Альма
Бермешев Тимофей Владимирович
Глава 1. Утро
Утро началось с будильника... Круглая советская машинка образца восьмидесятых годов с гордой надписью "Ракета", способна была поднять кого угодно. У меня всегда было стойкое ощущение, что вместе со мной просыпаются еще и мои соседи. Причем на два этажа, сверху и снизу. Когда слышишь этот треск, остается только одно желание — добежать до источника звука и как можно скорее его задушить. Да, именно добежать, так как оставление будильника в опасной близости от дивана, на котором спишь, чревато опозданием на работу. Кто знает — тот меня поймет.
Вот и в этот раз, вскочив с постели и добежав до стола, дабы прекратить насилие над своими ушами, я понял, что сна у меня уже ни в одном глазу. Вздохнув, я расправил затекшие ото сна за ночь плечи и отправился в душ. Холодная вода придала сил и прогнала остатки сна. Сейчас бы еще кофе с пенкой... Но кофе приказал долго жить еще позавчера, так что на завтрак пришлось довольствоваться чаем и тем, что осталось в холодильнике, что порадовал меня хлебной нарезкой и маленькой баночкой малинового варенья. Варенье обычно находилось в заначке на случай простуды, но, как правило, до нее никогда не доживало. Сладкое я любил.
Одной рукой запихивая в рот последний бутербродик, другой я взял со стола пискнувший телефон: "Вас ожидает серая Toyota, номер 425, пожалуйста, выходите в указанное вами время". Ехать мне предстояло через весь город, да еще и утром, так что автобусу я решил не доверять, тем более что собрание ожидалось важное, профессор, можно сказать, только ради меня и прилетел вчера, и опоздание было бы плохим началом для встречи.
Накинув на себя куртку и сунув в карман шапку, я закрыл дверь и начал спускаться по лестнице. Лифт как всегда не работал. Видимо ремонтники так пытаются пропагандировать здоровый образ жизни, мол, ходить пешком полезнее, ребята. Машина ждала у подъезда. Молодой водитель, мой ровесник, мрачно курил рядом, кутаясь в кожанку, накинутую на свитер:
— Опаздываете. Я уже 20 минут жду.
— Смс пришла пару минут назад, — ответил я — тем более, какая разница, если заказ был оформлен на точное время?
Водила махнул рукой и стал садиться в машину:
— Ладно, поехали.
Я сел в машину и мы рванули. Мужик ругался всю дорогу. То ли настроение было плохое, то ли по жизни такой — непонятно. Его не устраивало абсолютно все: козлы пешеходы, долгие и частые светофоры, бараны-водители, коих было великое множество на нашем пути, и по ходу моя жизнерадостная рожа. Ну, тут уж я ничем помочь ему не мог, настроение с утра у меня всегда отличное, это ближе к обеду возможны варианты. Тем более что жизнь в кои-то веки начала налаживаться — новая работа, стабильный доход, отношения с Катюхой перестали стоять на месте, друг наконец-то достроил за городом дом своей мечты, и теперь было где собраться на выходных нашей маленькой компанией. В общем, настроение было на высоте. В отличие от моего попутчика. Многочисленные ругательства я терпел, но когда он начал обгонять по "двойной сплошной" очередного "криворукого тормоза", несмотря на встречное движение и сигналы тех, кто в нем ехал, мое терпение лопнуло:
— Давай потише, а? Я еще жить хочу.
— Своя машина есть? — не поворачиваясь ко мне, спросил он.
— Нет.
— Вот будет, тогда и езди как хочешь.
— У тебя руль справа, ты ж мной, по сути, обгоняешь. А на тот свет мне еще рановато, да и в больничку тоже не хочется.
— Да не ссы ты, доедем.
— Вот когда без меня поедешь, тогда и гоняй, — разозлился я.
— Ты бы призаткнулся, а? — не выдержал парень.
— Да, по-моему, как раз ты всю дорогу и не замолкаешь.
— Слышь, ты, — он злобно повернул ко мне голову, — Если...
Что будет дальше, после "если" узнать мне так и не довелось, потому что как раз в этот момент под колесо автомобиля попала шикарная кочка. Просто шикарнейшая, а учитывая ноябрьский гололед и то, что мы как раз в это время шли на обгон, так вообще сказка. Последним что я запомнил, были выпученные глаза водителя Лады Калины, на которую нас собственно и вынесло, дальше лишь тяжелый лобовой удар и темнота...
— О, опять консервы, — из машины с надписью МЧС вышел матерый мужик в спецовке, выплюнул окурок и крикнул в окошко, — Петрович, давай тащи болгарку!
Сам же в это время подошел к врачу и двум фельдшерам, суетящимся возле большой кучи металлома, недавно бывшей двумя автомобилями:
— Здорово, Витек, опять вместе работаем? — улыбаясь, протянул он руку доктору.
— Привет, — пожал протянутую руку врач, — ты бы лучше помог, чем трепаться тут, почем зря.
— Да не переживай ты! Все будет в лучшем виде, вон мои ребята уже инструменты тащат, сейчас достанут твою кильку.
— Всегда поражался твоему цинизму, — покачал головой Виктор.
— А как иначе-то в нашей профессии? — удивился мчсовец, — Нервишки-то чай не железные, беречь надо. Да кому я рассказываю! Ты ж медик! Уж циничнее и черней юмора, чем у вашей братии вообще не нейти. Один ты странный какой-то. Переживаешь за всех.
— Ты же знаешь, я не могу по-другому. Такой уж есть.
— Витюх, ты уже четвертый десяток скоро разменяешь, и врач вроде тоже хороший, а все как пацан рассуждаешь. Воспринимай все легче, так и тебе будет лучше, и пациентам. Им важнее твои профессиональные навыки, а не сочувствие.
— Блин, Миша, да кто говорил про чувства-то? Но излишний цинизм, тоже знаешь...
— Знаю, — улыбнулся он, — Излишний цинизм в моей работе — залог успеха и крепких нервов. Тем более таких вот дебилов, — он кивнул в сторону разбитых машин, — совсем не жалко. Мир сам себя чистит.
— Главного дебила уже увезли, — мрачно покосился на того доктор, — остальные двое потерпевшие. Как еще живые остались, удивительно. Вон, видишь, гаишник протокол строчит сидит? Даже раньше меня сюда приехал.
— Чудеса...
— Да не то слово.
— О, смотри, кажись, мои уже первую рыбку достают, давай беги скорее.
Витек махнул на него рукой, и побежал к машине, из которой уже и впрямь доставали порядком помятого мужика...
— Виктор Андреевич, — подбежал один из фельдшеров, — второго достали, навскидку черепно-мозговая, переломов не видно, большая кровопетяря: пробита рука, многочисленные порезы.
— Грузите вместе с этим. Быстрее. К конструкторам повезем, на Павлова.
— Так ведь...
— Да знаю я, но так ближе.
— Понял.
Доктор Молотов, заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии, бежал по коридору. "Вот свалили же на голову молодежь эту, — думал он, огибая очередной поворот, — и так всю ночь на ногах, так даже под утро пару часиков вздремнуть не дали, что у них опять случиться-то могло?" Мысленно придумывая разнообразные кары для нерадивого персонала, отвлекшего его от заслуженного мягкого диванчика в кабинете, он наткнулся на бежавшего ему навстречу молодого врача.
— Да, что там у вас такое?!
— Василь Саныч, там парня привезли, большая кровопотеря, мы сделали переливание и...
— Стоп! Анализы сделали, совместимость?
— Ну, вы нас совсем-то за дураков-то не принимайте, у него полис в кармане нашли, на нем группа крови карандашом написана была. Состояние тяжелое, поэтому анализы решили не делать кроме биологической пробы.
— Что?!
— Да все нормально ж было! По 10 миллилитров через каждые 3 минуты. Состояние не менялось: пульс, дыхание, цвет лица — все в норме. Ну... для его состояния конечно.
— Дальше? — доктор схватился за голову, но бежать не перестал, и похоже еле сдерживался, чтобы не дать своему коллеге в морду.
— Подогрели кровь, начали гемотрансфузию, перелили чуть больше литра, и все было нормально, но потом...
— Потом? — сжав кулаки, переспросил Василий Александрович.
— Одышка, тахикардия, падение давления и диуреза..., — с каждым словом врач говорил все тише.
— Последние сколько?
— 70 и 0,5 мл/ч.
— Переливание прекратили?
— Конечно!
— Иглу доставали?
— Нет.
— Преднизолин, эуфилин? Плазмоферез начали? Что вообще предпринимали?
— Позвали вас...
Клятвенно пообещав выгнать придурка из своего отделения, чтобы потом отправить к себе же обратно, но уже в качестве пациента Молотов вбежал в реанимацию...
Дверь в кабинете главного врача городской больницы ?7 открылась, и в нее вошел уставший, в слегка засаленном белом халате человек.
— А, Василий Александрович! — глава больницы радостно заулыбался и указал рукой на кресло у стола, — садись, давай, рассказывай, что там случилось у тебя.
— Привет Дима, почему обязательно случилось? — Молотов покосился на извлеченную хозяином кабинета бутылку коньяка и пару пузатых бокалов.
— Так ты ж ко мне только по делу заходишь, — пожал плечами Дмитрий Юрьевич, разливая коньяк по бокалам, — совсем друга забыл.
— Неправда.
— Правда-правда! Последний раз ты ко мне когда заходил? Недели полторы назад, а повод? Ремонт оборудования, заявка на частичную замену... Ну как так можно? Ладно, не оправдывайся, вон лучше закуску из холодильника достань.
— Ну... вообще-то да, — немного смутился Молотов, доставая из холодильника хлеб с колбасой и небольшой лимончик, — случай просто попался интересный...
— Во! Что я говорил! — обрадовался главврач, — кроме как по делу тебя сюда и не заманишь, а мне может поговорить душевно не с кем, — и призывно тренькнул пальцем по бутылке.
— Ой, тебе-то да и не с кем? Тут у тебя столько народа проходит...
— В том-то и дело что проходит. Тем более не стоит путать понятия "друга" и "собутыльника". В собутыльники тут можно сразу почти всю больницу записывать, а вот хорошего друга найти не так просто, тем более в нашем с тобой возрасте. Твое здоровье! — он шутливо погрозил собеседнику пальцем и так аппетитно хряпнул свою порцию напитка, что тому тоже захотелось.
— Хм, весьма неплохо, и вкус такой насыщенный — прикончив совою порцию, Молотов посмотрел на бокал, — французский?
— Ха! Французский тут даже рядом не стоял. Абхазский! Настоящий. Мне один очень хороший знакомый прислал маленький бочонок к Новому году.
— Весьма, — повторил доктор, разливая вторую порцию, — однако, мне кажется, зря ты так категоричен, во Франции тоже неплохой делают.
— Это ты не про Remy Martin случаем? — усмехнулся Дмитрий.
— Ну, как вариант, да.
— И его туда же, — махнул рукой тот, — реклама творит чудеса. Сейчас пьют то, что модно, а не то, что вкусно. Хотя справедливости ради стоит отметить, что Реми довольно таки неплох, но найти его настоящий, тем более на нашем рынке, проблематично.
— И все же?
— И все же, самый лучший на мой вкус — это абхазский. Армянский еще весьма хорош, ну а французский, уж извини, mon ami, только на третьем месте.
— Ладно, о коньяке потом, у меня тут случай серьезный.
— А, ну как же я мог забыть, ты ж по делу!
— Дима, ну хватит уже подкалывать, а?
— Молчу-молчу, — замахал руками довольный хозяин кабинета, — давай рассказывай.
Он внимательно выслушал рассказ друга, откинувшись в кресле и сложив руки ни животе. За свою жизнь он встречал немало удивительных случаев, демонстрирующих живучесть и стойкость человеческого организма, и не сказать, чтобы этот был чем-то из ряда вон выходящим, но все же... Все же он уже выходил за рамки компетенции их больницы. Не доложить о таком он просто не мог, хоть и не горел желанием — кому приятна группа дознавателей в больнице, постоянно всех тягающая на допросы? Однако, если не доложить будет еще хуже, так что выход в любом случае один. "Надо Санычу отпуск выписать, — подумал главврач, — совсем замаялся мужик, а сейчас еще и фигня эта начнется", — а вслух сказал:
— Ясно, Вась, я позвоню сейчас нашему знакомому, обрисую ситуацию.
— Может не надо? — мрачно посмотрел на него заведующий.
— А что ты еще предлагаешь? — с любопытством посмотрел тот.
— Ну...
— Вот и я о том, так что давай, дуй наводить порядок у себя в отделении, скоро там жарко будет.
— Блиииин...
— Ну-ну, не ной, судьба такая, а я тебе потом отпуск выпишу, отдохнешь, на острова слетаешь, где потеплее. Может, и я тебе компанию даже составлю, а пока иди, работать будем.
Молотов вздохнул и вышел из кабинета.
Полковник Митров сидел в кабинете и докуривал очередную сигарету. Ночь уже успела вступить в свои права, за окном было темно. Свет не горел. Он любил вот так сидеть в темной комнате, освещаемой лишь светом уличных фонарей, машин и других окон, в которых теплилась жизнь, и думать. Мысли текли легко и непринужденно, казалось, весь кабинет, в такие минуты, излучал спокойствие и тишину. Логово — как называли его рабочее место подчиненные, казалось, имело свою самостоятельную сущность, обладало разумом. Оно внимательно присматривалось к входящим в него, принюхивалось, вслушивалось, изучало их, а потом решало, можно ли разрешить остаться здесь посетителю, или же стоит его вежливо попросить на выход. Подобные сказки про этот кабинет, давно уже ходили среди отделов, однако, справедливости ради, стоило отметить, что всяческие проверки и въедливые посетители, и впрямь здесь не задерживались. И это при том, что хозяин кабинета был с ними предельно корректен, сдержан и никак не показывал своего недовольства к подобным лицам. Однако этих лиц буквально выносило оттуда: причина была почти всегда одной — дикий дискомфорт. Откуда он брался и в чем был выражен, мало кто мог потом внятно объяснить. Казалось, сама атмосфера давит здесь на психику, отвлекая, даря неприятные ощущения и совершенно сбивая с рабочего лада. Полковника за это недолюбливали, списывая все на его тяжелый характер. Сотрудники же его отдела только посмеивались — подобных ощущений при общении со своим начальником они никогда не испытывали. Сам же полковник комментировать, что, либо отказывался, отделываясь фразой, что, мол, со своей работой он справляется отлично, а нравиться кому-то в его обязанности не входит.
Сейчас же, следя, за мирно движущимися за окном огоньками машин, он думал, что же ему делать дальше. В свои пятьдесят два года он обладал весьма богатым жизненным опытом, для осознания того факта, что спешка мало чем может помочь в ответственном далее, тем более такая непродуманная спешка на которую его толкают. Однако, с прямым приказом из Москвы поспорить было трудно.
"Ускорить работы, — полковник хмыкнул, и покосился на лежащую, на столе черную папку, — и зачем я на все это согласился?"
Вопрос был риторическим. В то время он был практически единственным, кого по опыту можно было поставить во главе нового отдела, без ущерба для столичной службы. За те пять лет, что он его возглавлял, седины на голове порядком прибавилось, а уж сколько нервов утекло и представить себе страшно.
"Что ж вам тут суки, медом, что ли намазано?" — Митров с силой воткнул окурок в уже полную пепельницу. Людей не хватало. Не хватало настолько, что ему самому частенько приходилось работать в поле, как выражались ребята в его отделе. Такое хоть и было полезно, но все же совершенно неприемлемо для руководителя. Однако сделать ничего было нельзя, в Сибири их отдел был единственным. Все поговаривали об открытии новосибирского филиала, но это было чем-то из разряда фантастики — если уж у него ситуация с кадрами была такая, что периодически приходилось запрашивать помощь из Москвы, то что там говорить о Новосибирске?
