Из быта 1918 года переживаемых моментов гражданской войны в момент восстания Ижевских фронтовиков

Из быта 1918 года переживаемых моментов гражданской войны в момент восстания Ижевских фронтовиков.

В тот момент когда назревал вопрос тесной спайки нашей партии РКП(б), в это время я работал у станка в Ижевск. Заводов, на последних наших общих собраниях, в последних числах июля 1918 г., пришлось заслушать доклад о нашей 2-й армии, которая группировалась в то время в. Красном Прикамье, где тов. Седельников вкратце сделал доклад, и из последнего было учтено Ижевской организацией о необходимости поддержки молодой армии. После чего вопрос решался коренным образом, в первую очередь о пополнении коммунистических сил и во вторую армию, здесь после долгих прений выступавших ораторов: Пастухова, Лихвинцева, Матвеева, Фикина, Жечева и проч. после чего постановили влить коммунистической силы путём мобилизации. В тот же вечер после решения данного вопроса был сделан перерыв, объявленный на неопределённое время, а в промежуток данного перерыва комитетом пересматривался список мобилизованных коммунистов, выдвинутых самим Комитетом Р.К.П.(б).

За выполнением данной работы, перерыв длился продолжительное время. Некоторые озабоченные товарищи, ходя по залу комитета, менялись мнениями. "А как же мы оставим Ижевск, ведь нас останется очень мало", — это говорил тов. Ульянов, который был совершенно прав. Здесь создавалось общее впечатление, и все близко стоящие товарищи по данному вопросу старались выявить какие-либо меры предосторожности, и так в кратких словах каждый старался обменится своими мнениями о ближущих вопросах гражданской волны в красном Прикамьи.

В действительности же, совершенно не трудно было это учесть, тогда когда заслушали представителя нашей молодой армии тов. Седельникова, который в конце своего доклада подчеркнул строго: "Необходимо снабдить нашу армию оружием и патронами, а главное живой силой". Из этого вывода каждый давал себе отчёт о значении данного в вопроса. Под"ём духа чрезвычайно был высокий всех присутствующих. Так или иначе, в действительности положение было шаткое, так как за нашей партией РКП(б) существовала партия офицерства, которая называлась в то время союзом фронтовиков, но в тот момент нельзя было разоблачить слой и ея качество, хотя и проделано было в этом направлении, но первичность была не так решительная, в сравнении современных мер, но в одно и тоже время нельзя этот союз было вести за собой, по — понятию: как организованных, главное, судя по составу самого союза, и с другой стороны более по качеству "классики". Такие были взгляды наших товарищей в момент перерыва.

Некоторые из товарищей, как например тов. Ульянов, жестоко оглашал, ходя по залу, о доводах, которые готовились против нас, после всего выразив одно, пойдём на фронт, и всё вообще нужно сказать настроение товарищей не теряло надежды, держа на страже своё оружие в руках.

И так снова открывается продолжение общего собрания, об"явленное тов. Женевым, а товарищ Пастухов, Матвеев, Лихвинцев, Фокин об"являют результаты партийной мобилизации, из чего видно было, что состав был качественный, по окончании же зачитки списка мобилизованных были допущены некоторые оговорки, как по семейным обстоятельствам и разные случаи.

Через несколько минут вопрос улаживается. На ряду с этим стоял вопрос о самоохране гор. Ижевска, этот вопрос быт затронут одним из мобилизованных товарищей Коровановым, который пояснял, что самоохрана Ижевска происходит обывателями, что есть не весьма надёжные, а поэтому считать необходимостью самоохрану снять, что и было в действительности не допустимым. Так было в Ижевске: раздано 825 винтовок, что составляет "Пловучий полк" в лице которого и были фронтовики, о чём скажем ниже. Таким образом и кончается собрание и в тоже время объявляется мобилизованным для получения обмундирования сбор. Время уже ровно 12 часов, все товарищи разошлись по домам, а утром каждый направлялся в свои канцелярии, для получения расчёта и в основу каждого товарища ложилась обязанность, как члену РКП(б) постараться с"агитировать добровольцев и коим сделать запись, что и было фактически проделано многими товарищами, эти работы продолжались в течении трёх дней. В первый же день данной работы я получил предписание от существующего в то время Военного Отдела, Лихвинцева и Фокина, срочно выехать с сопровождением оружия во вторую армию. Собравшись для сопровождения назначения товарища Циганчук, Сошников, Туранов, Попов последния с таковым поручением спешно направились по [49] Гольянской желдороге в Гольяны.

На пути в Гольяны странным образом пришлось узрить человека, стоявшего около линии железной дороги, который крадучи высовывался из-за кустов, но точно рассмотреть его но удалось, так как поезд мчался быстро.

От"ехав саженей сто, фигура высунулась с винтовкой в руках на линию железной дороги и последний высоко подняв руку грозил кулаком.

Сидя на последнем вагоне, где были погружены перекалиновыя шашаки, тогда когда обернулся к своим товарищам, то эти фигуры исчезли, и далее мы продолжали своей намеченный путь.

Прибыв в Гольяны, один из наших товарищей, некто Туранов, направился в контору Цехкома тов. Колдубе, который нас и встретил, информируя о приходе парохода, который уже из Сарапула вышел. После этого все пять вагонов были поданы к пристани, где до 11 часов ночи охраняли всё врученной для второй армии.

По прибытии парахода тотчас же совершили погрузку, и по окончании таковой параход направился в Сарапул, а мы направились в контору складов для отдыха до отхода поезда в Ижевск.

В три часа утра нам было сообщено о случившейся в Ижевске тревоге, после чего было дано нам распоряжение о спешном возвращении в Ижевск, одновременно тов. Колдуба сообщил о происхождении митинга, совершённого ровно в три часа ночи тов. Лихвинцевым и комитетом партии РКП(б), поняв всё это, пришли в отчаяние и с нетерпением ждали отходе поезда в Ижевск. После всего прибыв в Ижевск, каждый из нас направился в Военный Отдел, где отдав отчет сопровождения, некоторые пошли по домам, но некоторый не пошли, ибо настроение духа обывателей витающей учредилки было бурное и отчаянное, но всё это было вызвано тем, что совершенно не подвергалось к огласке о падении гор. Казани.

Я не пытаюсь описать всё точно о этой речи, но хорошо знаю на этом митинге собраний, в два часа ночи, дав тревожный свисток, была об"явлена мобилизация трёх годов: 95-96-97. Вот где была неисправимая наша ошибка, тогда когда мы сами объявили падение города Казани, какое дело до этого обывателей во главе которых существовал "Союз фронтовиков".

После всего этого нужно отметить итоги нашей мобилизации. В действительности такая численность мобилизованных стояла у Военного Отдела на регистрации, где и видно было, как будто всё это было отзывчивое со стороны мобилизованных, но другое: последние старались занять наше внимание на этом деле, дабы иметь полную возможность вершить дела, то, что произошло в гор. Казани, и это как факт в момент данной мобилизации, кои уже были зарегистрированы, предъявляли требования в категорической форме о немедленном вооружении, но такая отзывчивость была нашим комитетом разгадана, в отдельных случаях. Прежде всего на такие требования нам приходилось точно также давать срочные требования, а главное произведен ли расчёт. Во многих случаях это умалчивалось, с этих доводов разгадан момент начинания заговора восстания Ижевских рабочих, всё это было ясно каждому. В большинстве мобилизованных насчитывалось 425 офицеров старой армии, тогда как мобилизованные приходили в мастерские, то таковые, получая расчёт, в то время получали наказ от Лидеров "фронтовиков": "Вы как мобилизованные просите у коммунистов оружия". Эти требования в конце были рядовых, но на это мы просто отвечали: "Будете вооружены на месте, куда Вас назначат". Но в самом разгаре таким ответом не удовлетворялись, а как жаждущие противники к партии РКП изыскивали другие пути.

В момент вербовки добровольцев, то здесь много проскользнули этих лиц с намеченной целью, и кроме этого накануне уже шестого августа фронтовики совершили собрание. Это было вечером за рекой между Старой и Четвёртой улиц, в одном из огородов обывателя, но здесь известными нашими товарищами, Бабушкиным и Рогалёвым, членами Штаба Милиции были приняты самые строгие меры, и сборище таковых было разогнано, но так или иначе последние срою работу продолжали. Следовательно, уяснив все эти доводы, в ночь на седьмое августа тов. Бабушкин нас вызвал для ареста одного из видного фронтовиков Солдатова. Получив документы, мы направились в числе шести человек для исполнения такового, спустя некоторое время, порученное было исполнено и препровождён в военный отдел. [50]

В такой плоскости протекала ночь на 7 августа. Утром 7 августа в 7-мь часов утра происходила усиленная обмундировка добровольцев и одновременно с этим происходил сбор мобилизованных лошадей, но эта операция уже заканчивалася и задачу всё же считали выполненной.

Наблюдав за общим течением рабочих, мне случайно пришлось пойти с одним добровольцем в завод с некоторыми поручениями тов. Фокина и Лихвинцева. Проходя по мастерской около 9-ти часов утра, представлялась наглядная картина, картина это нечто иное была толкучка, расхаживавшие по цеху целыми грудами, здесь было ясно нужно отметить. Проходя по цехам, один из обывателей меня остановил, который нагло кричал во всё горло, что называется: "Эй, Вы, Большевики, гады!" Подойдя поближе к кучке стоявших, я признал гр-на Дементия Теплоухова, который лихорадочно доказывал: "Помните, у Романова больше было силы, да и то сломили, а Вас много ли?" И так продолжалось без конца, где незаметным образом пришлось исчезнуть, и постепенно последовал в Военный Отдел, где вкратце информировал тов. Лихвинцева и Фокина. Тов. Лихвинцев, собрав все сведения, после чего дал тов. Сидинскому и командиру Астафьеву срочное распоряжение формировки вооружённой силы.

По истечении всего этого я направился проверить пост и, где охранялись арестованные лидера фронтовиков, как Солдатов и проч.

Входя к арестованным, я увидел в дверях отпечатанное на меленьком листочке объявление, в котором говорилось: "Тов. Фронтовики, предлагается всем прибыть к 10-ти часам утра в поверочную мастерскую для вооружения". Здесь меня бросило в ужас в судорожном состоянии, после чего сорвав это объявление, я тут же обратился к арестованным: "Что это за созыв?" — а последние на это ни слова. Здесь не долго думая, я спешно направился к тов. Лихвинцеву, которому вручил данное объявление, который совершенно поразился. В этом направлении мы дали заключение, что мы всюду окружены шпионами, после чего я спешно сменил караул стоящих у арестованных, после чего настроение становилось уже тревожнее. В этот же момент я снова получил срочное распоряжение — немедленно вооружиться, это была дана команда тов. Лихвинцева, который стоял среди двора Военного Отдела. Здесь мигом все коммунисты выскочили в полной готовности и боевым порядком направленных к Совету.

Дружина была малочисленна, всего двадцать человек. Прибыв на место, рассыпались по углам Советской и Коммунальной улиц, где стояла бушующая волна обывателй, подошедших к Совету, среди которых слышались всевозможные требования, на что стоявшие в дверях тов. Холмогоров и проч. отвечали: но обыватели не удовлетворялись таковыми и, заметив окружающее, быстро разбежались. После этого часть коммунистов направилась снова в Военный Отдел, где вкратце информировали Лихвинцева, а также и успокоив караул, настроение коих было единодушное. И едва успев закурить, мы услышали оружейный залп, последовавший от этой кошмарной толпы, которая озверела после объезда тов. Большакова, который был послан для разгона произвольного митинга со своими двумя помощниками, которых свирепая толпа в имени "фронтовиков" растерзала в эту минуту. Благодаря решительности, тов. Большаков успел ускользнуть обратно, об этом было нам сообщено одним из ординарцев, находящегося у Лихвинцева.

В момент первого залпа, последовавшего от белогвардейцев, у нас царила полнейшая паника, и только одно твердил каждый вооруженный: "Живо, в цепь!" И в эту суматоху часто рассыпались по всем углам Михайловской площади, а часть дружинников с частью добровольцев, выстроившись, направились вниз по Ижу для преграждения пути, из довода, дабы не дать перейти вооружённым белогвардейцам во внутрь города. Но здесь уже было поздно. Когда первая полурота во главе тов. Смирнова направилась на своё место, то здесь стреляли из окон и домов обывателей, где тов. Смирнов ниже Бодина переулка был убит из винтовки самоохраны. Такой последовательностью разбежались, первая полурота в данном же процессе прошла всего один вас, как тов. Смирнов на лошади неизвестного ломового был представлен в Военный Отдел, который пал первой жертвой 7-го августа. [51]

После этого, получив распоряжение от Лихвинцева, стянув все силы с Михайловской площади, которая считалась вторая полурота, и направились рассыпным строем вниз по Церковной улице. Доходя до Бодалёвского и Троицкого переулка, был открыт перекрестный огонь со стороны белогвардейцев, и в данный момент нельзя было принять бой, до тех пор, пока мы не разглядели. В последствии оказалось, что стрельба по нашим коммунистам происходила даже из квартиры священника, после чего пришлось ускорить перебежки и дать отпор. И к этому же моменту через позицию павшего товарища Смирнова уже перешли белогвардейские части, которые открыли огонь по нашим частям. Наше положение было безвыходное, кроме того получили перекрестный огонь, как Церковная, Бадалевский и Троицкая, где перестрелка продолжалась несколько минут, в данной перестрелке мы сбили несколько белогвардейцев.

Во время перебежки в обратный путь к Михайловскому собору получили удачу. Это объясняется тем, что белые по церквам стрелять побоялись, так как паралея наша была взята вокурат на Михайловский собор, и таким обрезом без утери вернулись обратно, откуда и было видно всё, что делается на Троицком кладбище, перебежавшими силами восставших. Командовав 2-й полуротой, я дал команду дать залп по железной изгороди Троицкого кладбища, взяв прицел через крыши домов, после чего перебежка белых была остановлена. Вслед за этим показались на заводском пруду лодки, отошедшие от поверочной мастерской, которые были снабжены винтовками для Колтоминских граждан, точно также были перерезаны огнем нашей роты. После этого ружейные выстрелы и пулемёты, стоявшие на Церковном переулке, умолкают на некоторое время, а затем снова изредка работали пулемёты, а главное из окон Совета, откуда производил стрельбу тов. Стариков. Это происходило в момент перебежки белых по долгому мосту, но у этого пулемёта присутствовали товарищи, которых можно назвать слабодушными. Тогда, когда тов. Стариков навел пулемёт на перебежку белых, здесь тов. Матвеев счёл ошибкой, если мол мы будем стрелять по людям, что это будет, значить стрельба была по пусту, тогда, когда можно было дать памяти этому кошмару.

Итак, сидя за бортом Михайловского собора, наша вторая полурота страшно безпокоилась за неустойку порохового склада, после чего пришлось пополнить силы, сняв с постов Михайловского собора, и только проделав намеченное, я встретил отступающий наш штаб во главе Пастухова, Холмогорова и Матвеева, который ехал с пулемётчиком Стариковым, лихорадочно понукая лошадь. В то же время тов. Холмогоров и Пастухов под прикрытием второй полуроты сопровождали кассу. В"ехав в вороты Военного Отдела, мы с тов. Матвеевым направились с пулемётом к Пороховому погребу. Прибыв туда, поставив лошадь, принялись за установку "Максима", поспешно начали отбиваться от приступа белых. Тогда когда положение стало серьёзное, то на этот случай тов. Матвеев направился в Военный Отдел за патронами, а также за инструментами для раскрытия порохового погреба. В этот промежуток я направился к Михайловскому собору, где снял часть товарищей на пороховой погреб. Почти, что одновременно прибыли на пороховую с тов. Матвеевым, последний действительно доставил патроны. Вооружив товарищей, мы пачкой открыли одновременно с пулемётом огонь. Огонь продолжался несколько минут. Здесь снова была выявлена нерешительность со стороны пулемёта: в лице Матвеева и Старикова. В недолгой беседе после перестрелки Стариков поделился о действиях до этого момента, тогда когда совершали стрельбу в здании Совета. Стариков невольно напоминал отчаянное недовольствие за такие нерешительности.