные слухи, какими бы странными они не были, — прошел мимо них Лин Фэн. — Я же отправлюсь домой. Через день вернусь, может даже раньше, так что не шли мне донесений, какими бы срочными они не были. Я не задержусь долго.

К родовой усадьбе он добрался к ночи. Лицо его жены исказилось удивлением.

— Это ты! — не столько спросил, сколько обвинил ее Лин Фэн прямо с порога, не снимая дорожного плаща в заляпанных грязью сапогах.

А солдатская небрежность супруга всегда выводила госпожу Лин из себя.

— И чем я обязана вашему появлению у меня? — сухо поинтересовалась она, оборачиваясь к нему от туалетного столика за которым сидела. — Неужели вспомнили о своей одинокой жене?

— Это ты сделала, отвечай? — оборвал он ее, встав посреди комнаты, своей чужеродностью и основательностью заполняя и оттесняя, нарядную изящность царившую здесь, но при его появлении показавшейся вдруг не нужной и пустой.

— А так вы злитесь из-за распутной девки, которую подобрали на какой-то грязной улице. Столько шума из-за сорного отброса, — разочарованно вздохнула она, отворачиваясь к зеркалу. — Но я же не устраивала сцен, когда вы посмели ввести ее в свои покои. Нет, я не против, если вы таскаете ее за собой в военном обозе и держите где-нибудь в сарае, но вы собрались ввести ее в наш дом и даже в родовой храм, чтобы представит предкам. Так знайте, такого никогда не произойдет!

На него из бронзового зеркала смотрело искаженное отражением лицо жены. Лин Фэн молча смотрел на нее. Не смотря на скошенный подбородок и близко посаженные глаза, его супруга считалась седьмой красавицей Лояна. Она до тонкостей знала обряд и дворцовый этикет, но не умела быть искренней и правдивой. Ей с детства внушали, что лицемерие и есть хороший тон.

Ехидство супруги не задевало его, как бы ни старалась она вывести его из себя. Наизусть зная все ее уловки, генерал равнодушно сносил ее жеманство. Едва она умолкла, он глухо спросил:

↓ Содержание ↓