Дурак

Весь день шел мелкий дождь, почти неотличимый от тумана. Чтоб вымокнуть под ним, нужно было постараться, и, судя по тому, как слиплись волосы у человека, сидевшего на скамеечке перед подъездом, торчал он там очень долго. Макс увидел его, как только они с Саньком свернули на дорожку, идущую вдоль дома. И узнал сразу.

С месяц назад он снял этого чудика прямо на улице. Чудик был натуралом. Макс не спросил ни имени, ни телефона — просто потрахался разок и забыл напрочь. А теперь тот сидел на лавочке, мокрый и грустный. Зачем пришел — догадаться было нетрудно.

Макс вспомнил, как оно было месяц назад, прикинул, хочет ли еще, и решил — почему бы нет? Никаких планов на вечер пятницы у него не было, и он подумывал рвануть в клуб, но раз уж гора сама идет к Магомету...

Только вот упавший на хвост Санек, которому Макс пообещал слить киношки с винта, стал внезапно неуместен, но не посылать же его теперь, когда он проехал две лишних станции ради киношек. Обещание придется выполнить. Но Макс, в общем-то, не видел проблемы — мокрый чудик на лавочке ждал достаточно долго, чтобы потерпеть еще чуть-чуть.

— У меня, кажется, гости, Сань, — сказал он своему спутнику. — Надо будет по-быстрому закруглиться.

— Ладно, — ответил Саня.

И в этот момент чудик поднял голову и увидел того, кого ждал.

Разочарование, отразившееся на его лице, трудно было спутать с чем-то другим. Впрочем, секунду спустя добавились еще растерянность и стыд. Макс чуть не засмеялся, когда бедняга вскочил со скамейки и зашагал прочь — сунув руки в карманы, нелепо сгорбившись и тщетно пытаясь сделать вид, что его тут нет и не было никогда. Макс подумал было "да и черт с тобой", но кроме смешного было во всем этом что-то трогательное, что-то такое, что заставило Макса крикнуть в спину беглецу:

— Эй, даже поздороваться не хочешь?..

В голосе был вызов. И немного — совсем чуть-чуть — издевки.

Поняв, что уйти незамеченным не удалось, чудик остановился. Макс бросил Саню стоять у подъезда и догнал бедняжку. Обошел по дуге, встал напротив. Посмотрел в упор и вспомнил, почему именно этого натурала он тогда снял.

Когда что-то очень плохо лежит — трудно удержаться и не взять.

— Слушай, — сказал Макс, подходя вплотную, — он не со мной. В смысле, он со мной, но не то, что ты подумал. Он на минуту зайдет.

Чудик глянул затравленно. Похоже, он не знал, как реагировать. Макс усмехнулся и почему-то захотел его поцеловать — прямо там, на улице, прилюдно. Самому-то Максу было плевать, про него все соседи знали, что он педрила, а для бедняжки-натурала это был бы удар...

— Пойдем, — сказал Макс, — зря, что ли, ты промок?

Чудик изобразил улыбку, больше похожую на гримасу паралитика, но Макс воспринял ее как согласие и зашагал к подъезду. Чудик помедлил секунду и пошел следом.

Пока Макс доставал ключи и открывал подъездную дверь, двое его сопровождающих пожали друг другу руки и представились. Чудик назвался Валентином, а Саня после рукопожатия украдкой вытер ладонь. Максу стало смешно и обидно. За чудика, не за себя.

Один раз — не пидарас, конечно. А на самом деле, если ты идешь в гости к педику, то тебе уже не отмыться. И Саня, конечно, не подумал, что то же самое можно сказать про него.

К счастью, Макс давно вышел из того возраста, когда подобная мелочь могла надолго испортить настроение. Плевать он хотел на окружавших его дремучих идиотов — к которым, кстати, можно было отнести и чудика, не знавшего, куда деваться и, вероятно, ненавидевшего самого себя. В лифте он забился в угол и смотрел под ноги. Войдя в квартиру, тоже постарался сделаться прозрачным и слиться с обоями. Пока Макс возился с компом и флешкой, гость сидел на диване, зажав ладони между колен, и, кажется, не шевелился вовсе. Его реакции были настолько прозрачны и читаемы, что хотелось спровоцировать его на что-нибудь смешное. Например, сказать: "Ну, ты иди пока раздевайся", — и посмотреть, как он провалится сквозь землю.

Разумеется, ничего такого Макс не сказал. Вообще-то, он сочувствовал бедняжке и хорошо его понимал. Прожить половину жизни, осознавая, что тебя тянет на мальчиков, не осатанеть при этом и однажды все-таки нарушить табу — это вам не мелочь по карманам тырить. Такое кому угодно тяжело дается, особенно — людям приличным, тем, кого называют приемлемыми членами общества. По странному стечению обстоятельств, именно к ним Макс испытывал некоторую слабость. И временами рисковал, снимая натуралов.

— А вот это я смотрел, — тыча пальцем в монитор, бубнил Саня, — и это тоже.

Макс выбирал ему фильмы и спинным мозгом чуял, как нервничает считающий себя лишним третий. Не здесь лишним, а вообще.

— Ну ладно, слушай, хватит тебе шести штук на выходные...

Саня собрался и вспомнил, что надо закруглиться по-быстрому. Уставился в экран, подсчитывая время. Комп был хороший, быстрый, обещал пять-семь минут на закачку.

Макс спросил:

— Чаю?

Саня отрицательно мотнул головой, а чудик промолчал. Макс ушел на кухню, включил чайник. Ему вдруг стало неуютно в собственной квартире, захотелось сбежать от этих двух.

На кухне было хорошо, а в холодильнике стояло пиво. Вечер пятницы как нельзя лучше располагал к пьянству, но если сейчас предложить гостям пойло, то неизвестно, когда они разбредутся. Саня-то точно никуда не торопился.

Макс открыл банку, хлебнул немного и стал ждать чайник. Он бы выпил с чудиком — потом, наедине. А в ближайшие пять-семь минут ничего, кроме чая, ему не светило. Удивительно, как медленно тянется время. Особенно когда кто-то торопится.

Макса уже тоже потряхивало от нетерпения: мозг в фоновом режиме прокручивал события месячной давности, и тем занятней они казались, чем дольше приходилось ждать повторения.

Пять-семь минут. Всего-то.

Чайник как раз собирался закипеть, когда на пороге нарисовался Саня:

— Ну все, я пошел?

"Конечно пошел", — подумал Макс.

— Ну да. Давай, до понедельника!

— Угу, ага, — сказал Саня, — увидимся!

— До понедельника, да... — Макс искренне улыбался, провожая Саню. Там, в гостиной, его ждал натурал.

Тяжелая дверь мягко щелкнула.

Макс помедлил в прихожей, прежде чем вернуться. Была у него одна проблемка, мешавшая пойти в гостиную и немедленно завалить сидящего там терпеливого гостя. Физиологическая проблемка.

— Слушай, ты подождешь, мне надо в ванну?

Гость встал. По всему было видно, что ждать он будет сколько угодно, но больше не может. Макс подумал, что если запереться сейчас в ванной, то это непуганое нечто сбежит, не попрощавшись.

— Я быстро, правда.

Гость сделал некое движение, то ли плечом дернул, то ли кивнул, отвернувшись при этом. Макс, перестав думать, подошел и поцеловал.

Давно хотел. С тех пор, как на улице увидел.

Ответ на поцелуй последовал не сразу, но когда последовал...

— Слушай, я не...

— Пожалуйста...

— Слушай, я на минуту...

— Пожалуйста...

Максу показалось, что его лапает сотня голодных спрутов. Наглые руки, длинный язык. Деваться было решительно некуда. Ни о какой ванне и речи быть не могло.

— Идем, — сказал Макс. И потянул гостя в спальню.

Уложить его на спину было легко. Расстегнуть ширинку — и того легче.

— Сейчас, подожди, — шипел Макс, трогая щетину, шею, ключицу. — Сейчас, да.

Гость поначалу не мог смириться с тем, что лежит, и с тем, что не он тут главный. Но когда Макс заглотил его не слишком большой, но убедительно стоящий член, гость сдался и осторожно пристроил обе ладони к затылку Макса.

Не то чтобы Макс любил отсасывать, но когда так стоит...

Две-три минуты понадобилось, чтобы в горло брызнуло соленым. Макс со вздохом потрогал свою ширинку и сел на кровати. Он хотел секса. Очень.

— Я в ванну, а когда вернусь — мы потрахаемся. По-человечьи.

Гость ничего не ответил, а может и не услышал ничерта, поскольку пребывал в нирване. Макс надеялся, что ему не понадобится много времени, чтобы вернуться оттуда и восстановить форму, однако же постарался управиться как можно быстрей — черт его знает, что там в голове у этого чудика. Нельзя было оставлять его одного надолго.

Из ванной Макс вышел голый и не слишком сухой, гордо неся стоящее достоинство — вполне достойное, по мнению носителя. Чудика он застал сидящим на кровати, и ширинка у того была благопристойно застегнута.

"Вот я так и знал..." — подумал Макс. Ему все время хотелось смеяться над этим недоразумением, но оно было милое и его было жаль обижать. Кроме того — на него стояло.

Критически оглядев снова чем-то напуганного гостя, Макс чуть склонил голову и молвил:

— Слушай, ты уже здесь, я тебе только что отсосал, и назад хода нет. Может, ты уже расслабишься? В конце концов, ты сам решил сюда придти...

Гость мучительно сглотнул, глядя на Макса снизу вверх и отчаянно пытаясь не замечать его наготы. Побитая собака — вот кого он напоминал. Хотел бы расслабиться, — говорил он всем своим видом. Хотел бы, но не могу. Ударь меня, хозяин. Накажи. Я заслужил.

Макс закатил глаза.

— Господи, ну и придурок...

Ему немало попадалось людей, которых он мог видеть насквозь, но чтобы вот так, до донышка, чтобы каждый жест и каждый взгляд читался однозначно — такое было в новинку. В этом было что-то нездоровое и почти отталкивающее. Не должен взрослый человек быть настолько уязвимым. И осознание того факта, что с ним можно сделать что угодно — вознести к небесам или с легкостью уничтожить — странным образом грело душу. Никогда раньше Макс такого за собой не замечал...

Гость, между тем, отреагировал на обзывательство все так же прозрачно — смиренно принял наказание и почувствовал себя ничтожеством. Если бы Макс не хотел потрахаться, на этом их знакомство могло бы быть закончено.

— Ладно, хрен с ним, — сказал Макс и подошел вплотную, уселся к гостю на колени — так, как садятся на стул, развернув его к себе спинкой. Интуиция и некоторый опыт общения с данным представителем двуногих подсказывали, что словами ничерта не добьешься, а вот непосредственный контакт может стать очень действенным средством. К сожалению, короткий ежик на голове у пациента лишил Макса возможности сгрести волосы в кулак и наиболее полно контролировать ситуацию.

— Каждый раз как первый, — издевательски пропел Макс и жесткими пальцами вцепился в подбородок. Пациент вряд ли понял, что имелось в виду, но если и хотел ответить, то ему не дали.

Поцелуй вышел хороший, долгий. И в процессе Макс успел забыть о придурочности и прочих траблах: контакт подействовал. Через мгновение его целовали, лапали, тянули за волосы и трогали во всех местах. Ничерта больше ему и не требовалось.

Потом, мешая друг другу, они снимали одежду с одетого гостя. Застегнутого на все пуговицы. Одна из них была оторвана, а замок на штанах только чудом оказался не сломан. Несчастный страдалец полностью преобразился: дышал тяжело, был жаден и голоден, цеплялся за все, что находил, и делал это жестко. Макса не нужно было просить отдать инициативу. Вот только...

— Да подожди ты, черт... Гондоны... в кармане у меня... — шипел прижатый к кровати Макс, чьи ноги в тот момент были уже высоко задраны. — Валя!

Он первый раз назвал гостя по имени — чудом вспомнил.

Валя замер, но хватки не ослабил. А потом зашептал жарко:

— Я чистый, правда. Я двадцать лет только с женой, честное слово. Я чистый, чистый, клянусь.

— А если я грязный? — спросил Макс.

Пауза была полновесной, и Валя, видимо, что-то думал во время нее, хотя в это верилось с трудом.

— Мне все равно, — выдохнул он по результатам. И добавил: — Пожалуйста...

"Да хрен с тобой", — подумал Макс. И подставил задницу. Не поверить придурку было невозможно — ввиду его полной прозрачности. А себя Макс тоже считал чистым. Потому очень-очень давно не трахался без гондонов, успев позабыть, как это бывает, когда живьем...

Живьем оказалось странно и поначалу даже неприятно. А еще — слишком интимно. Границы в сексе — штука трудно объяснимая, и такая мелочь, как отсутствие презерватива, внезапно показалась нарушением всех норм и едва ли не насилием. Этот чокнутый слишком близко подошел, разрушил защиту, перешел границы. И случилось это так неожиданно, что опомниться Максу не удалось. Это все равно что пойти в магазин за молоком, а купить машину. Идиотом ты себя, конечно, почувствуешь, но не сразу. А может, и вовсе не почувствуешь — это уж как повезет.

Максу совсем не хотелось чувствовать себя идиотом, но дивная непосредственность гостя оказалась такой заразной... Трахаться — это очень приятно. А трахаться, забив на все на свете — вообще охуенно. Каждый раз как первый, но он же и последний, а там и трава не расти. Макс закрыл глаза, мертво вцепился в напряженные Валины плечи и перестал мыслить.

Рабоче-крестьянская поза, в которой все это случилось, хоть и имеет недостатки, но мало чем уступает другим по степени близости. А гость оказался любовником жарким, внимательным и настойчивым. Макс подставлял рот, гнулся навстречу и временами, когда напор становился невыносимым, слабо пытался выбраться, но тут же одумывался, впивался ногтями в гладкую спину, нашаривал и сжимал ягодицу, повыше задирал ноги.

Так, в одной позе, и был оттрахан до полного изумления.

Человек, привыкший к разнообразию партнеров и поз, мог бы занервничать, но Макс перенес это стоически. Просто кончил и остался лежать, всем телом ощущая вес синхронно кончившего партнера, который, к счастью, едва ли был тяжелее Макса. Говорить не хотелось, шевелиться тоже, да и необходимости не было. Блаженные минуты расслабленности и полного удовлетворения, нарушать которые — самому себе вредить.

Но через минуту-две этой идиллии случилось странное. То, чего с Максом не бывало еще. Потерявший в объеме член, готовый выскользнуть из задницы, почему-то не спешил этого делать и даже как-то окреп, прибавил в весе, потяжелел. А мертвый после оргазма любовник вдруг шевельнулся, приподнялся на локтях и глянул так плотоядно, что Максу стало жутко.

— О, черт, — прошептал он почти испуганно, и реплика, как катализатор, запустила реакцию, сорвала партнера с катушек.

У Макса не стояло, когда его снова начали трахать. Его измазанная спермой задница вроде бы была не против, но вот член ощущался как открытая рана, в которую тычут пальцем. Захотелось вырваться. Все приятное сводилось на нет, когда чужой живот задевал обмякшую игрушку, не вызывая ничего кроме дикого, болезненного раздражения. Голые нервы, к которым приложили электрод. Удовольствие на грани с обмороком.

Макс замычал, мотнул головой, уперся ладонями в плечи, забормотал что-то умоляюще, но сопротивляться не было сил, и его бормотание, похоже, было воспринято как согласие. Валя ни хрена не сообразил, только больше завелся. И поднажал.

— Блядь, ты псих, — шептал Макс, — ты ебаный псих, мать твою.

Валя хрипел в ответ и разгонялся, чуть не ломая Максу ключицу. Плевать он хотел на чужие трудности. Он чужих трудностей не понимал.

Бог знает, чем бы это закончилось, но тут у Макса случилась истерика. Он ударил. Без замаха, наискось, куда-то в висок. Одновременно сжался весь, перестав дышать на минуту. Валя дернулся и пришел в себя.