Взгляд Несмотрящего

Авторы: Макс Фальк & Янош

Фэндом: Once Upon a Time in Mexico (Однажды в Мексике. Десперадо — 2)

Жанр: Криминальная драма с элементами эротического триллера с долей черного юмора.

Пэйринг: El Mariaci/Sheldon J. Sands

Рейтинг: NC-17

Предупреждение: Сцены морального и физического насилия, гомосексуального секса, пропаганда наркотиков.

Взгляд Несмотрящего

ПРОЛОГ

Утренний туман неохотно рассеивался между прямыми, как фонарные столбы, старыми вязами. Холодным осенним утром в Гайд-парке почти никого не было. Возможно, от этого и дышалось сейчас легче обычного.

Облетевшие листья уже давно были сметены с дорожек, под ногами лежал лишь голый асфальт в прожилках трещинок. На связанных в хвост волосах оседал мелкий дождь. А впереди уже виднелись ворота, за которыми начиналась гудящая улица, испещренная автомобилями и зонтами.

Сквозь Гайд-парк, вниз по улице, через несколько перекрестков — и под козырьком высокого медицинского центра мелкий дождь наконец перестал досаждать. Стеклянные двери разъехались в стороны, потревожив прилипшие к порогу осенние листья. Хорошенькая медсестра за регистрационной стойкой приветливо улыбнулась и подперла щеку рукой, возвращаясь к недочитанному любовному роману.

Бесшумный лифт за привычные тринадцать секунд доставил на одиннадцатый этаж, услужливо звякнув сигналом о прибытии. Стерильно-чистый коридор повернул налево, затем направо и уперся в палату номер 11-25, в самом дальнем конце этого чертового белого тоннеля.

Постоялец палаты спал. Утренний свет, скользящий сквозь прикрытые жалюзи, смягчал резкость скул на осунувшемся лице, маскировал тени у крыльев носа и прорезавшиеся морщины возле губ. С первого взгляда спящий мог бы показаться усталым мальчишкой. Милосердный полумрак сбавлял ему не меньше двадцати лет из прожитых сорока семи.

Он лежал щекой на подушке, отвернувшись от окна. От бровей до середины носа его лицо закрывала мягкая черная повязка. В коротких взъерошенных волосах еле-еле проглядывала редкая седина.

Вошедший осторожно переставил стул от окна к кровати. Сел, поставил локти на колени, явно готовясь долго ждать. Спрятал кривую ухмылку за сцепленными пальцами.

Он смотрел на спящего так, как смотрят на любимого ребенка, задремавшего на середине игры. Как смотрят на пропадающий за горизонтом корабль, уходящий в долгое плавание. Как смотрят на солнце, последний раз перед полярной ночью приподнявшееся над горизонтом. Он подавил вздох, чтобы не потревожить больного, но то ли у спящего был очень острый слух, то ли вздох вышел громким... Размеренное дыхание нарушилось, мужчина поднял голову.

— Эль?

Посетитель оказался на корточках возле кровати, схватил слабую руку, дернувшуюся к нему.

— Я здесь.

Худые пальцы невесомо скользнули по щеке Эля, будто приветствие.

— Который час?

— Еще рано.

Отняв руку, мужчина с трудом перевернулся на спину. Усмехнулся:

— Развалина. Скоро даже член над писсуаром держать не смогу, придется просить тебя.

— Не говори, — прервал Эль, улыбнувшись. — Это неправда.

— Тогда ты поговори. Расскажи, что там, в мире.

Эль перевел взгляд за окно.

— Там осень. Конец октября. Дождь... моросит немного. Асфальт мокрый. Но тепло. Солнца почти не видно. Иногда проглядывает — такой маленький, белый кружочек. Небо то серое, то чуть-чуть голубое. Листья падают. Вязы в парке уже облетели. А у нас в саду уже все засыпано, я слежу, чтобы не убирали. Ночью поднимается ветер, заметает листьями все крыльцо.

— Как дела в конторе?

— Работает, — Эль не отводил взгляда от белого неба. — Я там сейчас почти не бываю, но ребята крутятся, никто не сидит без дела. Без тебя там все совсем не так.

Второй тихо хмыкнул:

— Ладно врать. Я туда приходил только выпить кофе... ну и ради задницы этого молодого стажера из Илинга.

— Шелдон! — Эль шокировано засмеялся, но тот только отмахнулся:

— Забудь. Как там Мяу?

— Скучает, — Эль чуть крепче сжал исхудавшие пальцы. — Спит целыми днями. А если не спит, то сидит и смотрит в окно. Ждет тебя, — голос заметно дрогнул, и Эль тут же сменил тон: — По-прежнему не может спокойно видеть собак. Страстно желает порвать каждого добермана в Хай Гейте.

— Дурень, сколько можно тебя просить, — с напускным весельем сморщился Шелдон, — повесь у ворот объявление, что у нас водятся бешенные коты.

— На нас натравят ветеринаров, — улыбнулся тот, — Я принес бы его к тебе, но меня не пропустят, — добавил он серьезнее.

— Дьявол!... — театрально-тоскливо воскликнул Шелдон, — как быстро прошли те времена, когда ты мог бы заявиться сюда и разнести все здание, чтобы я мог попро... пообщаться с котом.

Смех быстро угас у обоих.

— Не смей раскисать, — тихо и твердо приказал Шелдон, повернув к себе лицо Эля. — Следи за ним хорошенько. Ты слышишь меня? Слышишь?

В палату вошли двое: молоденькая медсестра и ведущий специалист отделения. Кивнув Элю как старому знакомому, врач занялся Шелдоном. Он тихо спрашивал его о чем-то, тот так же вполголоса отвечал. Эль украдкой посмотрел на часы. Стрелки подползали друг к другу. Страшно... Встав у окна, он не сводил взгляд с друга.

— Пора, — выпрямляясь, сказал доктор.

Сердце екнуло.

— Дайте нам две минуты, — попросил Шелдон.

— Только две, — предупредил врач.

Их оставили наедине.

Эль сел на край кровати рядом с Шелдоном. Протянув руку, тот нашел его лицо наощупь, привычно-бегло скользнул по нему пальцами. Эль закрыл глаза, сглотнув, наклонившись к Шелдону, поцеловал его.

— У меня для тебя кое-что есть... — приглушенно произнес тот и указал пальцем в сторону стоящей у кровати тумбочки. — Открой верхний ящик.

Эль достал оттуда маленький конверт, раскрыл и вытряхнул себе на ладонь тонкую карточку флэш-памяти.

— Это тебе, — намеренно тихо сказал Шелдон. — Почитай на досуге. И... поцелуй меня... еще раз...

— Я люблю тебя.

Его увезли.

Мистер Рид шел рядом с больничной каталкой, скупо жестикулируя, продолжал что-то объяснять. Выражение лица Шелдона, я уверен, было сейчас очень спокойным. Он, наверное, уже не волновался ни о чем. У него было такое свойство — решив что-то окончательно, он переставал сомневаться и сожалеть. Я смотрел им вслед, пока они не скрылись за поворотом, ведущим к лифтам.

Ну что ж. Теперь мне оставалось только ждать. Я вернулся в палату. Мы сказали друг другу все, что хотели сказать. Тишина давила на уши. Я сел на его постель. Протянул руку к маленькому приемнику, стоявшему возле кровати Шелдона, но включить не решился. Мобильник на тонком кожаном шнурке лежал на самом краю, я машинально поправил его. Положил себе на колени лэптоп.

Он никогда не расставался с этими благами цивилизации. И несмотря на то, что не мог воспользоваться половиной предлагаемых услуг, предпочитал иметь самые последние модели.

Я воткнул флэшку в порт, раскрыл лэптоп.

Не стоило труда догадаться, что Сэндз оставил мне на прощание.

Он начал вести дневник много лет назад... Восемь. Мы с ним жили тогда в Мексике. Когда-то у меня возникало желание узнать, о чем он пишет, но он взял с меня слово, что я никогда этого не сделаю. Что побудило его сейчас изменить решение, я не знал. Мы прожили вместе столько лет, но я так и не понимал его до конца. Я знал его жизнь, знал привычки и антипатии, знал страхи и привязанности, но никогда не знал, что происходит у него в голове.

Я не представлял, о чем он мог писать. О чем мог думать человек, вслепую набирая текст, который он никогда не мог бы прочитать. Я держал в руках его мысли, его чувства, его маленький персональный ад — или же бессмысленный набор знаков.

Файл на карте недвусмысленно назывался Diary.

Воскресенье, 08 Февраля 2004 г. 13:22

Февраль 2004 года. Восемь лет назад. Маленький двухэтажный домишко на окраине мексиканского городка. Мы жили там вдвоем с середины лета около полугода. До этого Сэндз жил там один.

Воспоминания отбросили меня далеко назад. Я снова почувствовал бесконечную усталость и безразличие. Встряхнувшись, вспомнил, где я и кто я, но стало лишь хуже. Сэндз никогда не был так откровенен со мной, как он мог позволить это наедине с лэптопом.

Я был бы согласен всю жизнь провести под дулом его пистолета... Лишь бы у меня была это возможность — провести ее. С ним.

Восемь лет назад у меня появился новый друг. Но это была странная дружба. Мы жили вместе. Вместе — это значит: в одном доме. Вместе — это значит: встречались в гостиной у телевизора. Он любил сериалы. Он сидел в своем кресле один целыми днями, и слушал их. Комментировал диалоги, переключал каналы, безостановочно слушая звук. Мультсериалы, ток-шоу, новости... Он только слушал. Он не видел.

Он прятался за темными очками, не расставаясь с ними даже во сне, как и с парой пистолетов, на любой непонятный звук готовый отреагировать выстрелом. Я в любой момент мог увидеть дуло, направленное мне в лоб. Когда я пересекал гостиную, он порой провожал меня черным стволом, пока я не скрывался из зоны выстрела. Он как будто ждал любого неосторожного движения, чтобы пристрелить со спокойной совестью. Я привык к этому. И думал о том, что если однажды он в самом деле убьет меня, мне не будет жаль.

Шелдон убивал быстро. Для этого ему не нужно было видеть. Ему достаточно было звука дыхания или даже беззвучного взмаха рукой. Он почувствовал бы это движение воздуха и убил, не колеблясь. Он хотел жить. Весь мир для него представлял одну воплощенную опасность. Он убивал все, что могло ему угрожать. Это был инстинкт. Инстинкт самосохранения. Он убил бы меня, если бы решил, что больше не доверяет мне. То есть, если бы решил, что эти странные отношения становятся для него непонятными, если бы почувствовал, что его уверенность в предсказуемости моих поступков становится меньше, если это "неизвестно что", которое я называл доверием, но которое им совершенно не являлось, хотя бы на миг пошатнулось — он убил бы меня.

Мы жили там уже полгода. Полгода его острых слов, полгода опасности получить пулю в голову, полгода моего молчания. Мы не разговаривали. Мы говорили только о делах, а они бывали у нас редко. Я сообщал, если собирался уходить в город. Он сам почти не обращался ко мне. Мне бы хотелось говорить с ним. С ним было бы интересно разговаривать. Но он подзывал меня, только если ему надоедали дикторы новостей или слезливые мелодрамы, и он хотел разбавить их монологом в мою сторону. Он никогда не был тактичен, комментируя каждое сказанное мной слово, поднимая на смех любой довод в защиту. Правда, нужно было признать, я был чертовски дрянным адвокатом себе самому.

Когда ему приедалась и эта забава, он резко замолкал, снова повышая громкость телевизора, или безапелляционно посылал меня куда дальше. Мне становилось обидно, но я вспоминал о том, как тяжело ему приходилось — беспомощному, издерганному, подозревающему все во всем — и заставлял себя не сердиться. Мне было его жаль.

Жаль, что каждое утро он встречал меня сарказмом. Жаль, что на любое резкое движение пистолет сам прыгал ему в руку. Жаль, что он сидел у телевизора один и почти всегда молчал, если я находился рядом. Мне нравилось, как он отвечал репликам дикторов. Мне нравилось, как сам с собой он обсуждал новости. Но он делал это, только если знал, что меня нет рядом.

Он следил за каждым моим шагом, чтобы знать, где я нахожусь.

Он был моим другом. Я убил бы любого, кто повернулся бы в его сторону.

Его звали Шелдон. Он был бывшим агентом ЦРУ.

Бывшим агентом.

Всю свою жизнь он считал бывшей. И наверное, удивлялся, почему все еще живет. Наверное, потому, что умереть было бы проигрышем. Или трусостью. Он цеплялся за жизнь, как никто. А получая ее, все время проводил у телевизора и всегда ожидал нападения сзади.

Мне было жаль того, что он не позволял мне помогать себе.

Он никогда не называл своим другом меня. Он никого не мог так назвать. Он сомневался в каждом моем слове, ища в нем подвох (и не находя его) и проверял каждое мое движение. Он следил за мной — так же, как я за ним. Но мое отличие от него было в том, что я доверял ему. Всегда. Даже когда он держал меня под прицелом. Если палец не двигался, я оставался цел. Значит, он все-таки продолжал верить в мою безопасную для него предсказуемость — и это давало ему хоть какую-то уверенность хоть в чем-то. Опора, которая была ему так необходима — хоть что-то держать под контролем. Хоть чем-то управлять.