Сумерки. Светит заходящее солнце, но ночь уже вступает в свои права. Что может быть прекрасней вечернего леса? Загадочное перешёптывание деревьев, шорох кустов, тихий шелест травы... запах хвои, листьев и ещё чего-то, трудно уловимого, того, что придаёт лесу незабываемый аромат и свежесть. Как же восхитительна живая природа! Любой, кто попадает сюда, замирает, стараясь запомнить этот чудесный момент. Кажется, что лес, как огромное разумное существо, говорит с тобой, пытается что-то разъяснить, подсказать, помочь...

Уж от чего, а от помощи лейтенант Генрих Шнейдер не отказался бы, так как стоящая перед ним задача была, мягко говоря, очень трудна в решении: спасти себя, свою роту, прорваться к линии фронта, выскользнув из сжимающихся клещей вражеских отрядов, уйти на пополнение, отдых (главным образом — моральный), и снова вернуться в строй, но уже зная, что рядом есть кто-то, кто поддержит в случае неудачи.

Солдаты, что лежали сейчас позади, прошли вместе с командиром не один бой — бывали и под огнём, и на огне, ходили по минным полям, держали оборону с винтовками против танков, и потому свято верили — лейтенант что-нибудь обязательно придумает, не бросит их здесь на произвол судьбы. Сейчас разведгруппа в составе Шнейдера, ефрейтора Шульца и рядовых Нойманна и Ланге внимательно проверяла лежащий впереди участок леса. Только что вернувшийся Нойманн сообщил о большой поляне, буквально в двухстах метрах от маскирующегося отряда. Её диаметр не превышал сотни шагов, но Генрих не торопился отдавать команду к выдвижению. Пойти напрямик и закончить так, как сделал его друг Мартин — самая последняя глупость. Гораздо лучше будет обойти по правой стороне — тогда, если верить карте, появится возможность выбраться к мосту, охраняемому — по крайней мере лейтенант на это рассчитывал — немецкими войсками. Хотя после того, что бойцы доблестного Вермахта увидели за две недели наступления на СССР, их убеждённость в несокрушимости германских армий дала глубокую трещину, и потому никто даже не надеялся на удачу. И офицеры, и рядовые прекрасно понимали, что окопавшаяся у переправы танковая дивизия — слишком заметная цель для советских самолётов, и скорее всего выходящую из окружения роту ожидает оплавленная земля и остовы разбитых панцеров, но никак не тёплый привет родных командиров.

Ещё был вариант, предложенный Шульцом — не пробираться к мосту, на котором их почти наверняка ожидает противник, а уйти вглубь лесного массива, добраться до деревеньки, где рота (тогда ещё батальон) пыталась противостоять фланговому удару бронетанковых частей Красной Армии, и двигаться вдоль одной из больших дорог, по которым совсем недавно прибывали подкрепления. Само собой разумеется, что деревня уже давно превращена в смесь грязи, щебня, древесины, мяса и ценных металлов, и оборонительных позиций как таковых там не наблюдается ещё со вчерашнего утра. Да и безопаснось дорог ставится под сомнение — по всем направлениям наверняка рыщут вражеские патрули, стоит хоть одному пропасть — поднимется тревога, а найти в лесу пусть неполную и хорошо обученную, но всё-таки роту солдат — раз плюнуть.

Однако это был один из кратчайших путей в немецкий тыл, за несколько дней вторжения ставший линией фронта — несмотря на плотность деревьев, в северной и западной стороне слышалась артиллерийская канонада. Чуткое ухо Шнейдера различало выстрелы зениток "ахт-ахт", которые после первых часов войны использовались только в качестве противотанковых пушек — наводчики не успевали развернуть орудия вслед за новыми советскими истребителями, в первую же неделю сломившими сопротивление Люфтваффе в приграничных областях. Битва за господство в воздухе оказалась с треском проиграна, наземные части ПВО расписались в собственном бессилии, и теперь наступающие оказались без поддержки, под постоянными налётами русских самолётов. При этом приказа идти на Восток никто не отменял, несмотря на ужасающие потери в личном составе во всех войсковых соединениях. Лейтенант подозревал, что дать команду на отступление и перегруппировку попросту некому — большая часть штабов оказалась уничтожена вражеской артиллерией уже на пятый день после объявления войны. И он был сильно раздосадован тем, что интуиция, всегда выручавшая его в тяжёлые моменты, сейчас молчала в тряпочку. Хотя чувствовал он, что что-то не так с этой Россией. Гитлер говорил, что Советы — это "колосс на глиняных ногах". В свете открывшихся обстоятельств — на каких ногах стояла Германия?...

Далёкий грохот разрывов приблизился, и Генрих заволновался. Если сражение перейдёт в этот район, ему и его подчинённым придётся либо бежать, либо принимать бой. В первом случае их легко могли обнаружить, во втором шансов на победу практически не было. Лейтенант условным знаком приказал никому не двигаться, а сам пополз вперёд, изредка цепляясь за валяющиеся сучья и ветки. Добравшись до края поляны, он, стараясь лишний раз не шевелиться, достал бинокль и осмотрел пустое пространство впереди. Хм, поляна как поляна — просвет в сплошном массиве деревьев, таких вокруг не один десяток, да вот беда — коварство русских не знало границ, и заложить мины с общим взрывателем в глухом лесу, похоже, не составило для них особых сложностей. Во всяком случае, Мартин погиб именно так — его отряд как раз перебирался на другую сторону, когда один из солдат наступил на спрятанный механизм, и на поляне разразился свинцовый шторм, превращая в кровавую кашу находившихся рядом людей. Спустя три секунды от взвода бойцов остались только кровавые ошмётки и куски обмундирования, с лежащим тут и там поломанным оружием. Никто даже не успел крикнуть.

Так, что это за звук? Шнейдер поднял взгляд и замер — в небе летела девятка "Юнкерсов". Вокруг них вилось не меньше пятнадцати "Мессершмитов". Лейтенант протёр глаза, проморгался, после чего ущипнул себя за руку — не помогло. В небе действительно находились машины Люфтваффе. Вот четыре истребителя свернули куда-то за лес. Раздался звук длинных очередей, затем чудовищный по силе взрыв — кажется, пилоты попали по складу с боеприпасами или чему-то ещё, что могло сдетонировать с такой силой. Через несколько мгновений один из бомбардировщиков лёг на крыло и стал снижаться в том же направлении. Вой падающих бомб огласил окрестности. Снова разрывы, столбы дыма поднялись над лесом. Затем самолёты вернулись на свои места, кроме отбомбившегося "Юнкерса" и двух "Мессершмитов": эти сделали полукруг над лесом и повернули назад, бомбер — за боеприпасами, истребители — очевидно, в качестве прикрытия.

Душу Генриха наполнил восторг — значит, ещё не всё потеряно, и наступление на СССР продолжается? Верховное Командование нашло резервы и бросило их в бой? Прекрасно! Просто прекрасно! Шансы на выживание сильно выросли! Пилоты летят... ага, с запада на восток, с небольшими поправками, разумеется. Значит, и вправду где-то проходит линия фронта, на которой до сих пор держатся части Вермахта, не давая большевикам продвинуться за пределы своих территорий. Следовательно, есть и целые, неразрушенные аэродромы — не с земли же взлетали эти ребята? Получается, не так страшен коммунист, каким его представляли солдаты буквально вчера, после нахождения полуживых танкистов из соседнего батальона. Германская армия ешё крепка, и её мощи хватит, чтобы отразить подлые удары противника! Остаётся только ждать момента перелома...

Эскадрилья исчезла за линией древесных крон, и Шнейдер, полежав пару минут, продолжил ползти по краю поляны, огибая её с правой стороны. Откуда-то появились новые силы для уже надоевшего занятия — внимательного наблюдения за окрестностями. Хотя какие окрестности в густом лесу? Максимум на тридцать метров видно, а обычно и на десять. Но это не играло никакой роли — лейтенант обладал прекрасным слухом, и мог вполне положиться на него в случае, если врага не будет видно. А пока... встанем-ка мы на ноги! Нет, не во весь рост, конечно же — в полуприсяди, и пойдём дальше...

Через несколько минут осторожной ходьбы Генрих выбрался к нескольким полуразрушенным зданиям, стоящим на опушке леса. На противоположной стороне также был лес — следовательно, это снова поляна. Солдатам требуется отдых — вот и постройки, судя по всему, не занятые противником. Следов боя не наблюдается. Конечно, по развалинам могут ударить — для профилактики, на столь любимый русскими "авось", но... немец решил надеяться на лучшее и разместиться здесь, благо крыши сохранились.

Генрих быстро перебежал через открытое место и зашёл в дверной проём двухэтажного кирпичного строения. Непонятно, что тут было раньше — ни остатков мебели, ни вещей, ничего — только неровный земляной пол с кусками раскрошенного бетона. Каменная лестница наверх — второй этаж и чердак пусты. Рядом с двухэтажкой расположен вытянутый в длину сарай, сколоченный из досок, и нечто вроде низенькой водонапорной башни — подобное лейтенант видел у себя на родине, но там всё выглядело более-менее прилично, а здесь... тяп-ляп, лишь бы работала, а остальное неважно. Но главное — дверь была выломана и валялась тут же, и следовательно, можно забраться наверх и осмотреться вокруг.

"Да, это лучше сделать сейчас, и только потом идти за своими. — Решил Шнейдер и, прокравшись вдоль стены сарая, подобрался к каменной кладке. — Может, тут рядом советская дивизия встала лагерем, а мы придём отдыхать — вот будет потеха им и горе нам." С этими мыслями он заглянул внутрь. Пусто, в смысле — никого, только ржавые трубы тянутся вверх к такому же ржавому резервуару. Ну и лестница, ведущая ко втрому и третьему этажу. Насос, надо полагать, в самом низу — подвал, значит, тоже есть. Где вход?

Вход обнаружился с противоположной стороны — запертый на старый амбарный замок. Сорвав его и достав дефицитный в плане заряда фонарик, Генрих осветил внутренности помещения. Ндааа... Всё ржавое, насосы насосами назвать нельзя, трубы местами расколоты, местами вообще развалились коричневым песком. Когда же строили эту водокачку? Лет десять, а то и двадцать назад, не меньше... а затем забросили — почему?

Впрочем, лейтенант не привык уделять подобным вопросам много внимания — его интересовало только то, что чистой воды здесь нет. Это было плохо — запас питьевой воды во флягах стремительно уменьшался, а пополнить её негде. Также никто не знает, сколько им предстоит бродить по русским лесам, и когда они выйдут к своим. Плохо, очень плохо. Остановиться здесь можно только на ночь, а дальше надо снова идти к реке — пополнять запасы. Да и вероятное нахождение на окрестных территориях противника делает остановку на таком заметном объекте очень рискованной.

Закончив осмотр, Генрих забрался на самый верх водокачки. Крыша была разобрана или наоборот — не достроена, так что обзор был просто замечательный... насколько это позволяла высота башни. Но он не жаловался — с такими вводными, как угроза смерти в случае, если они не будут знать, куда нужно идти, даже это было подарком судьбы.

Солнце уже спускается к горизонту, надо поторопиться. Взгляд на восток — тишина... ничего не видно, кроме бескрайнего леса. Хотя нет — чуть к югу начинаются какие-то поля. Но там ничего не различишь даже в бинокль. Теперь на юг. Вот оттуда они пришли. Дым с того места, где была деревня — неудивительно, в общем-то, после вчерашнего ада. За деревней — движение, и опять-таки не понятно, кто или что это. Явно не союзники. Поворот на запад. Как и предполагалось — отголоски взрывов и выстрелов шли именно с той стороны. Вспышки света, столбы густого, чёрного дыма, уже погрузившие те районы в темноту...

Напоследок лейтенант посмотрел в северном направлении — и ему стало не по себе. Буквально в трёх километрах стояло то, что когда-то было мостом через реку. Удалось различить опорные конструкции и переломаное, скрученное от чудовищного жара железо. А за мостом...

...а за мостом была выжженая земля. Шнейдер никогда не думал, что это выражение сможет воплотится в реальности. В крайнем случае — с врагами Рейха... но не с германской армией! Искать на серо-пепельной поверхности даже признаки присутствия там живых людей было бессмыслено с самого начала — но немец, судорожно прижимая к глазам бинокль и щуря глаза, всё пытался найти хотя бы остатки позиций, на которых должны были закрепиться танки Вермахта. Нет... Ничего... Как будто от того огня, который прошёлся там пару дней назад, расплавилась сама сталь, превратив некогда непобедимые панцеры в жалкие лужицы металла... Проклятье... снова шум... шум пропеллеров... пропеллеров?!

Генрих быстро спустился на лестничный пролёт и, прижавшись к холодным ступеням, стал ожидать появления летунов. Вот шум ближе... ещё ближе... да где же они... ага! Идут у самой земли с востока на запад, и пролетят чуть в стороне от башни. Кто там у нас? Кажется, старые знакомые — "Юнкерсы" и "Мессершмиты"! Хмм... вот только бомберов-то в строю и нет. А из полутора десятка истребителей сейчас летело всего пять, причём один был с рваной дырой в крыле. Как не оторвалось само крыло и как самолёт до сих пор не упал — Шнейдер мог только гадать. Но делать это ему пришлось недолго — вслед улепётывающим асам Люфтваффе пролетело... лейтенант даже не мог определиться, как назвать эту ветряную мельницу, которая под "шух-шуханье" своего огромного винта двигалась за лётчиками. Чёрный с тёмно-зелёными разводами цвет, большой пропеллер сверху, который, очевидно, и создавал подъёмную силу, маленький — на хвосте. Небольшие выступы-крылья по бокам. Снизу висит что-то вроде пулемёта, под крыльями — по два длинных и тонких орудийных ствола. В целом машина была крохотной по размеру — раза в два меньше того же "Мессершмита". Странно: кабины пилота нет — ни спереди, ни сбоку, ни сзади. Да и вряд ли там человек уместится — слишком мал корпус. Тогда как ею управляют?...

Тем временем "винтокрыл" — так решил назвать советский чудо-самолёт Шнейдер — снизил скорость, а затем и вовсе завис в воздухе. Одно из орудий под левым крылом чуть шевельнулось, раздался треск, какой иногда бывает во время грозы, вспышка голубого света — и выбранный в качестве цели истребитель превратился в огненный шар. Вслед за "винтокрылом" вылетело ещё два его собрата, такие же чёрно-зелёные и маленькие — первый из них сделал три выстрела подряд, в результате чего немецкие лётчики недосчитались ещё пары своих товарищей. Третий луч — а выстрел выглядел именно как луч, протянувшийся от советской машины к противнику — только слегка задел крыло самолёта. Всё бы ничего, но это был тот самый "дырявый" истребитель, державшийся в воздухе на честной германской стали и молитве пилота. Крыло отвалилось, а сам фюзеляж со вторым крылом и человеком внутри спикировал вниз, где и разлетелся на множество горящих обломков. Три советских "винтокрыла" секунду оставались неподвижными, а затем принялись догонять оставшегося в живых лётчика Люфтваффе.

Последний "Мессершмит" попытался сбить прицел вражеским стрелкам — резкий переворот в горизонтали — "бочка", затем выход в вертикаль с таким же переворотом, и как завершение — "мёртвая петля". Благодаря ей ас вылетел за спину своим противникам и открыл ураганный огонь из пулемётов. Еле видные при свете дня трассера очередей впились в один из "винтокрылов", раздирая тёмную броню на клочки. Снова вспышка — и Генрих едва сумел сдержать радостный крик: советская машина пошла к земле, полыхая голубоватым огнём и разбрасывая вокруг капли расплава. Сделав ещё переворот, который, очевидно, должен был повторно показать мастерство пилота, немецкий истребитель лёг на правое крыло и стал облетать замершего в ступоре врага.

123 ... 151617

↓ Содержание ↓