Я вам не Сталин... Я хуже! Глава заключительная. И сим победиши!

Я вам не Сталин... Я хуже! Глава заключительная. И сим победиши!

Шумилин А.И. «Ванька-ротный»:

«Война — это как раз то, о чём не говорят, потому что не знают. Из стрелковых рот, с передовой, вернулись одиночки. Их никто не знает, и на телепередачи их не приглашают, а если кто-то из них и решается сказать правду о войне, то ему вежливо закрывают рот…

Вот и сейчас, я пишу и вижу — они передо мной, как живые… Я вижу изнуренные, бледные лица солдат, и каждый из них, умирая, хотел что-то сказать… Сказать тем, кто останется после них жить на этой земле, пропитанной их кровью. Эти мысли и не дают мне покоя.

Они — фронтовики и окопники стрелковых рот, перед смертью жестоко мёрзли, леденели и застывали насмерть в снежных полях на ветру. Они шли на смерть с открытыми глазами, зная об этом, ожидая смерть каждую секунду, каждое мгновение, и эти маленькие отрезки времени тянулись, как долгие часы.

Осужденный на смерть, по дороге на эшафот, так же как и солдат с винтовкой в руках, идущий на немца, всеми фибрами своей души ощущает драгоценность уходящей жизни. Ему хочется просто дышать, видеть свет, людей и землю. В такой момент человек очищается от корысти и зависти, от ханжества и лицемерия. Простые, честные, свободные от человеческих пороков солдаты каждый раз приближались к своей последней роковой черте.

Без «Ваньки-ротного» солдаты вперёд не пойдут. Я был «Ванькой-ротным» и шёл вместе с ними…».

Маршал С.К. Тимошенко, Нарком обороны СССР, 1940 год:

«У нас еще много брехни. Бывают случаи, когда набрешет много, а на самом деле, если коснуться глубже в существо дела, то там многое не так, о чем тебе докладывали. Я думаю, что этот род брехни у нас еще живет, но корень ее не в самих людях, люди у нас хорошие, а в нашей системе. Вот за перестройку этой системы мы и должны сейчас взяться, воспитать в себе нетерпимое отношение к любому, даже малейшему недостатку».

Генерал-майор танковых войск В. Г. Лебедев:

«Если солдат совершает подвиг, то это означает, что его командир или дурак, не способный видеть дальше своего носа, или подлец, для которого чужая жизнь копейка».

Карл фон Клаузевиц:

«Если профессия военного вообще что-то значит, она должна опираться на непоколебимый кодекс чести. Иначе те, кто следует за барабанами, будут всего лишь кучкой наёмных убийц».

Следующий день после закрытия моего бюллетеня был 1 февраля 1941-го года — воскресенье и, проснувшись с конкретного бодуна, я решил устроить себе выходной…

Ведь я же не Сталин и Трудовой кодекс чту свято!

А по нему, в воскресенье у всех трудящихся заслуженный отдых.

А я кто, если не трудящийся?

Эксплуататор, что ли?!

Сча, репрессирую…

До обеда опохмеляясь минералкой, бродил как призрак отца Гамлета по дому, не подходя к раскалившемуся от звонков телефону и, рассеяно огрызаясь на бухтение своей благоверной, типа:

— И где мои глаза были, когда замуж выходила… Ведь говорила же мне мама…

— Не трож покойную тёщу! Это святое.

— Что за мужик? Не успел день проработать, как на больничный, а затем в запой…

— Это смотря как работать, Валентина Васильевна! Иной и за один день — столько «дров наломает», что и целый «ГУЛАГ» на лесоповале — за год не управится. И вообще: убавь громкость, любимая — и без тебя голова трещит.

— Пить меньше надо, чтоб голова не трещала!

— Всего ж по «флакону» на рыло… Да куда уж меньше?!

* * *

Естественно, не просто так ходил-бродил, а размышлял: а не погорячился я вчера по пьяному делу — решив поставить во главе армий и фронтов «цивильных»?

Однако чем ближе к обеду, тем всё больше и больше я убеждался, что я на правильном пути.

Приведший Францию к победе в Первой мировой войне политик и государственный деятель Жорж Клемансо — которого в идиотизме никак не заподозришь, сказал как-то:

«Война — слишком серьезная вещь, чтобы доверять её военным».

За ним эту фразу повторяли Черчилль и прочие и, ни разу я не слышал, чтоб её кто-то подверг хоть какой-нибудь серьёзной обструкции. В соответствии с ней, «в моё время» в Европейских странах назначали министрами обороны кого угодно — хоть женщин на сносях, как это было в Испании…

Но только не генералов!

А мы же, с непосредственностью альтернативно одарённого дитяти ржём над этим и считаем, что если человек хороший пастух — то и сельским хозяйством в целом, он руководить сможет… Коль шахтёр — ударник труда, то его надо обязательно назначить руководить стахановским движением… Если лётчик сбил с десяток самолётов противника — то и все Военно-воздушные силы страны, ему по плечу.

А потом удивляемся:

— А почему это в отличии от людей, у нас всё через жоппу?

Мы сравниваем несравнимое, путаем совершенно разные понятия и, при этом то и дело талдычим, бия себя кулаками по гордо выпяченной тельняшке на грудях:

— Если надо — повторим!

А вот через такой «повтор» пройти не желаете?

«…Но, пожалуй, самая страшная картина днем 21 сентября складывалась на берегу, в районе центральной переправы. Среди обгоревших развалин портовых складов и сооружений, беспорядочно сваленного заводского оборудования, которое не успели эвакуировать, скопились сотни жителей и беженцев, ожидавших погрузки на корабли. Здесь же вповалку лежало множество раненых, брошенных на произвол судьбы. Помощь им никто не оказывал, продовольствия почти не было. Мучаясь от жажды, многие люди подползали к реке и пили воду прямо из нее. Повсюду среди воронок валялись изуродованные трупы и человеческие останки, которые никто не хоронил. Вонь от разлагающихся тел, стоны раненых, крики женщин и плач детей, грохот взрывов и вой сирен немецких пикирующих бомбардировщиков создавали у любого, кто видел этот ад, ощущение конца света.

Когда к берегу причаливала очередная баржа или паром, начиналась поспешная разгрузка. Спрыгивающие на берег солдаты стремились поскорее попасть под обрыв, чтобы уйти с открытого пространства. Беженцы, наоборот, стремились как можно скорее попасть на судно. В этот момент начиналась страшная давка. Потерявшие человеческий облик люди, сминая и втаптывая в грязь друг друга, с дикими криками ломились на причал. Малочисленные сотрудники НКВД с автоматами были не в силах контролировать этот процесс. И тут происходит самое страшное: в небе появляются немецкие самолеты. С ощущением собственной безнаказанности они ровным строем идут прямо над берегом. С ужасом люди видят, как отделяются бомбы и с воем устремляются вниз.

Корабли тут же отчаливают и устремляются прочь от берега. Люди виснут на бортах, многие падают в воду, но их никто не спасает, каждый предоставлен сам себе. Те, что на суше, бегут, наталкиваясь друг на друга и спотыкаясь в поиске каких-нибудь укрытий. Кто-то просто ложится там, где стоял, и закрывает голову руками. Гремят взрывы, в небо поднимаются огромные столбы воды, песка и щебня. Некоторые бомбы взрываются прямо в толпе, разбрасывая на сотни метров куски человеческого мяса и ошметки одежды. Вскоре две последние уцелевшие пристани охвачены огнем. Пламя и дым полностью скрывают из вида восточный берег. Через некоторое время налет заканчивается, и все начинается сначала. Трупы и останки погибших никто не убирает, до них вообще нет дела. Тяжелораненые тоже брошены умирать. Вскоре по ним уже ездят автомобили, раскатывая в дорожной колее то, что еще недавно было человеком...1».

Желающие «повторить» уже построились в очередь?

А может, следует присмотреться-приглядеться к мировому опыту?

Как там у них?

Взять к примеру армию США, которая в 30-е была одна из самых маленьких в мире (130 тысяч «штыков») и уступала по численности даже таким «великим державам» как Польша, Румыния и Чехословакия. За время с декабря 1941-го — когда Америка официально вступила во Вторую мировую войну и, по сентябрь 1945-го — её вооружённые силы стали самыми мощными в мире, насчитывающими двенадцать миллионов солдат и офицеров.

Вот и вопрос на засыпку: откуда, из каких «Вест-Пойнтов» — взялись командующие американскими батальонами, полками, дивизиями, корпусами и армиями?

А ведь при каждом должен быть штаб от десятка до пары сотен человек!

Так откуда ж «дровишки», если по утверждениям наших военных специалистов и историков, для подготовки майора — способного организовать работу штаба полка, требуется целых двадцать лет?

«Там» этой темой не интересовался, увы…

«Знал бы прикуп — жил бы в Сочи!».

Но уверен что в отличии от нас, не имея такого сонма генштабистов — окончивших «академии», американцы обладали ещё большим количеством управленцев-менеджеров — прошедших не менее жёсткий отбор рынком, чем сталинские выдвиженцы «планом».

Вот они то и встали во главе частей и соединений американской армии.

Кто-то скажет, что американская армия воевала плохо и, за ней не числится таких выдающихся подвигов — как штурм и взятие Берлина, к примеру…

Отвечу: а перед ней разве ставились такие задачи?

Зачем?

«Не считаясь с потерями», русские дурачки разгромят Германию, захватят столицу Рейха и отдадут «главному спонсору» его львиную долю.

Армия есть инструмент внешней политики и если по результатам войны Штаты стали контролировать три четверти бывшей столицы бывшего Третьего Рейха (Западный Берлин) и двумя третями послевоенной Германии (ФРГ) — то значит, воевала она достаточно хорошо.

И самое главное: обошлось ей это всего в 405339 погибших — американцы подчитали свои потери вплоть до последнего солдата, официально и с положенными воинскими почестями похороненного в сентябре 1945-го года. А мы до сих пор «статистические погрешности» — миллионами (а то и десятками миллионов) считаем и, разыскиваем по лесам да по болотам кости непогребённых защитников Родины.

* * *

После сытного обеда кемарнув часок, исполнил супружеские обязанности — которые был не в состоянии исполнить ночью, окончательно пришёл в себя и, оставил все сомнения за поребриком, сам позвонил Бонч-Бруевичу старшему… Поздоровался, не забыл спросить про здоровье «после вчерашнего», анау-мынау и, наконец вопрос «в лоб»:

— Михаил Дмитриевич! Наш вчерашний договор в силе?

Тот, довольно бодро:

— Уже работаем над претворением его в жизнь, Иосиф Виссарионович.

Приятно осознавать что в отличии от меня — могущего позволить себе денёк побездельничать деспота и тирана, угнетаемое мной народонаселение трудится даже в выходной и про «КЗОТ» лишний раз не вспоминает.

Естественно не мог не поинтересоваться:

— И каким образом Вы претворяете наш договор в жизнь, Михаил Дмитриевич? Если не секрет, конечно…

Тот, сама любезность:

— Какие могут быть секреты от Верховного Главнокомандующего, Иосиф Виссарионович?

— Ах, да… Иногда забываю кто я такой. Ну так я Вас внимательно слушаю?

— Вы не забыли случайно, что у нас должности командующих двумя военными особыми округами — Западного и Киевского, вакантны? Кого собираетесь назначить вместо Павлова и Жукова?

Голова вновь начала болеть:

— Ох не сыпьте мне соль на… Везде. Не знаю и до понедельника — думать даже на эту тему не хочу.

Тот понимающе хихикает и затем спрашивает:

— Вашими словами — «вопрос на засыпку»: кто в отсутствии командующего, руководит в РККА военным округом?

— Смею предположить, что начальник штаба.

— А вот и не угадали, Иосиф Виссарионович! Военный совет округа.

Так, так, так…

— И кто же у нас самый главный член военного совета Киевского военного округа?

— Корпусной комиссар Николай Николаевич Вашугин. Знаете такого?

28 июня 1941 года, не вынеся разгрома советских механизированных корпусов в «треугольнике» Дубно-Луцк-Броды — он застрелился, что говорит о том, что в отличии от того же Жукова — совесть у него была.

Отвечаю:

— Ну а как не знать! Не знаю какой из него ВРИО командующего округом — скорее всего никакой, но как комиссар — он вполне на своём месте.

— Мы в данный момент готовим проект постановления «ГКТиО», по которому председатели советов народных комиссаров республик — в которых расположены «особые» военные округа, получают полномочия генерал-губернаторов времён Российской империи. То есть в их руках будет сосредоточенна вся административная и военная власть — в том числе и над военными советами округов, которые необходимо усилить хорошими руководителями-администраторами из Центра.

И вот в этом месте я призадумался:

— «Военные советы», говорите…?

* * *

Однако если в отечественных «сусеках» поскрести — тоже кое-что интересно-полезное найдётся, не только в заокеанских.

У всех на слуху командующие армиями и фронтами — на них возливалась вся слава побед и возлагалась… Ответственность за поражения же — в любом случае возлагалась и, доныне возлагается — на «Усатого», его «сатрапов» — вроде Мехлиса, или в крайнем случае — на коварных, вероломных и неожиданных фашистов.

Ух, какие бяки нехорошие!

Наши же командующими армиями и фронтами — вне всякого подозрения, аки похотливо-блядовитая супруга Юлия Цезаря.

Даже генерала Лукина — сдавшего «дальние подступы к столице» и самого сдавшегося в плен — и того Героем России сделали… Стало быть — официально призвали тех у кого «профессия — Родину защищать», на него равняться. Так что не за горами тот день, когда…

Ну, это я отвлёкся!

Лишь Власов у нас пока в предателях значится, да и того — того и гляди реабилитируют и, из нацистских прихвостней — сделают защитником демократических свобод и общечеловеческих ценностей.

По крайней мере такова тенденция на лицо.

Однако историки очень редко упоминают, что у любого командующего есть штаб во главе с начальником штаба.

Вот к примеру, кто был начальником штаба 1-го Белорусского фронта Жукова во время Берлинской операции?

Да никого не было — он сам всё разруливал!

«Маршал Победы» же: на кой ему штаб — только под ногами путается.

По крайней мере в «Размышлениях и воспоминаниях», ни про каких «начальников штабов» не упоминается:

— Я так решил и точка!

Ну а если что пошло не так:

— А вот здесь мы облажались, уважаемые потомки…

Кто «мы»?

Молчит, проклятый!

И тем не менее, в отличии от чести и совести — был у Георгия Константиновича штаб, был и начальник штаба…