Амулет колдуна

Амулет колдуна

Пролог

— Что ты видишь?

— Куст, под которым кто-то наложил кучу.

— А я вижу цветение роз и рой трудолюбивых пчел.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Хочу понять, почему мы так по-разному смотрим на одно и то же. Где он?

— Вон улыбается, слева!

— А это точно он?

— Я не первый день за ним наблюдаю. Так что не сомневайся.

— Невзрачный какой-то, не думаю, что сможет выдержать.

— Твоя забота не думать, а сделать как надо. И не подведи меня, как прошлый раз.

— Все будет в лучшем виде, не беспокойся!

— Надеюсь! Начали!

Глава 1

На перроне вокзала трое задумчиво глядели вдаль.

Они переговаривались между собой, а я выглядывал из контейнера для перевозки животных, которым оживленно болтал Павел, и ещё издевался:

— Кеша, тебе там удобно? Не мешает тряска? Ну, потерпи-потерпи, скоро поезд приедет, тогда вволю набегаешься по купе. А сейчас представь, что ты готовишься к полету в космос и помещен в центрифугу. И ты сейчас суперкосмонавт — Иннокентий Гагарин.

После таких одобряющих слов шалун начинал вращать ящиком из стороны в сторону, и от этой болтанки я запевал истошным голосом, лапы упирал в стенки, пушистым хвостом старательно буравил потолок. Старался исполнять арию тореадора из оперы "Кармен", пел громко, но противно — зато от тошноты спасало и привлекало внимание других двуногих. Моё сольное выступление прекращалось вместе с остановкой ящика, когда Маргарите Павловне надоедали не способствующие раздумиям серенады, и она командовала прекратить.

— Павел, вот стошнит кота, тогда сам будешь рвоту со штанов отстирывать! А ты их и не поносил ещё толком, вот что значит — не заработанное!

— Мам, ну Белка и Стрелка летали в космос, почему же Кешке не полететь? Или хотя бы не подготовиться?

— Пашок, слушай Маргариту! Котов сейчас не пускают в космос — их жалеют, для космоса люди есть. Так что не перечь и не канючь, и без тебя тошно! — подключался к разговору глава семейства.

На короткое время я получал передышку, пока Павел не начинал исподтишка покачивать контейнер. Нашел Белку и Стрелку в одной кошачьей морде, испытатель доморощенный.

Сунуть бы изобретателя пластиковой переноски в его творение и отдать на забаву Павлу, вот тогда в этом душном ящике и туалет бы появился и стенки, войлоком обитые, и самое главное — возможность по-тихому слинять. Однако, это всё мечты, а в реальности я болтался в метре над землей, и терпеливо ждал прибытия поезда до Сочи.

Я — кот Иннокентий, для домашних Кешка, а для разных злопыхателей "полосатая зараза" и "дрянь подзаборная".

Я из благородной семьи египетских котов серой окраски, что нежатся и купаются в молоке и сметане. А то, что меня подобрали на улице маленького, грязного и исхудавшего, так это лишь происки врагов и стечение обстоятельств. Сам не помню, но много раз представлял, как злые бандиты выкрали с целью выкупа наивного котенка. Однако, я каким-то чудом, путем неимоверных усилий и множества душевных травм, сбежал и успешно заблудился. Павел даже снимал на телефон, как я во сне борюсь с врагами.

Когда Павел принес котенка домой, домашние встретили громогласными возгласами радости на странном языке (позже я узнал, что этот особый язык называется ·мат?), и другими выражениями счастья по поводу новоявленного члена семьи. Они выказывались в спринте по пересеченной местности (в частности — по квартире) за моей скромной персоной с предметом уборки в руках (в частности — веником). Впрочем, упрямый Павел смог отважно отстоять мое право проживать на жилплощади, за что я ему несказанно благодарен и по сей день.

— Семён, ты посмотри на нашего сына! Он сейчас снова начнет крутить кота, весь в тебя, такой же непослушный! — послышался голос Маргариты Павловны, и я внутренне сжался.

— Пашок, хорош Кешку мучить! Так не поступают настоящие пионеры, — проговорил глава семейства. — Я в твоем возрасте скворечники мастерил и планеры запускал, а не мучил котов и родителей.

— Так пионеров же нет давно! — возразил мой наставник по полетам в космос.

— Это не повод вертеть кота! В общем, перестань и не нервируй меня, Муля! — грохнула мама Павла так, что ящик опустился чуть ниже. Это Павел присел от громогласного голоса, однако переноска снова начала поворачиваться.

Как раз с него я и начну: Павел, чудо четырнадцати лет, в связях порочащих его замечен не единожды, причем не только мной, но и нашим инспектором по делам несовершеннолетних. Сейчас красуется в новеньком джинсовом костюме, купленном накануне, и бежевых кроссовках, которые я заприметил для своей лютой мести. Характер спокойный, нордический — когда спит, а во время бодрствования окружающим кажется, что у него хронические уколы шилом в одном месте. Лицо лунообразное, веснушчатое и курносое, глаза карие, то веселые, когда затевает какую-нибудь пакость, то невинные и раскаивающиеся, когда его ловят, и наказание по имени "Папазол" вытаскивается из шкафа, поблескивая пряжкой.

В целом, Павел мало хулиганил и задирался, но всегда заступался за слабых и немощных. Если этот слабый жил на нашей улице, и отстегивал малую толику из своих денег на завтраки в пользу голодающей крыши в лице Павла Семеновича. Кстати, что там эта "крыша" прошептала? "Три, два, один?"

Извините, секундочку, — МЯЯЯЯЯ-ААА-УУУ!!!

— Павел, перестань мучить кота! — протянул отец Павла.

Мелькание цветных картинок и разбушевавшаяся центробежная сила тут же стихли. Отец семейства удовлетворенно прочистил обе ноздри, из джинсового костюма вылез носовой платок, и элегантно обтерлись слегка осопливленные пальцы.

Семен Алексеевич Латуфьев заслуживает отдельного разговора, "да под поллитра, да под хорошую закуску" — как обычно он говорил соседу, предлагая поддержать дружескую беседу. Сосед последнее время открещивался, ссылаясь на вечную занятость, но я-то знаю, в чем скрывалась истинная причина отказа. В тот теплый апрельский вечер "наказание с блестящей пряжкой" впервые использовалось Маргаритой Павловной не для внушения Павлу норм этикета, но для объяснения дорогому соседу правил поведения с главным добытчиком семьи. Сам "главный добытчик" спал в тарелке с макаронами и не мог внести веские аргументы для защиты соседа в конструктивный диалог.

— Маргоша, может, я мухой слетаю до ларька? Отпуск всё-таки, а я сухой как лист! — без особой надежды на успех обратился Семен Алексеевич к своей дражайшей половинке.

Он работает слесарем-сантехником в местном ЖКХ и считается обладателем "золотых рук", а по дням аванса и зарплаты еще и "бриллиантового горла", если жена не успеет отобрать получку.

— Ага, улетишь-то ты мухой, под ней же и вернешься, а нам ещё твой храп и перегар два дня терпеть. Нет, когда доберемся до места, обустроимся, искупаемся, тогда и...

— Тогда и домой уже пора будет собираться, и весь отпуск пойдет насмарку, — буркнул Семен Алексеевич и отвернулся по направлению к ожидаемому поезду.

— Не бурчи, в кои-то веки выбрались дальше дачи, а ты по привычке норовишь наклюкаться и завалиться спать. Терпи, на вот минералки попей. Ну не хочешь, как хочешь, — послышалось шипение бутылки и следом мощные глотки.

Ну и наконец, самая главная в семье, самая большая и сильная, самая великолепная и неповторимая — Маргарита Павловна. Неповторимым является пронзительный голос, когда она сердится или делает внушение — пробирающий до глубины души фальцет вступает в полную силу. В таких случаях я убегаю и прячусь под матрасами или зарываюсь в подушки, если конечно там не занято Павлом. Глаза серого, стального цвета, румяные щеки, нос картошкой — в целом вид нормальной русской женщины, как о них грезят иностранцы (это я в какой-то передаче видел). Химическая завивка напоминает спутанную в комок медную проволоку, и на солнце горит ярче лазерной указки. Такая есть у Павла, и иногда забавляюсь с неуловимым пятнышком, а один раз он и поиграл в доктора, проверил на светочувствительность. Я тогда ослеп и полдня ничего не видел, собирал лбом углы и истошно орал, пока зрение не вернулось, зато из-за моего ответа ему пришлось выкинуть любимые ботинки.

Вот снова отвлекся, но поймите правильно — когда приходится молчать (из-за непонимания двуногими особями нормального кошачьего языка), накапливается куча слов, мыслей, претензий. Так вот, Маргарита Павловна женщина прямая, уверенная в себе, из тех, что тянет на горбу всю семью, держит под строгим контролем домашних и никого не боится. Семен Алексеевич любил рассказывать, как она расправилась с двумя матросами, которые по несчастию пожелали огорчить её кавалера на танцах. Он не говорил, как звали кавалера и почему-то заливался краской, когда спрашивали об имени этого хлюпика. Зато с огромной гордостью демонстрировал боевой трофей, который теперь служит предметом увещевания Павла.

Латуфьева работает бухгалтером в том же самом ЖКХ, что и муж (поэтому "бриллиантовое горло" редко смазывается), и именно по её инициативе мы находимся на вокзале. Маргарита Павловна выбила, или вернее все же будет сказать — выкричала, путевки на отдых, и начальник вынуждено их дал, так как беруши в этот раз забыл дома. Скомканная бумага вовсе не спасала от разрушительных децибел, а медленно тлела в волосатых ушах.

Меня тоже взяли с собой, все же я полноценный член семьи и жизненно необходим в путешествии как мудрый наставник и руководитель. Хотя что-то подсказывает, что меня банально не с кем оставить, почти всем соседям я в той или иной степени досадил, а оставлять дома одного чревато последствиями.

Один раз, в качестве наказания, оставили одного... но в свое оправдание могу сказать, что Латуфьевы давно собирались делать ремонт, да всё откладывали, а я их к этому ненавязчиво подтолкнул. Конечно же, я простил, и последующую ругань стерпел со смирением святых — такие уж мы, коты, по натуре незлопамятные. Отомстим и забудем, если только не забудем, что уже отомстили.

Пока я вам это рассказывал, перрон оживился. Люди подходили к прибытию поезда, а не то, что мы — за два часа до посадки прибежали, чтобы только не опоздать. К нам подошла соседка по дому Екатерина Николаевна:

— Марго, ты тоже собралась косточки погреть? Ну, надо же, и семью прихватила, и блохосборник не забыла взять!

До чего же вредная особа, ну подумаешь, один раз царапнул до крови, так сама виновата — не надо об меня руки вытирать. Нашла, понимаешь, тряпочку. И ведь ещё удивляется так натурально — им же вместе путевки давали, сама вчера собираться помогала.

Маргарита Павловна почему-то также громко ответила:

— Катрин, какой сюрприз!!! Да вот наконец-то собрались немного мир посмотреть, а то все дома, да дома. А ты тоже с нами? Ой, как здорово, а почему без благоверного?

Так, стоп, кажется, понял — это такая специальная манера общения, для на окружающих. Пусть смотрят и слушают, завидуют и облизываются. Две взрослые дамы, как любит говорить Павел, "понтуются на песке" или выделываются, проще говоря.

Я заметил данную особенность не только у людей — у соседского кота Васьки понты составляют саму суть жизни. Жаль меня забрали как раз накануне профилактической беседы. А ведь я лишь собирался доказать полное несоответствие его философских взглядов на окружающий мир с действительной реальностью путем вырывания половины усов и рунического татуажа вечно поднятого носа. То есть хотел настучать по сопатке, а меня забрали в поездку. Однако я обещал вернуться, хотя он истошно орал вдогонку, что "Кешка — трус и побоялся выйти на поединок". К сожалению, в тот миг я сдерживал приступы тошноты из-за неожиданно заработавшей "центрифуги", чтобы достойно ответить. Впрочем, запомнил все тезисы, что пришли на ум, и при личной встрече обязательно выложу их на надменную морду.

Тем временем фарс под названием "мы на море — вы пашите" пошел на второй виток развития. Катрин удивленно распахнула глаза и жеманно сложила губки куриной гузкой:

— Марго, ну кто же в Тулу ездит со своим самоваром? Мой-то дома остался, деньги зарабатывает, доверяет — поэтому и отпустил одну. Ох, как бы ни пожалел! Вот украдут меня там горячие южные парни, будет потом локти кусать.

Зная её мужа, могу с уверенностью сказать, что он пробил потолок, прыгая и радуясь привалившему счастью. А если Катрин еще и украдут, то он никаких денег не пожалеет, лишь бы не отпускали. И уже горячие южные парни будут ногти сгрызать до самых локтей и деньги вагонами грузить, лишь бы муж забрал обратно свою "благоверную".

Маргарита Павловна сделала вид, что не заметила подколку:

— А мне похищение не грозит, мои мужчины любым южанам накостыляют. Помнишь моего сыночка Павлика? (Как же не помнит — он вчера у неё в "подкидного дурака" сто рублей выиграл). И муж мой — Семен, с такими орлами ничего не страшно.

"Джинсовые орлы" гордо выпятили цыплячьи грудки, Павел даже на цыпочки встал, чтобы казаться выше:

— Здрасте, Катерина Николаевна. Мы с папой маму в обиду не дадим, всем по ушам достанется. А почему вы Кешку блохосборником назвали? Он у вас блох собрал? Тогда мы к вам больше пускать его не будем, нам лишнего не надо.

За это он получил немую благодарность от меня и более звонкую словесную затрещину от матери.

— Павел, мы еще поговорим на эту тему дома, а пока не встревай во взрослые разговоры. Лучше слушай и молчи — умнее покажешься!

Как-то по телевизору показывали, как зреют яблоки, как они наливаются красным цветом — довольно интересно смотреть, особенно в ускоренной съемке. Теперь же похожая метаморфоза происходила и с лицом Катрин. Краска залила лицо до корней волос и дальше остановилась, как будто раздумывая — стоит ли дальше соваться или оставить все как есть.

Волосы, окрашенные хной, не желали переходить в более яркий и насыщенный цвет, поэтому уговорили остановиться захватчика и не переходить в крайности — все же солидная дама, а не малолетка-эмо. Катрин набрала в грудь больше воздуха, чтобы перейти на завершающий виток общения, но гудок поезда прервал благое начинание.

Огромный серый змей, медленно подбирался к нам, сверкали на солнце многочисленные стекла глаз, малиновая полоса на середине борта изгибалась по мере приближения к дверям. Мерно стучали колеса, постепенно замедляли ход. Вся эта громадина внушала уважение своими размерами и поведением. Люди замерли, как кролики перед удавом, и молчаливо смотрели на подползающего полоза. Он остановился в своем блеске и великолепии, пшикнул в последний раз, и оцепенение спало с присутствующих, а тут еще и какая-то тетка противно и громко прокричала, что поезд стоит недолго, поэтому не прощелкайте. Может, кричала другими словами, но смысл тот же.

Широкая платформа превратилась в муравейник, где шевелилось все и у всех. Разноголосый гул хлынул волной, словно кто-то снял с паузы просмотр фильма, и жизнь завертелась дальше.

— Ай, мужчина, не щипайтесь!

— Извините, я нечаянно.

— Ну вот, а я думала, что с серьезными намерениями! Все вы, мужчины, одинаковые...

— Эй, ты что в кармане ищешь?

— Да кошелек никак не могу найти!