Я вам не Сталин... Я хуже! Глава 17. "И Будённый здесь, ёб твою мать..."

Я вам не Сталин... Я хуже! Глава 17. "И Будённый здесь, ёб твою мать...".

Чуев Ф. «Несписочный маршал».

«Не раз мы говорили (с маршалом Е.В. Головановым. Авт.) о Генеральном штабе. Особенно после книг Штеменко и Василевского. Однажды я заметил:

— Василевский пишет, что Сталин не придавал значения роли Генштаба…

— А как он мог придавать, — откликнулся Голованов,— если до Сталинграда Генштаб был такая организация, которая неспособна была действовать и работать? Какое значение можно было придавать этому аппарату, который не в состоянии был собрать даже все необходимые материалы! Все основные предложения о ведении войны были от Сталина — я там каждый день бывал, а иногда и по нескольку раз в день.

Генеральный штаб войну проморгал — вот что такое Генеральный штаб!».

Адмирала Флота Советского Союза И.С. Исакова, описал, как именно Сталин проводил совещания по военно-морским вопросам:

«Как вел свои заседания Сталин? Надо сказать, что он вел заседания по принципу классических военных советов. Очень внимательно, неторопливо, не прерывая, не сбивая, выслушивал всех. Причем старался дать слово примерно в порядке старшинства, так, чтобы высказанное предыдущим не сдерживало последующего. И только в конце, выловив все существенное из того, что говорилось, отметя крайности, взяв полезное из разных точек зрения, делал резюме, подводил итоги. Так было в тех случаях, когда он не становился на совершенно определенную точку зрения с самого начала. Речь идет в данном случае, разумеется, о вопросах военных, технических и военных, а не общеполитических. Когда же у него было ощущение предварительное, что вопрос в генеральном направлении нужно решить таким, а не иным образом, — это называлось «подготовить вопрос», так, кстати, и до сих пор называется, — он вызывал двух-трех человек и рекомендовал им выступить в определенном направлении. И людям, которые уже не по первому разу присутствовали на таких заседаниях, было по выступлениям этих людей ясно, куда клонится дело. Но и при таких обсуждениях тем не менее он не торопился, не обрывал и не мешал высказать иные точки зрения, которые иногда какими-то своими частностями, сторонами попадали в орбиту его зрения и входили в последующие его резюме и выработанные на их основе резолюции, то есть учитывались тоже, несмотря на предрешенность, — в какой-то мере, конечно».

После ужина, перед встречей с группой высшего военного руководства во главе с Наркомом обороны маршалом Куликом, зашли с Мехлисом ко мне в кабинет, где я встретился и поговорил с «отцом Красной Армии» — маршалом СССР Михаилом Дмитриевичем Бонч-Бруевичем.

Ну и Лев Захарович при этом событии присутствовал.

Тот, в новенькой форме и с большой звездой и с лавровыми листьями на петлицах и, главное — нормальных уставных шароварах защитного цвета, с двумя широкими красными лампасинами по бокам… Что сразу делает его похожим на человека, а не на синештанного «оленя».

Любуюсь им и, восхищённо на него посматривая:

— Ну и орёл!

Тот, вздыхает:

— Орёл то, орлом… Да не того происхождения. Как ещё мои коллеги и подчинённые встретят такого «маршала»…

Вижу — очкует старый солдат как новобранец перед первым боем и, подбадриваю:

— Нормально встретят! А если какая-нибудь сволочь в синих штанах, что-нибудь поперёк вякнет — так мы ему объясним, что он неправ.

Мехлис, меня поддержал:

— По-большевистски объясним, как это только мы умеем! Кстати, Михаил Дмитриевич…

Порывшись в своём «совнаркомовском» портфеле, он оттуда достал папочку, а из неё листочек бумаги и положив перед Бонч-Бруевичем:

— …Почитайте, что мои борзописцы про Вас изваяли.

Тот читает и у него запотевают очки:

— Это разве про меня?

— Про Вас, про Вас, уважаемый «Отец Рабоче-Крестьянской Красной Армии»! Именно про Вас. А если что-то и слегка преувеличено, то это только ей на пользу.

Я, всё в том же — бодро-оптимистической тоне:

— В народе в таких случаях говорят: «Каши маслом не испортишь»!

Однако, тот предпочитает что-то более материальное, чем просто мой бодрый голос, или даже газетный пиар:

— Вы помнится, мне двух сатрапов обещали, Иосиф Виссарионович…

Вспомнив про Тимошенко и Жукова, спохватываюсь:

— Ах, да!

«Надо ж позвонить, чтоб их отпустили из застенков кровавой гэбни. Хотя, постой…».

Посмотрев на часы, спрашиваю:

— Михаил Дмитриевич! Вы же, не так давно сидели в НКВД?

Морщится, как будто аскорбинка на зуб попала:

— Было такое дело, да-с… В тридцать первом году, по делу контрреволюционного заговора вонноспецов. А что?

— Не помните случайно, когда на Лубянке ужин? Был уже, аль нет?

Тоже достав старинного вида карманные часы:

— Такое, разве забудешь… Нет, Иосиф Виссарионович, ужина для арестантов на Лубянке ещё не было.

Помня по моему «прошлому» опыту некоторые «нюансы», рассуждаю:

«Ужин для заключённого — святое дело! Как впрочем завтрак и обед. Расстреляй, но сперва положняковую пайку — дай. Поэтому позвоню насчёт Тимошенко и Жукова попозже, после того как нахряпаются баланды после нелёгкого арестантского дня и сыто попёрдывая улягутся на шконку… Ну или под шконку — в зависимости от занимаемого в «хате» положения».

Вслух же заверяю, едва не божась на пустой угол:

— Будут Вам сатрапы, товарищ маршал, обязательно будут — я от своих слов не отказываюсь и на ветер их не бросаю… Но несколько позже.

Успокоив своего Зама на должности Верховного Главнокомандующего Вооружёнными силами СССР, тут же его озадачиваю:

— Наипервейшая наша с вами задача, Михаил Дмитриевич — реорганизация Генерального штаба РККА. Необходимо в самые кратчайшие сроки — сцанным веником разогнать этот балаган с тупыми клоунами к чёртовой бабушке и создать на его месте что-то новое — более дееспособное, что предлагал ещё генерал-фельдмаршал Барятинский Александр Иванович. Знаете такого?

И тут я увидел большие…

Нет, не так: очень(!) большие глаза, в которых в свою очередь сверкали сквозь пороховой дым…

Сполохи былых ожесточённых сражений. Хотя и «подковёрных» — но стоивших Русской Императорской, а затем и Красной Армии — океанов крови.

* * *

Каждый кто не прогуливал уроки истории в школе, или хотя бы пролистывал по диагонали соответствующий учебник за XIX век, знает что военная реформа Александра II (1860-е — 1870-е годы) — это отмена рекрутчины и введение всеобщей воинской повинности. Самый «продвинутый» выпускник средней школы, возможно, вспомнит про новую военную форму — лёгкую, удобную и, имеющую народное происхождение, про револьверы «Смит-Вессон» и винтовки системы Бердана, про пушки Барановского и прусские стальные артиллерийские орудия системы Круппа.

Всё это так, но одновременно шли и гораздо более значимые события — имевшие более серьёзные последствия, чем всё это вместе взятое:

Выбор формы модели управления вооружёнными силами государства.

И если с внешними атрибутами реформаторы не прогадали, то с глубинной сутью — попали пальцем в жо…

В небо.

И именно в этом, уверен, кроется и вся первопричина всех наших бедствий в двадцатом и возможно — будет крыться и в веке двадцать первом… Ибо неправильно выбранная система военного управления приводит к военным поражениям. Те в свою очередь — к социальному взрыву.

И не надо ругать ни большевиков в целом, ни Ленина в частности…

Они уже пришли на «всё готовое» и надо отдать им должное: осознано или нет — сделали всё, чтоб хоть что-то спасти.

Рисунок 56. Герхард Иоганн Давид фон Шарнхорст — прусский военачальник, военный теоретик и военный реформатор.

На тот момент в мире и его окрестностях были известны две модели управления: «прусская» и «франкская».

Первую, в разгар Наполеоновских войн и после ряда поражений от «Великого корсиканца», разработала по заданию короля Пруссии целая комиссия во главе с генералом Герхардом фон Шарнхорстом — в которую входили такие известные военные теоретики как Гнейзенау, Клаузевиц и, которую позже провели в жизнь такие практики как генералы Бевин, Гролман и Мольтке.

Проанализировав происходящее, разобрав по косточкам поражения от наполеоновской армии, Шарнхорст и его команда поняли что в военном деле началась новая эпоха. Отныне воюют не государи, с помощью вассалов и наемных армий…

Воюют даже не великие полководцы во главе «великих» армий.

Отныне воюют нации!

Исходя их это постулата, генерал Шарнхорст предложил создать нечто совершенно новое — генеральный штаб: «коллективного гения» его собственными словами, или «мозговой центр армии» — словами человека моего времени.

Сам Шарнхорст говорил примерно так про своё детище:

«Такие гении как Наполеон — приходят и уходят, а генеральный штаб вечен!».

Из того же постулата, следует следующее:

Кто подскажет: какая самая главная задача у любого — даже самого маленького государства…?

Нет, вовсе не увеличение благосостояния народов — это вам не мамка, не нянька и даже не богадельня для сирых да убогих. А как совершенно верно определил Карл Маркс — «машина угнетения». И главной его задачей является, увы…

…Самосохранение.

А не воюя, государству сохраниться нельзя!

По крайней мере, не становясь чьей-то дойной коровой.

А раз в новейшее время воюют не армии, а нации — то значит и, всё в государстве — должно быть подчинено интересам генерального штаба. Через кайзера (верховного главнокомандующего нацией) разумеется.

В чисто военном же аспекте, генеральный штаб должен быть воспитан для выполнения важнейшей интеллектуальной функции: свободной и регулярной критики и самокритики армии и её командования всех уровней. Ибо не критикуя сам, не воспринимая конструктивно критику в свой адрес, не вскроешь недостатки. А не вскроешь недостатки — не избавишься от них и так и, будешь переходить с этими недостатками переходить из века в век — как это и поныне делает наше с вами богоспасаемое Отечество.

Во время боевых действий, представитель Генерального штаба должен сопровождать полевых командиров — но не подменяя их, а консультируя и контролируя их деятельность. И в свою очередь — фиксируя и анализируя боевой опыт полевых командиров, передавая его «наверх» — в Генштаб. По мнению Шарнхорста: так и только так — будет достигнуто единение теории и практики, функциональное соединение интеллектуализма и боевой агрессивности.

И все войны, ведущиеся Германией со времён Франко-прусской (1870-1871 годов), весьма красноречиво подтверждают:

Герхард фон Шарнхорст был прав!

Победить германскую нацию во главе с таким Генеральным штабом, можно было только навалясь всем миром и только с неимоверными жертвами. И надо денно и нощно благодарить Всевышнего, что вместе с этим военным гением — в этой стране не появилось точно такого же гениального политика…

Иначе всем, кроме германцев — места на этом «Шарике» было бы мало!

Всех тонкостей «франкской» системы управления вооружёнными силами я не знаю и сильно сомневаюсь, что их знают сами французы. Думаю, суть её сказал сам Наполеон:

«Чернь со мной всё, без меня она — ничто».

То есть:

Есть Наполеон — есть Великая армия.

Нет Наполеона и Великой армии нет.

После поражения в Франко-прусской войне 1877-1878 годов — лягушатники сильно поумнели, мы же…

Мы же до сих пор, чуть что — лихорадочно ищем «спасителя».

Разве не так?

Формально же, если в соответствии с первой — подчинение идёт от кайзера (верховного главнокомандующего) через генеральный штаб, то у второй — через военное министерство, которому подчиняется генштаб.

Рисунок 57. Генерал-фельдмаршал Барятинский Александр Иванович.

Вроде не велика разница, а вот поди ж ты…

В разгар военных реформ, за прусскую модель управления вооружёнными силами ратовал «кавказец» генерал-фельдмаршал Барятинский Александр Иванович. Его идеологическим противником был Дмитрий Алексеевич Милютин, назначенный царём военным министром.

До какого крайне ожесточения дошли идеологические разногласия, говорит тот факт, что узнав про это назначение, Барятинский написал императору Александру II — что-то вообще немыслимое, не идущее ни в какое сравнение и не лезущее ни в какие рамки, даже такие как ворота:

«Отныне я ваш враг!».

Что нашло на государя-императора, я не знаю. Возможно — какая-то «ночная кукушка» из кружка либералов-реформаторов — в который тот был вхож, так «накуковала». Я там не был и свечку в тот момент не держал.

Но исторический факт: сокрушительное поражение потерпел не один Барятинский — весь Генеральный штаб Русской императорской армии, который после этого события оказался даже не на вторых — на третьих ролях, лишившись возможности хоть как-то влиять не только на государство и общество в целом — но и на вооружённые силы в частности.

Только штабные игры на картах и преподавание «сухой теории» лоснявшимся от блеска гвардейским офицерам!

Лишённая «обратной связи» Николаевская академия Генерального штаба Русской Императорской армии, поставляла в войска не штабистов — а скорее военных чиновников, напичканных ненужными и зачастую на пару поколений устаревшими знаниями.

Естественно, всё это имело последствия. Ведь в отличии от выхляющих широкими бёдрами советско-российских историков, сама история — дама очень серьёзная и не прощающая ошибок.

Антон Антонович Кереновский — пожалуй лучший военный эксперт того времени, так написал уже в эмиграции, в вышедшей в начале 1930-х годов книге «История Русской Армии»:

«Положительные результаты милютинских реформ были видны немедленно (и создали ему ореол «благодетельного гения» Русской армии). Отрицательные результаты выявились лишь постепенно, десятилетия спустя, и с полной отчетливостью сказались уже по уходе Милютина. Военно-окружная система внесла разнобой в подготовку войск... Положение 1868 года вносило в полевое управление войск хаос импровизации, узаконивало «отрядную систему».

Однако все эти недочеты бледнеют перед главным и основным пороком деятельности Милютина — угашением воинского духа. Милютин бюрократизировал всю Русскую армию сверху донизу. Во всех уставах и положениях он провел преобладание штабного (с канцелярским уклоном) элемента над строевым... Военному организму был привит невоенный дух. Это катастрофическое снижение духа, моральное оскудение бюрократизированной армии не успело сказаться в ощутительной степени в 1877—1878 годах, но приняло грозные размеры в 1904—1905-м, катастрофические — в 1914—1917 годах».