Нераспечатанные письма

* * *

Спину ломило, перед глазами расплывались радужные круги, натруженные руки отказывались держать лопату, а количество снега не уменьшалось и не уменьшалось.

Юрий Дмитриевич, доцент кафедры биологии, поднял голову, посмотрел на сверкающее голубизной, чистое (ни единого облачка!), небо и горестно вздохнул — "И откуда он только берётся здесь, во Вьетнаме? Да ещё в таком количестве?..".

Снега было много, очень много, невероятно много. Толстым слоем он покрывал все вокруг: пальмы, столики, заваленные рыбой, ящики, наставленные в проходах и сами проходы и превращался под ногами в грязную кашу. Дырявые кеды, надетые на ноги доцента, давно промокли, но он не обращал на это внимания — привык. Так же, как и к густому запаху рыбы в прогретом жарким Вьетнамским солнцем, воздухе.

В некотором отдалении, в другом конце странно-пустого рынка кто-то, не разгибаясь, тоже убирал снег. Кто-то очень хорошо знакомый Юрию Дмитриевичу (в этом он был уверен на сто процентов!). Но, по строгим законам сна, нельзя было подойти и посмотреть, кто же это. Помощник появился не так давно (хотя, не так уж и недавно), — поначалу доцент работал в одиночестве.

Вот уже долгое время, из ночи в ночь, в одном и том же повторяющемся сне, Юрий Дмитриевич убирал снег на рыбном рынке в далёком Вьетнаме. Почему? Этого он не знал. Зато очень хорошо знал, что обязательно (во что бы то ни стало!), должен всё очистить от снега, потому что, если он этого не сделает — будет плохо. И он, превозмогая усталость, работал не разгибаясь; и когда, казалось, уже был близок к победе (ещё чуть-чуть...) — просыпался. А до следующей ночи снег успевал нападать вдвойне... И так — из ночи в ночь.

**

Красный огонёк светофора давно сменился на зелёный, но Юрий Дмитриевич, пребывая в прострации (ни здесь, ни там...), этого даже не заметил. Продолжая неподвижно сидеть в машине, стоящей на перекрестке. Он устал. Он очень устал. Тяжелая еженощная работа по уборке снега, лишая физических и душевных сил, вымотала его. Ему постоянно хотелось лечь и заснуть. Но стоило только донести голову до подушки...

Стараясь не пугать жену, которая в последнее время сдедадась грустная и задумчивая (чувствует что-то...), Юрий Дмитриевич потихонечку сдал анализы. Анализы неожиданно оказались вполне приличными, и специалист, врачующий тела, только пожал ему руку. И теперь оставалось одно — наведаться к специалисту, врачующему души. С этим Юрий Дмитриевич всё как-то... тянул. Хотя и понимал — надо!

Зелёный свет снова сменился на красный, потом красный — на зелёный и опять... Потом странным водителем, упорно стоящим на перекрёстке, заинтересовался работник ГИБДД и вывел Юрия Дмитриевича из глубокой задумчивости.

*

Нынешняя ночь была на удивление производительной. Снега выпало поменьше и они, вдвоем с Помощником, воодушевлённые такой невиданной удачей, двигаясь с двух сторон навстречу друг другу, "паханули" просто на славу. И когда оставалась буквально пара лопат, и он уже слышал учащенное дыхание уставшего Помощника, Юрий Дмитрич опять (как всегда!), проснулся.

Сердце, разогретое работой, бешено колотилось, а ладоняи всё ещё ощущали плохо поструганный черенок большой фанерной лопаты. Раздосадованный очередной неудачей, доцент тихонечко выругался сквозь зубы и... замер: рядом с ним, отвернувшись лицом к стене, плакала жена.

— Ирка?.. Ты чево?..

Юрий Дмитрич протянул руку и обнял жену. Тихие всхлипывания мгновенно перешли в бурные рыдания.

— Да что случилось, Ирочка?.. Ну-ка, повернись ко мне. Вот так... Вот так... Ты что так плачешь? Ируся? Да что случилось, наконец?

— Никогда! Никогда! Никогда нам не сделать этого!

— Не сделать? Что не сделать?

— Ни-ког-да...

— Да что никогда? Скажи толком!

— Никогда! Никогда нам не убрать этот снег!

— Что?.. Снег?.. Ка... какой... снег?.. Подожди. Давай по порядку. Ты хочешь сказать... Да успокойся ты, наконец! Перестань рыдать!

— Не кричи на меня! Мне и так плохо.

— Прости. Ну прости. Не плачь. Ну, не плачь... Щас я тебе попить принесу.

— ...Я случайно на тебя наткнулась, там на рынке — пришла за рыбой. И начала помогать. И теперь так — каждую ночь. И давно уже. Я боялась тебе рассказать — не хотела пугать. Анализы сдала по секрету — все нормально. Наверное, мне нужен другой врач. И ещё... Я была у гадалки... Ну... не совсем у гадалки... Не важно. Короче, она мне сказала, что нам очень, очень нужно убрать этот снег! Если не уберем — будет плохо!

— Ну всё, Иришка. Всё. Успокойся. Поменьше слушай всяких гадалок! На, попей ещё.

— Да я уже успокоилась. Знаешь, как я на этом снеге устаю?.. Работать потом не могу, а работа у меня — ты же сам знаешь...

— Знаю. Знаю. Всё знаю. Сегодня же позвоню Прыгуну.

— Прыгуну?.. А что — Прыгун? Он-то чем может помочь?

— Сам — ничем! А вот его связи... Может, кого и присоветует.

— Позвони. Хорошо. Позвони.

— А пока — спи. Есть ещё пара часиков...

Облегчив душу, наплакавшаяся Ирина заснула почти мгновенно. А вот к Юрию Дмитриевичу сон не спешил.

Доцент лежал, вылупив глаза в потолок и в голову ему лезли всякие дурацкие мысли: о таинственных ядах, вызывающих массовые галлюцинации. О геомагнитных линиях, ведущих (особенно на пересечениях), ко всяческим жутким патологиям — не далее как вчера в пол— глаза видел передачку по "ящику". Знал бы — посмотрел повнимательней. Об испытаниях на людях разного тайного оружия ФСБ (типа зомбирующих установок), наконец!

То, что он видит тот же сон, Юрий Дмитрич, по непонятным ему самому причинам, от жены скрыл. Может быть, что бы не пугать её ещё больше. Но сам в чём-то немножко успокоился — маловероятно, что они оба одинаково сходят с ума. Хотя, что же это ещё, эти сны, если не "съехавшая крыша"?..

В общем, мозги у него были "на раскоряку" и единственный, кто ему во всем этом действительно мог чем-то помочь, так это Прыгун, с его обширными связями на всех уровнях.

С Прыгуном Юрия Дмитрича связывало общее детско-юношеское прошлое и сохранившая по сей день, хоть и с редкими встречами, крепкая дружба. Да и не только его — Ирину тоже.

Когда-то они все вместе: он, в то время Юрка-ботаник, его жена Ирка-балерина, Илюшка-хирург, Лешка-геолог и Вовка-прыгун, жили в большой коммуналке в одном из старых районов города. Единым, на удивление спаянным коллективом, по принципу — "Один за всех, и все — за одного!". Жили — не тужили: ходили в школу, читали книжки, занимались спортом, посещали кружки, каждый по интересам. В общем, двигались к намеченным, ещё с совсем "молодых ногтей", заветным жизненным целям. Все они и прозвища-то свои получили в соответствии с поставленными целями.

Все, кроме Прыгуна. У Вовки жизненной цели не было и прозвище своё — Прыгун — он получил по своей сути и по фразе из анекдота, которую употреблял регулярно: "А чего тут думать? Прыгать надо!". И, обладая врожденной любознательностью, прыгал. Временами вводя друзей нелогичностью и непредсказуемостью своего поведения в состояние полнейшей оторопелости.

Потом коммуналку расселили и дальше все они двигались к своим жизненным целям уже врозь, все так же продолжая дружить, теперь уже на расстоянии.

Лёшка, закончив геологический, уехал на Дальний Восток, скоропостижно женился, да так там и осел.

А Илюшка, после окончания медицинского — ещё дальше — на историческую Родину.

И расстояния стали слишком большими...

Прыгун тоже, с грехом пополам — "Чтобы предки не бухтели" — что-то закончил, какой-то техникум. То ли "мясомолочной промышленности", то ли "педагогический" — Юрий Дмитрич точно не помнил, какой. И попрыгал по жизни, время от времени куда-то надолго исчезая из поля зрения.

Во время последнего прыжка он в очередной раз материализовался в Питере уже каким-то жутко крутым бизнесменом с большими деньгами и связями. Тут же разыскал их с Иркой, познакомил с семьёй и теперь они, время от времени, имели контакты. Контакты были достаточно редкими (уж очень не совпадали жизненные ритмы...), но, по-прежнему искренними и тёплыми. Так к кому же ещё, если не к Вовке-прыгуну, верному другу детства, мог Юрка-ботаник обратиться за помощью?..

**

Привет, Прыгун!

— ЗдорОво, здорОво, Умник! "Умники" — так их всех вместе взятых называл Прыгун ещё с детства.

— Ты в Питере?..

— Туточки.

— Помощь мне твоя нужна, Прыгун! Проблема у меня...

— Проблема, говоришь?.. Так за чем дело стало? Поможем, чем можем! Колись!

— Да разговор это не телефонный.

— Так давай встретимся — не вопрос! Прямо сегодня вечерком, часиков этак... в восемь. Чево тянуть? Подходит?

— Подходит, Прыгун, подходит. Как тебе удобно. Где?

— А подъезжай к моему клубешнику.

— Замётано! Тогда — до восьми?..

— До восьми! Давай! Балерине — привет!

*

— ...А если всё уберёшь, то будет хорошо? — задумчиво пожевал лимонную дольку Прыгун.

— Насчёт хорошо — не знаю, но не будет плохо!

— Понял. Понял я твою проблему, Ботаник!

— Понял? Ну, и что скажешь, Прыгун? Что ты обо всем этом думаешь?..

— А что тут думать? Прыгать надо! Есть проблема — надо устранять.

— А как, Вовка, устранять-то? Как?

— Устранять — это ты мне оставь! Нам, Прыгунам, сверху, с высоты полета, так сказать, все проблемы по-другому видятся, не то что вам, умникам приземлённым!

— Ну-ну... Чемпион по прыжкам... в сторону...

— Чемпион не чемпион, а опыт устранения проблем имеется. И не малый. Давай ещё "по чуть-чуть"...

— Давай! Измучился я, Прыгун... И Ирка...

— А вот Балерину ты в это дело не втягивай! Решай свои проблемы по-мужски.

— А я-то тут причём? Она сама.

— Сама, говоришь? Ну, прямо тебе эта... Ну? Как её?.. О! Болконская!

— Волконская.

— Болконская! Волконская! Я что, из-за одной буквы с тобой спорить буду? Давай ещё... Эх! И за что только вас, умников, такие бабы любят? За очки, что ли?.. Ну, да ладно. Короче, Ботаник — дай мне недельку срока — распрыгаться. На нужные кнопочки нажать. Нужных людей высвистеть.

— Да понятное дело, Прыгун! Только ты сильно-то не затягивай...

— А вот об этом мне говорить не нужно — самому интересно. Скажи, а как ты знаешь, что ты во Вьетнаме? По пальмам?

— А чёрт его поймёт. Знаю — и всё! Хотя... Подожди! Вспомнил! Вьетнамец там каждую ночь проезжает! На велосипеде. В соломенной шляпе. Круглой такой... Я ещё всё время удивляюсь — как это он в снегу не вязнет? И вывески... на вьетнамском... Знаешь, как они пишут?..

— Ага! Понял. Как пишут — не знаю. Но я всё понял, Юра! Ясно мне всё с тобой — не справляешься ты один, Умник. И вдвоем с Иркой не справляешься. Ещё помощники тебе нужны! Навалиться, этак... Всем миром. Молодец, что не постеснялся и за подмогой обратился! Давай-ка ещё "по чуть-чуть". За дружбу!

— За дружбу — завсегда!

— Да съешь ты хоть что-нибудь. На вот. Рыбки. Ты же любишь.

— Нет! Только не рыбки! Рыбу я больше не ем — куда не приду, везде мне её запах вонючий мерещится!

— Ну ладно, ладно. Не парься. Говорю — решим твою проблему, значит — ре-шим.

— Хорошо бы... Только ты не тяни, а?.. Прыгун?..

— Сказал — не буду.

— А сейчас-то мне что, до того как?..

— Что тебе? А ничего. Продолжай пока. Работай. И, знаешь... Балерину — не втягивай. Не втягивай. Будь мужиком, умник! "Умники" — так их всех вместе взятых называл Прыгун ещё с детства.

Вот и рассвело... Судя по освещенности и кусочку неба, видимому Юрию Дмитриевичу в неплотно занавешенное окно, день обещал быть теплым и ясным. Похоже, что зима, наконец-то, закончилась. Здесь. В Питере.

А на Вьетнам, вот уже несколько ночей, как рухнул циклон и с головой завалил рыбный рынок мокрым, грязным, снегом...

Сегодня был девятый день, а Прыгун молчал. Сам Юрий Дмитрич звонить ему не хотел — "Что человека дергать? Будут новости — сообщит...". В Прыгуне доцент не сомневался, но настроение у него, тем не менее, было подавленным.

Рядом, посвистывая носом, мирно спала Ирка — отсыпалась. И, судя по выражению её лица, снился ей явно не рыбный рынок. Повернув голову, Юрий Дмитрич посмотрел на безмятежно спящую жену, и чувство, похожее на обиду, шевельнулось у него в душе: после разговора с Прыгуном Ирка почему-то исчезла из его сна и теперь он, надрываясь, работал в одиночку. А тут ещё этот циклон!

Испугавшись возникшего чувства, доцент дернулся, отстранился от жены и свалил на пол будильник с прикроватной тумбочки. От удара о пол будильник, который уже давно не звенел (но зато светился по ночам зелёными глазами, показывая, сколько ещё осталось мучиться до подъема), вдруг ожил и заголосил давно забытым, противным голосом. Ирка встрепенулась и резко села на кровати

— Что?.. Проспали?.. Проспали!

— Да нет, нет! Суббота сегодня...

— Уффф... Это — хорошо. Юрка! А мне такой сон снился...

— Рыбный рынок?..

— Ну почему сразу — рыбный рынок? Рыбный рынок мне, слава богу, больше не снится! Мне...

— А вот мне — снится!

— Что снится?.. Рыбный рынок? Тот самый?..

— Представь себе — тот самый!

— Теперь тебе? Шутишь?.. Шутишь!

— Да уж какие тут шутки.

— Юрка... Может, это что-то заразное?.. Нет! Юра! Скажи, что ты шутишь!

— Шучу?.. Да ты же сама меня там видела! Видела?..

— Ну...

— Только теперь ты — слиняла, а я — продолжаю вкалывать, как папа Карло! — понесло вдруг Юрия Дмитриевича, — А там, между прочим, циклон! Столиков из-под снега не видно! Это тебе не твои танцульки под тру-ля-ля!

— Юра! Но...

— Да-да, Ирина-балерина! А твоя гадалка, между прочим, обоим нам сказала, что будет плохо, если снег не уберём!

— Ю... Юрочка... Подожди... Я же ничего не знала... Ты же мне ничего...

— А хорошей жене, между прочим, и говорить ничего... Телефон!

— Юра!..

— Что — Юра? Трубку возьми хотя бы! Пашешь тут... Пашешь! А ей, видите ли, сны посторонние снятся...

— ...Ну, прости ты меня, дурака! Не знаю, что это вдруг на меня нашло... Ну... Иришка! Ну не дуйся. Прости. Я так измотался на этих ночных сменах — просто... невменяемый какой-то стал. Студентам временами такую чушь несу — самому стыдно. Вчера на переходе чуть мальчонку не сбил, представляешь — не заметил! Сил уже никаких нет... Не обижайся, Иринка! Не будешь?.. Ох-хо-хооо... Ну?.. Вот так-то лучше. Эх, Ирка-Ирка... А кто звонил-то?..

— Прыгун.

— Прыгун?! Что сказал?..

— Сказал, что ты — козёл!

— Прямо вот так и сказал?..

— Не веришь? Сам спроси! Вот и он, кстати — в дверь телебомкает! Иди, открывай.

Город, сбросивший с себя под ярким, неожиданно горячим для этого времени года солнцем последние остатки зимы, остался позади. И теперь за окнами летящей по трассе машины проносились сельскохозяйственные пейзажи, перемежающиеся редкими лесочками.

— ...И все ж-таки, куда ты нас везёшь, Прыгун?

— Я же тебе уже сказал — во Вьетнам. Снег убирать.

— Не до шуток мне, Прыгун! Нет у меня сейчас чувства юмора, атрофировалось. Всё думаю... Думаю... Что? Почему? Зачем? Откуда? А, Прыгун?.. Что происходит? Где всё это сидит? Во мне, внутри? Или снаружи наведённое что-то?.. То, что спать не могу — так это само собой. Жить не могу, Прыгун! Вот-вот мозги из ушей полезут. Голова стала — как пивной котел. Так куда едем, Вовка? Не томи!