Gamemaster 2
Воспоминание пятое.
16: 49, 29 октября, 2044 г. — за три года до дня "Ч". Северо-западный регион Русского сектора, долина реки Выя, 117 км севернее г. Мирный.
Кровь тяжелыми ударами билась в висках, бухала, будто молотком по кровельному железу. Нет, так дело не пойдет, нужно перевести дух, а то свалиться от усталости недолго. Я поискал глазами подходящее место, где можно было присесть. Неподалеку на берегу лежало бревно, вероятно принесённое еще во время весеннего половодья, его вполне можно было использовать как сидение. Я подошел к стволу дерева, натужно снял ставший непомерно тяжелым рюкзак и опустил его на землю, после чего повел натруженными плечами. Счетчик Гейгера, встроенный в навигатор-наладонник, коротко пискнул, сообщая о небольшом повышении радиационного фона, но я его проигнорировал. После стряхнул рукой снег, лежавший тонким слоем на поверхности дерева, подложил на ствол вязаную шапочку и с облегчением опустился, вытянув натруженные ноги. Икроножные мышцы ныли, а со ступнями вообще творилось нечто невообразимое. Ощущение такое, будто костные швы голеностопа расходятся, постреливая тупой болью. Кажется, сегодня я превысил свои собственные возможности.
Я рукавом куртки обтер со лба пот и смахнул прилипшие к нему волосы. Сегодняшний переход выдался особенно трудным. Еще утром я сошел с более или менее сохранившей свой вид, пусть и слегка заросшей, гравийной трассы, по которой пару десятков лет назад курсировали лесовозы. Сегодняшний маршрут проходил по заваленному ветровалом зимнику, который даже дорогой-то язык не повернется назвать. В итоге от этого постоянного карабканья по завалам, словно от усложненного варианта бега с препятствиями, я окончательно выдохся. Еще и этот проклятый снег. Я с отвращением посмотрел на гряды быстродвижущихся рваных облаков, насыщенного темно-серого цвета, бешено несущихся по низкому небосводу. Из них, на мою злосчастную голову, то и дело сыпали крупные хлопья мерзкого, тающего снега. В результате все вокруг промокло насквозь, с деревьев постоянно капал ледяной дождь, на земле тут и там лежали серо-белые подтекающие пятна. Дорога и до этого была не сахар, а теперь того и гляди можно будет растянуться, поскользнувшись на прелой листве, перемешанной с тающим снегом. В итоге за неделю, прошедшую с того момента, как пересек кордон условно-опасной зоны отчуждения, я впервые вымотался настолько сильно. Треклятая погода, чтоб ее.
"Какого хрена я тут делаю?!" Этот вопрос за последнюю неделю в пути я задавал себе, наверное, уже несколько тысяч раз. Ответа по-прежнему не было.
Места вокруг были совершенно безлюдные. Они и в прежние годы были довольно слабо населены, а после того, как рвануло на северодвинской "Звездочке", все окрестные территории обнесли веселенькими черно-желтыми аншлагами со знаками радиационного заражения и белыми черепушками на черном фоне, и объявили зоной отчуждения, Homo sapiens тут теперь можно было вообще заносить в красную книгу.
А чему удивляться? Я сам, когда впервые остановился перед знаком с черным вентилятором и прочитал надпись на желтом фоне, слегка струхнул. "Пока вы читаете этот текст, изменения в Вашем организме, вызванные ионизирующим радиационным излучением приняли необратимый характер! Спасибо за внимание!"
Шутники хреновы. Хотя меня это мало трогало — парой десятых микрорентген в час больше или меньше, не имело особого значения. Я, по большей части механически, чем из реальной нужды, обходил редкие фонящие пятна, о которых своим надоедливым писком изредка извещал наладонник.
В день аварии реактора на АПЛ, стоявшей на стапелях, дул сильный северо-восточный ветер, и облако радиоактивной пыли, поднятое взрывом, пройдясь ядовитой гребенкой по Архангельску, сильно снесло в сторону Урала, оставив пятна излучения на протяжении нескольких сотен километров. Власти не стали мелочиться и закрыли все вокруг, обтянув окрестности колючей проволокой в несколько слоев, чтобы избежать лишней шумихи.
Иногда сюда заявлялись всякие любители острых ощущений. В принципе, границы и кордоны стерегли лишь номинально, для виду, особенно сейчас, спустя почти десять лет после той аварии, так что преодолеть их не представляло труда. Чем они с успехом и пользовались. Да и местность эта была довольно далеко от точки вспышки, так что угроза жизни, если у тебя есть счетчик Гейгера и немного серого вещества в голове, была очень низкой. Не знаю, чем уж их так привлекали заброшенные людьми деревушки и поселки, но факт остается фактом — это явление существовало, и не теряло оборотов, даже не смотря на прошедшее с момента аварии время. Власти изначально закрывали на это "сталкерство" глаза, просто надеясь, что со временем ажиотаж спадет. Ан нет. Мода на это молодежное и не очень молодежное увлечение с годами не проходила, а скорее наоборот — тихонько набирало популярность. Но у этих так называемых "сталкеров" был свой сезон, который закончился еще в августе. В октябрьскую непогодь ни один здравомыслящий человек сюда носа не сунет. Кроме меня, разумеется.
Я позволил своему телу расслабиться и тупо смотрел на вздувшийся непрозрачный поток, с гулким шумом перекатывающийся через валуны. Мне нужно было перебраться на ту сторону лесной реки, и я специально пришел к этому месту, поскольку на старой карте навигатора тут был обозначен брод. И он тут действительно был, множество хаотично разбросанных булыжников бурили холодную воду, разбрызгивая пену. Но из-за пролившихся осенних дождей, а теперь еще и из-за снегопада, не особо широкая речка опасно подняла свой уровень, и брод превратился не пойми во что. Вздувшийся горбом неспокойной, бурлящей воды, с торчащими валунами, облепленными снегом и льдом, брод откровенно пугал. От одной мысли о том, что я собираюсь перебраться через него, меня бросало в дрожь. Но мне, так или иначе, нужно пересечь эту речушку, а другого брода поблизости нет. Да если бы и был — не думаю, что он сильно бы отличался от этого.
В висках привычно кольнуло болью. Я раздраженно поморщился и откинул клапан нагрудного кармана, вынув оттуда упаковку с анальгетиком. Извлек две капсулы, закинул их в рот и разгрыз. Чертова мигрень продолжает усиливаться. Последние пару дней одной капсулы уже недостаточно, чтобы ослабить головные боли. И время действия сократилось. Впрочем, удивляться тут нечему. Время работает против меня, оно почти на исходе.
Дыхание пришло в норму, и я с неохотой поднялся. Ничего хорошего тут все равно не высидишь. Наладонник показывал уже почти пять часов вечера, освещение серого октябрьского дня и так не больно-то яркое, стало сходить на нет. Значит, мне пора подыскать себе место для ночлега и обустроить лагерь. А до этого желательно преодолеть брод. Шарахаться по ночному, заснеженному лесу, то и дело, рискуя себе выколоть глаз или что-нибудь сломать — удовольствие ниже среднего. Даже для меня. Поэтому постараюсь этого избежать.
Ладно, нельзя бесконечно оттягивать этот момент. Я отстегнул от рюкзака туристический топорик и срубил стоявшую неподалеку нетолстую березку, после чего принявшись очищать ее ствол от веток. Лишняя опора в качестве посоха мне сейчас не повредит. Закончив с этим, я убрал топор и примерился к шесту. Ну, вроде бы нормально, сойдет. Дальше загерметизировал швы между ботинками и штанами, на поясе и манжетах, а также молнию на куртке, затянул специальные шнуры, которые заставили одежду плотно прильнуть к моему телу и выдавить лишний воздух наружу. Не хватало еще всплыть, словно поплавок, в самый ответственный момент. Туристический комбез у меня специальный, водонепроницаемый, так что я могу по самые подмышки заходить в воду, не опасаясь намочить одежду. Главное — долго в воде не сидеть, а то продавец предупреждал, что швы не в состоянии долгое время удерживать влагу. Ну, мне долго и не надо, если я буду в такой водичке сидеть, скорее умру от переохлаждения. С кряхтением одел заметно потяжелевший в течение дня рюкзак, поднял свой импровизированный посох и шагнул навстречу глухо шумящему на камнях потоку.
Осторожно проверяя перед собой дорогу шестом, я принялся медленно пересекать бурлящий брод. Не смотря на герметичность и теплую подкладку термобелья, ледяная вода практически мгновенно выстудила бедра и икры, еще минуту назад разгоряченные ходьбой. Хотя это нормально — она, должно быть, практически на точке замерзания, вон все камни обледенели, а по воде кусками несет намокшую снежную кашу. Ступать по гладким камням было трудно, ноги скользили, кроме того, сильно давила струя воды, спертая в теснине. Вода, поднявшаяся уже до пояса, норовила стащить меня ниже, где бурлил бурунами и воронками водоворотов огромный порог, украшенный гребенкой валунов. Стоило оступиться, и я костей там не соберу. Я со страхом сглотнул, стараясь отвлечься от этих мыслей, и отвернулся от пугающего зрелища.
Пока все шло терпимо — опираясь на свой шест, я переступал с одного подводного камня на другой, опора не давала ревущему потоку смыть меня вниз. Я уже добрался до середины, и передо мной встала самая главная преграда — два огромных валуна, между которыми, утробно рыча, плескалась мощная струя воды, стиснутая камнями с двух сторон. Она вылетала из теснины, словно из брандспойта, расшвыривая хлопья пены и ледяную кашу. Если я встану под нее, меня определенно смоет вниз, уж больно сильным был напор. Да и глубоковато тут — я пощупал шестом, и понял, что меня скроет едва не по горло. Я взгромоздился на валун, слегка приподнявшись над уровнем потока, и беспомощно огляделся. Обойти препятствие не получится. Выше и ниже этих своеобразных ворот была сплошная круговерть из водоворотов и бурунов.
Единственный способ — воспользоваться шестом, как опорой и перемахнуть с одного булыжника на другой. Боюсь. Но выхода у меня все равно нет. Придется прыгать, хоть и не хочется. Так, ладно, нужно собраться. Я потыкал шестом в дно, выбирая устойчивое положение. Постоял немного, собираясь с духом, и подпрыгнул, оттолкнувшись от камня.
Опираясь на шест, мое тело описало пологую дугу, и приземлилось с противоположной стороны. Я почувствовал, что рифленая подошва ботинка на правой ноге скользит по покатому, обледеневшему боку гладкого булыжника. Краткое мгновение я балансировал на краю, но тяжелый рюкзак, висевший на спине, перевесил, и я стал медленно заваливаться назад. Холодная испарина в мгновение ока покрыла напряженную спину, и в этот момент я вспомнил, что в моих руках по-прежнему сжат шест. Миг — и я перенес вес своего тела на него и падение остановилось. Я выровнял положение и переступил ногами, выйдя на ровный участок. Спасен!
Я выдохнул, выпуская воздух из легких и замер, переводя дух. С серого, взлохмаченного неба вновь посыпались слипшиеся хлопья мокрого снега, прилипая к моему разгоряченному лицу. И в этот самый момент все вокруг резко потемнело, а виски сдавили невидимые пальцы.
— Нет! Только не сейчас!
Тело, пронзив его болью и изогнув дугой, свела мучительная судорога. Я скорчился, как если бы сквозь меня пропустили ток высокого напряжения, ощутив, как в мгновение ока деревенеют мышцы по всему телу. Не подчиняющееся больше моей воле тело, медленно, как подпиленное дерево, стало заваливаться назад все сильнее и сильнее. Словно в замедленной киносъемке я увидел, как серое, мрачное небо поменялось местами с такой же серой, свинцовой поверхностью реки. В следующую секунду тяжелая, как ртуть, вода сомкнулась надо мной.
Яростный поток подхватил мое тело, будто пушинку. Меня швыряло из стороны в сторону, прикладывая о булыжники бурлящего потока. Рот и нос заливала обжигающе-ледяная жидкость, перемешанная со снежной кашицей, она проникала внутрь, наполняя глотку и мешая дышать. Она заливалась через разрез воротника и хлынула под одежду, понизив температуру тела до арктического нуля.
Не смотря на свой вес, рюкзак на спине сыграл роль поплавка, вынырнув на поверхность из-за воздуха, что был внутри него. Из-за этого мое тело раз за разом погружалось под воду. Будто бы того, что я не мог пошевелить и пальцем, было мало.
Теперь все, что я мог делать, лишь покорно ждать своей участи. Эпилептический припадок лишил меня всякой возможности бороться за свою жизнь. Ну почему именно сейчас? Почему ни минутой раньше или позже. Скрути он меня на берегу, я бы просто отлежался несколько минут, переборов судороги и вонзающиеся в мозг невидимые гвозди, и на этом все бы закончилось. Но нет — он случился именно в этот момент. Не это ли называют перстом судьбы? Как акула, нацелившаяся на тонущую жертву кораблекрушения, которой и без того жить осталось считанные минуты.
"Ради чего я борюсь? Какой в этом смысл? Неужели желание отсрочить хоть на пару дней свою смерть, настолько сильно, что заставляет меня так бездумно цепляться за собственное существование? Цепляться судорожно, из последних сил. Стоит ли оно того, чтобы терпеть все эти мучения?".
Вновь в моей голове вереницей пронеслись эти вопросы. Вопросы без ответа. Все это не имело никакого смысла.
Я, как морская черепаха, которой отрезали панцирь и выкинули обратно в море. Все, что я могу — лишь мучительно долго ждать момента своей гибели.
Каменистый порог закончился, и я почувствовал, что меня вынесло на неглубокое плесо — ботинки стали цеплять дно. Меня некоторое время тащило потоком вниз, перекатывая мое безвольное, скрюченное судорогами тело с боку на бок. В моменты, когда моя голова показывалась над поверхностью, я кашлял, выплевывая воду и снег, и делал несколько глубоких вдохов. Потом цикл повторялся.
Не знаю, сколько это длилось, может пару минут, а может все двадцать. Хотя нет, вряд ли так долго — я бы уже умер от переохлаждения. В какой-то момент я почувствовал, что я больше не плыву по течению. Струя рассержено швыряла мое тело из стороны в сторону, лямки рюкзака впились в подмышки и грудь. Я с трудом приподнял голову, и обнаружил, что чуть выше меня над самой поверхностью воды склонилась сосна. Такое часто бывает на лесных реках — вода подмывает корни и деревья постепенно "съезжают" все ниже и ниже, пока окончательно не упадут вниз и их не унесет половодьем. Вот именно под таким деревом меня и протащило течением. А ручка моего рюкзака оделась на один из суков, не давая мне плыть дальше. Я понял, что если останусь тут болтаться, то так и замерзну насмерть. Нужно что-то предпринять.
Припадок отступил, и я с трудом принялся действовать онемевшими, деревянными пальцами. Никак удавалось утопить клавишу "краба" поперечной стропы, не дававшей мне выскользнуть из креплений лямок.
"Щелк" — крепление расцепилось, и обрадовавшийся поток выдернул меня и понес дальше. Я почувствовал, что на это ушла вся энергия, остававшаяся у меня. Я замерз и обессилел, припадок полностью подавил мою волю к жизни. Все, что я мог теперь делать — отдать себя на волю потока и смотреть на мрачное, безразличное к моей судьбе небо, рыдающее мокрым снегом уже который час. Картинка кружащегося надо мной снега медленно потемнела и угасла.
10:19, 9 марта, 2042 г. — за пять лет до дня "Ч", г. Ярославль.
