Часть 4 Глава 4

На новичке в нашей компании был мешковатый летный комбез и кожаная куртка, не менее модная кожаная пилотка и защитные очки, которые он непроизвольно вертел в руках. За все это, шестьдесят с лишним лет спустя, коллекционеры и последователи военной моды из фанатов на мотоциклах отдали бы любые деньги. На первый взгляд, ему было лет двадцать пять, он был красивым, модно стриженным блондином. В его глазах все еще стояли не угасшие отголоски воздушного боя, пожара в самолете, непредвиденного прыжка с парашютом и чудесного спасения. Сидел он спокойно, но смотрел вокруг внимательно.

Пся крев, передо мной настоящий авиационный ас последней войны! И кроме того, он моложе меня! Да он моложе самого младшего из нас, хотя и принадлежит к поколению наших бабушек и дедушек.

Я медленно придвинулся, потому что понимал, что на самом деле представляет собой течение времени. Он что-то сказал мне, но я его не расслышал. Я также понял, что он не мог слышать мою последнюю фразу. Протянув ему наушники, жестом показал, чтобы он их надел. Сделав это, он сразу почувствовал себя увереннее, и неудивительно — Ми-24 не является одним из самых спокойных видов транспорта, известных человечеству. Я легонько постучал пальцем по микрофону, закрепленному на штанге перед его ртом. Он понял.

— Что это за машина? — первое что спросил он, по прежнему внимательно оглядываясь по сторонам. Ну, конечно. Вертолет не был известным изобретением в его время.

— Боевой вертолет Ми-24, — честно ответил я. У меня еще не было представление о том, какую версию произошедшего мы собираемся преподнести как официальную.

— Вертолет? — Неуверенность сквозила в каждом слоге. — Я никогда не слышал о...

— Неудивительно. — Я кивнул. — Это новая разработка, ей уже тридцать лет.

Но с его точки зрения это был полный футуризм.

— Это... аэроплан? — Наверняка зто было единственное, с чем он мог сравнить вертолет.

— Ну... вроде как, хотя и не совсем, — продолжил я. Все, включая Нэнси, которые, в конце концов, ничего не понимали, внимательно слушали, довольные тем, что бремя разговора лежит не на них.

— Он может взлетать и садиться вертикально. Ему не нужна взлетно-посадочная полоса.

— Но скорость не слишком высокая. — В его голосе промелькнула нотка противоречия. — Истребитель быстрее.

— Верно, — кивнул я, — вертолет не используется для воздушного боя, хотя он сделает свое дело, если придет время. В конце концов, мы сбили им те два "Мессершмитта".

— Им? — сильно удивился он. — Я думал, это наши пилоты...

— Разве вы не видели? — Теперь уже я был удивлен.

— Я думаю... Я потерял сознание, — неуверенно произнес он. — Я помню, что был бой, потом

перевернул самолет на спину, отстегнулся от ремня безопасности и выпал. Должно быть, я что-то задел… Я даже не знаю, когда и как раскрылся парашют. Очнулся уже на земле, увидел вас, ребята, так близко… И я поклялся себе, что не пойду в плен. Я достал свой VZ и...

— И, как я уже сказал, ты очень хороший стрелок. — Я горько улыбнулась. — Жаль только, что

вы ранили одного из моих офицеров, капитана Санчеса.

— Санчес? Женщина? Офицер? — Каждое слово как знак вопроса. Он посмотрел на нее как на сумасшедшую. Ну, наконец-то, доказательство моего предполагаемого безумия сидело на месте, а перед ним, бледная, израненная, но, несомненно, очень женственная по своей сути Нэнси. Несмотря на рану и бледность ее лица, капитан Санчес произвела на него впечатление, какое она обычно и производит на большинство парней.

Летчик извиняюще улыбнулся ей и сказал: — Мне очень жаль, капитан.

— Ему очень жаль. Я не знала парень, что ты хочешь меня спасти.

— Она вас не понимает, но я передам ей ваши извинения. — И добавил: — Капитан Санчес, армия США. Наш союзник. — Когда я произнес последнее слово, тут же сообразил, какую глупость я сморозил. Соединенные Штаты не был союзником Польши в 1939 году.

— Америка? — На этот раз он был действительно ошеломлен. — В конце концов, Англия и Франция наши...

— Конечно, — перебил я его.

Он смотрел на меня и действительно не знал, что сказать. Мы смогли объяснить наше присутствие в свое время как-то объяснили себе. Он в нашем — потому что находиться на борту вертолета

как будто он вернулся в 2007 год — не может быть. Все это просто не вписывалось в его

мировоззрение.

— Люди! — осторожно спросил он, глядя мне прямо в глаза. — Кто вы, люди?

— Я уже говорил вам. Первый отдельный разведывательный батальон — но это, очевидно не смогло ему ничего объяснить — а меня зовут Ежи Гробицкий. Я — командир отряда.

— Второй лейтенант Владислав Вилгат. 161 истребительная эскадрилья, — рефлекторно представился он, затем быстро вернулся к теме: — Я не слышал о таком батальоне. Я никогда не видел, ни такого вооружения, — он взглянул через открытую дверь в кабину, — ни такой технологии.

— Это секретное подразделение в распоряжении Главнокомандующего, — наконец нашелся я

объяснением. Тайна на тайне. Абсолютная секретность. К счастью, в последний момент я вспомнил о том, что тогда называлось Верховное командование.

— А — на его лице отразилась вспышка понимания — вот почему мы летим на запад? За линию фронта?

Умный был наш летчик. И у него было хорошее чувство направления.

— Да, наша база находится за линией фронта. Это заявление парадоксальным образом успокоило его. Поскольку мы были такой силой, действующей на вражеской территории, и это было для него нормальным.

В любом случае, у нас не было времени болтать дальше, потому что Ветеска пробормотал:

— Давайте спустимся.

Он резко снизился, наши желудки подтянулись к горлу, и мы приземлились.

Не успел огромный винт замедлиться, как я выпрыгнул на траву площадки приземления.

Жестом поторопил двух санитаров, которые, в соответствии с моими инструкциями, ждали неподалеку. Они быстро и умело уложили Нэнси на носилки. Она была очень бледна, и хотя она стеснялась этого, она испытала заметное облегчение, пользуясь этим простым средством передвижения.

— Войтек, — обратился я к Курцевичу, — созывай брифинг. Через десять минут.

Станчак, пусть кто-нибудь передаст командование. Вытащите Куприса из машины, дайте ему поужинать, но Галас должен остаться. В конце концов, он немного знает об этой войне.

— Правильно. — Красивое лицо было осунувшимся. За последний час он постарел на несколько лет и добавил он вполголоса: — Что нам делать дальше?

Он внимательно посмотрел на меня. Он видел, что недавние события дали мне пинка, и пинка сильного. Расстрел женщин и детей, беспомощность беженцев, наглость нападавших, ужасные

диспропорция сил... Он знал меня очень хорошо, при нормальных обстоятельствах в девяти

случаях из десяти он угадал бы, что я сделаю. При нормальных обстоятельствах, в девяти

из десяти случаях я бы набросился, потому что я ненавижу, когда меня беспокоят невзгоды судьбы. Однако теперь мы оба оказались в ситуации, которая, скорее всего, нам не по зубам. Никогда прежде у меня не было пятисот человек на руках и войны вокруг. И никакой власти над собой.

— Я бы с удовольствием надрал им задницу, — сказал я сквозь стиснутые зубы. — И сделал так

чтобы они пожалели об этом, и всю жизнь с тоской смотрели бы за порог своего дома.

Он кивнул головой. Не то чтобы он так уж бурно поддерживал, но он показал, что ценит и принимает причину, по которой я готов принять такое решение. Он вообще уравновешенный парень, но вопрос в том, смогут ли другие также быть рассудительными… Отдав честь, он ушел.

В нескольких метрах от меня стояла группа участников разведки, вместе с нашим новым коллегой.

У него было время привыкнуть к нам и незнакомой для него технологии, но он не имел ни малейшего представления о том, что его ожидает после посадки, и ни у кого не было времени объяснить ему это. Поэтому вид танков, пушек, транспортеров, ракетных установок и все остальное, впечатлило его даже больше, чем вид Ми-24 в поле под деревней. Ну, парень просто застыл, как жена Лота. Потянув Ветеску за рукав, он начал идти вперед, но я уверен, что он двигал ногами чисто механически. Его мозг не мог справиться с обработкой такого количества данных.

— Джони, — я отозвал Ветеску в сторону, — назначь какого-нибудь сообразительного парня, чтобы он

сопровождал нашего гостя. Пусть покажет ему все, что он хочет увидеть, но без подробностей. И ни слова об истинных причинах нашего появления здесь.

— И каковы же эти реальные причины? — вызывающе бросил он, преобразившись в Джон Ленда снова.

— Мы объясним это ему в ближайшее время. Но я не хочу пока разворачивать перед ним эту тему. Мы пригласим его позже, пока же позвольте ему немного побродить вокруг. Он все еще может быть нам полезен.

— Для чего? — Несмотря на его обвинительный тон, я видел, что он тоже изменился. Он больше не был таким склонным к насмешкам и препирательствам по малейшему поводу.

— Продолжайте. Я сейчас приду.

Я оставил его в покое и подошел к импровизированному лазарету. По дороге Лапицки догнал меня.

— Полковник. — Он немного запыхался, но все равно выглядел так, как будто он на параде: чистый и отглаженный. — Я докладываю, что у нас не было контакта с противником. В качестве меры предосторожности я отправил два танка к Станьчаку, так как он сообщил об усиленном движении бронетанковых колонн на дороге. Все заняли позиции. Оставшиеся машины в боеготовом состоянии. Я приказал свернуть палатки. Остались только лазарет и кухня. Если мы проведем здесь ночь, можно спать под открытым небом. В конце концов, сейчас лето, и дождя, скорее всего, не будет.

Мне повезло, что Дреззер втиснул мне этого парня. Для штабного офицера у него хорошее

воображение и умение предвидеть. Он быстро адаптировался к новой реальности. Я сам до сих пор не знаю наверняка, собираемся ли мы нападать, а он уже сделал все приготовления.

Возможно, он защищал себя на всякий случай? Тем лучше. Что бы мы ни решили, приятно

знать, что я могу безоговорочно рассчитывать на своих людей.

— Спасибо, майор, — ответил я. — Идите к командной машине. Я присмотрю за ранеными и мы сразу же проведем брифинг.

— Ах да, я слышал. — Он имел ввиду Нэнси. — Что-нибудь серьезное?

— Надеюсь, что нет.

Лазарет — это громко сказано — просто две обычные палатки, но раненых было так много, что нам

в самом начале «успешной афганской» миссии пришлось импровизировать. Немцы были собраны в одной палатке, наши — в другой. Вторая палатка, конечно, интересовала меня гораздо больше.

Я открыл брезентовый клапан, и на меня хлынула смесь пота и крови, грязные носки и открытые раны. Трудно было не подать виду, но я не хотел слишком демонстративно кривиться, чтобы не ослабить и без того слабый боевой дух этих мальчиков.

И девушка. Она лежала на полевой кровати, установленной у стены прямо у входа, а врач просто

заканчивал перевязывать ее руку. Рядом с кроватью лежала форменная блузка с отрезанными рукавами, рядом с кроватью лежали жилет, шлем, винтовка и несколько других вещей. Ужасно много всего для каждго из нас, кто участвует в этой войне.

— Привет, — пробормотал я. Мне было трудно осознать, что я на самом деле чувствую. Злость — это точно. И тоску и печаль, я не совсем понимал, что еще.

— Мне больно, — пожаловалась она тоном маленькой девочки.

— Врачи говорят, что вы будете жить, несмотря на это, не так ли, доктор? — Я улыбнулся.

Она вопросительно посмотрела на доктора. Я знал, что он немного говорит по-английски.

— Да, на самом деле ничего серьезного. Рана чистая, и пуля не повредила ничего существенного.

Фактически, это глубокая ссадина. Капитан потеряла немного крови, ее рука будет болеть,

но она оправится от этого. Ей следует выспаться и не напрягаться в течение следующих нескольких дней.

— Ну, это отлично, доктор. Как остальные раненые?

— Стабильно. Я составил подробный отчет.

Кивком головы я велел ему уйти и вернулся к разговору с Нэнси.

— Мы проведем брифинг через минуту. Нам нужно решить, что делать дальше. — Я не хотел давить на нее, но она должна была понять, что является одним из ключевых звеньев в моем процессе принятия решений. — Мне нужна твоя помощь.

— Я знаю, я просто... — Она колебалась. — Я не знаю, смогу ли я...

— Сможешь ли ты? — Я замолчал. — Хочешь ли ты этого?

— Я хочу, — заверила она меня без всякой убежденности, — но мне еще нужно уметь. Это то, чем я не могу. Я не уверена. То есть я уверен, что не могу.

Она замолчала. Я смотрел на ее красивое лицо и снова удивлялся тому, как как это нежное создание было принято в такое элитное подразделение, как американская морская пехота.

И как она смогла пройти курс обучения и получить звание капитана. Она произвела впечатление — особенно сейчас, когда бледная и измученная, лежала среди дюжины стонущих и и храпящих парней — как будто она оказалась в этом месте совершенно случайно, а военная атрибутика, лежащая у изголовья кровати, принадлежали кому-то другому.

Еще мгновение, и я бы расплакался. Однако я представил завтрашние сплетни об этом, и мгновенно взял себя в руки. В конце концов, я был здесь боссом.

— Попробуй, — подбодрил я ее после столь долгого молчания, что она действительно успела

чтобы все обдумать.

— Пентагон... — Что-то наконец-то прорвалось в ней. Может быть, она решила, что цепляться за

правила о сохранении военных секретов было бессмысленно в ситуации, когда не было

командования и начальства. По крайней мере, в том смысле, что это было всего несколько часов назад.

— Пентагон начал экспериментировать с новым оружием несколько лет назад. Ключевым моментом было разработка очень маленького ядерного реактора. Он был таких размеров, что легко помещалась на грузовик. И это может стать очень эффективным источником энергии. Затем был построен щит. Это вы видели: силовое поле, которое может защитить большое военное подразделение от любого обстрела. Правда, сам этот отряд не может стрелять по врагу, но это не страшно, потому что вы всегда можете позвать на помощь. Было подсчитано, что при использовании этой технологии потери наших войск будут сокращены на шестьдесят процентов. Это был отличный результат, даже если предположить, что наши потери в последних войнах были не очень велики. — Она устала, и я смотрел на нее настороженно. Многое из того, что я сейчас услышал, я знал сам. Она глубоко вздохнула и продолжила: — Но оказалось, что этим дело не ограничилось. Была поставлена задача: как можно полностью избежать потерь? Чтобы просто остановить гибель наших солдат? Кому-то пришла в голову безумная идея, что стопроцентно эффективным решением было бы отменить ситуацию, в которой была допущена ошибка. Пытаться отменить то, что уже произошло. Например, отряд попал в засаду. Людей убивают. Командир активирует силовое поле, и компьютер перемещает весь отряд назад, скажем, на час. Ошибка может быть исправлена. Мертвые, возвращенные на час назад, больше не мертвы. Они живы. Вы можете обойти врага и атаковать его самостоятельно. Вы можете отступить. Вы можете... все.