Аластер РЕЙНОЛЬДС
ВСПОМИНАЯ ГОЛУБУЮ ЗЕМЛЮ
Стивену Бакстеру и Полу Макоули: друзьям, коллегам и хранителям огня.
И я, глупец, указываю ветру погоды,
Как отсчитывать время на небесах вокруг звезд.
— Дилан Томас
В середине XXII века умирает знаменитая африканская исследовательница Солнечной системы и основательница обширной бизнес-империи Юнис Экинья, последние десятилетия которой прошли в добровольном заточении на лунной орбите. В ее наследстве обнаруживаются подсказки, распутывая которые в смертельных для жизни обстоятельствах с одной планеты на другую следуют ее внуки. В конце концов следы приводят к месту затворничества Юнис, на скрытый внутри корабль, который с необычайно высокой скоростью доставляет попавших на него потомков к ледовому астероиду в облаке Оорта, где суровая бабушка оставила человечеству секрет создания двигателей для субсветовых межзвездных полетов и откуда, как оказалось, давно сама отправилась на таком корабле в путешествие к далеким звездам.
Перевод: Н.П. Фурзиков
Нужно поговорить об истоках. Однако прежде всего поймите одну вещь. Что бы ни привело нас к этому моменту, к этому заявлению, для этого никогда не могло быть одной-единственной причины. Если мы чему-то и научились, так это тому, что жизнь никогда не бывает столь простой, никогда не бывает столь схематичной.
Можно сказать, это был момент, когда наша бабушка задумала свой последний великий подвиг. Или что все началось, когда Окулар нашел что-то достойное внимания Аретузы, пятно загадочных деталей на планете, вращающейся вокруг другой звезды, и Аретуза, в свою очередь, сочла за честь поделиться этим открытием с нашей бабушкой.
Или когда Гектор и Лукас решили, что семейные счета не могут допустить ни одного незавершенного конца, какой бы незначительной эта деталь ни выглядела в то время. Или в тот момент, когда Джеффри вызвали с неба, его оторвали от работы со слонами, вернули в дом с известием о смерти нашей бабушки. Или его решение во всем признаться Санди, и ее выбор, что вместо того, чтобы отвергнуть своего брата, она должна пойти по пути прощения.
Можно даже сказать, что это восходит к тому моменту в бывшей Танзании, полтора века назад, когда малышка по имени Юнис Экинья сделала свой первый влажный вдох. Или момент, который последовал ударом сердца позже, когда она издала свой первый ревущий крик, предвещая жизнь, полную нетерпения. Мир никогда не двигался достаточно быстро для нашей бабушки. Она всегда оглядывалась через плечо, кричала, чтобы он не отставал, пока однажды он не поймал ее на слове.
Однако что-то заставило Юнис. Возможно, она родилась разгневанной, но только когда мать баюкала ее в тишине ночи Серенгети, под безоблачным хребтом Млечного Пути, она начала цепляться за то, что было всегда недосягаемо.
Все эти звезды, Юнис. Все эти крошечные бриллиантовые огоньки. Вы можете достигнуть их, если хотите их достаточно сильно. Но сначала вы должны быть терпеливы, а затем должны быть мудры.
И она была такой. Очень терпеливой и очень мудрой. Но если Юнис родилась у ее матери, что сформировало саму эту мать? Сойя родилась два столетия назад, в лагере беженцев, во времена, когда еще были голод и войны, засухи и геноциды. Что сделало ее достаточно сильной, чтобы подарить миру эту силу природы, этого ребенка, ставшего нашей бабушкой?
Тогда мы этого, конечно, не знали. Если мы вообще рассматривали ее, то в основном как холодную, неприступную фигуру, к которой никто из нас никогда не прикасался и с которой не разговаривал лично. Глядя на нас со своей холодной лунной орбиты, изолированной в своей собственной тюрьме из металла и джунглей, она, казалось, принадлежала другому веку. Она совершила великие и славные дела - изменила свой мир, оставила неизгладимый человеческий след в других - но это были дела, совершенные гораздо более молодой женщиной, имеющей лишь отдаленное отношение к нашей далекой, сварливой и бескорыстной бабушке. К тому времени, когда мы родились, ее самые яркие и лучшие дни были позади.
Так мы думали.
ПРОЛОГ
Конец мая, после затяжных дождей. Земля позаимствовала влагу у облаков; теперь небо требовало свой долг бесконечными жаркими, сухими днями. Для детей это было облегчением. После нескольких недель скучного заточения им наконец разрешили выйти из дома, за пределы садов и внешних стен, на волю.
Именно там они наткнулись на машину смерти.
— Я никого не слышу, — сказал Джеффри.
Санди вздохнула и положила руку на плечо брата. Она была на два года старше Джеффри и высокой для своего возраста. Они стояли на прямоугольной скале в нескольких шагах от реки с все еще быстрым и мутным течением.
— Вот, — сказала она. — Конечно, сейчас его слышишь?
Джеффри крепко сжимал деревянный самолетик, который держал в руках.
— Нет, — сказал он. Он слышал журчание реки, шелест листьев на деревьях акации, погруженных в дремоту от бесконечной духоты.
— У него неприятности, — решительно заявила Санди. — Мы должны найти его, а потом сообщить Мемфису.
— А не стоит сначала сообщить Мемфису, а потом уже искать его?
— А что, если он утонет раньше?
Джеффри счел это маловероятным. Уровень воды снизился по сравнению с тем, что было неделю назад, и дожди прекратились. Желчные тучи патрулировали горизонт, иногда над равнинами гремел гром, но небо было ясным.
Кроме того, они проходили этот путь много раз. Здесь не было ни домов, ни деревень, ни городков. Тропы, по которым они шли, были протоптаны скорее слонами, чем людьми. И если бы по какой-то случайности поблизости оказались масаи, кто-нибудь из их мальчиков знал бы лучше, как не попадать в затруднительное положение.
— Это не из-за того, что творится у тебя в голове? — спросил Джеффри.
— Я уже привыкла к этому. — Санди спрыгнула с камня и указала на деревья. — Это доносится отсюда. — Она зашагала прочь, затем снова повернулась к Джеффри. — Если боишься, тебе не обязательно идти.
— Я не боюсь.
Остерегаясь опасностей, они пересекли пересыхающую местность и заболоченную топь. На них были защищающие от змей ботинки и длинные брюки, рубашки с короткими рукавами и широкополые шляпы. Несмотря на грязь, в которой они барахтались, и подлесок, через который им пришлось продираться, их одежда оставалась такой же яркой и красочной, как и тогда, когда они надевали ее дома. Этого нельзя было сказать о заляпанных грязью руках Джеффри, уже покрывшихся мелкими болезненными порезами от кустов с острыми шипами. Вспоминая время, когда Мемфис похвалил его за то, что он не заплакал, споткнувшись о твердый мраморный пол в доме, он взял за правило не говорить своей манжете, чтобы она уняла боль.
Санди уверенно продвигалась вперед, к зарослям акаций, Джеффри изо всех сил старался не отставать. Они миновали проржавевший белый обрубок старой ветряной мельницы.
— Уже недалеко, — крикнула Санди в ответ, оглядываясь через плечо. Закрепленная шнурком на шее шляпа весело подпрыгивала у нее на спине. Джеффри потянулся, чтобы покрепче сжать свою шляпу, сминая ею тугие локоны.
— Мы будем в безопасности, что бы ни случилось, — сказал он, скорее для того, чтобы убедить самого себя, чем для чего-либо еще. — Механизм будет следить за нами.
Он не знал, что находится по другую сторону деревьев. Они бывали здесь раньше, много раз, но это не означало, что они знали каждый куст, каждый подъем и впадину в ландшафте.
— Здесь что-то случилось! — позвала Санди, едва скрывшись из виду. — Дождь размыл весь этот склон, как лавина! Там что-то торчит!
— Будь осторожна, — крикнул Джеффри.
— Это какая-то машина, — крикнула она в ответ. — Внутри, должно быть, застрял мальчик.
Джеффри собрался с духом и продолжал продираться. Деревья задевали небо лениво шевелящимися ветвями, в просветах между ними блестели кусочки цвета голубого зимородка. Что-то скользнуло под сухими листьями в метре или двух слева от него. Густеющий подлесок вцепился в его брюки, порвав их. Он с измученным изумлением смотрел, как два края разорванной ткани снова срастаются.
— Вот, — сказала Санди. — Подходи скорее, брат!
Теперь он мог видеть ее. Она появилась на краю чашеобразного углубления в земле, окруженного густыми зарослями смешанных деревьев. Внутренняя часть чаши обвалилась, оставив крутой, омытый дождем склон.
Что-то торчало из коричневатой земли. Оно было металлическое и размером с аэролет.
Джеффри снова взглянул на небо.
— Что это? — спросил он, хотя у него было ужасное чувство, что он уже знает. Он видел нечто подобное в одной из своих книг. Он узнал его по множеству маленьких колес, их было слишком много вдоль видимой стороны, чтобы это мог быть легковой автомобиль или грузовик. И гусеницы, в которые вставлялись колеса, с их металлическими пластинами на шарнирах, расположенными одна за другой, как сегменты червяка.
— Хочешь сказать, что не знаешь? — спросила Санди.
— Это танк, — сказал он, внезапно вспомнив это слово. И несмотря на то, что он был напуган, несмотря на то, что он хотел быть где угодно, только не здесь, было что-то удивительное в том, чтобы найти эту вещь, извергнутую землей.
— А что еще это могло быть? Маленький мальчик, должно быть, забрался внутрь, и теперь он не может выбраться.
— Здесь нет двери.
— Должно быть, она сдвинулась, — сказала Санди. — Вот почему он не может выйти — дверь снова закрыта. — Теперь она была на краю склона, все еще на траве, но пробиралась вокруг чаши к вершине того места, где земля отступила. Она присела на корточки и удержалась на ногах, упершись кончиками пальцев в землю. Шляпка подпрыгивала у нее на плечах.
— Как ты можешь его слышать, если он внутри? — спросил Джеффри. — Мы уже близко, а я все еще ничего не слышу! Это, должно быть, у тебя в голове, связано с машинами.
— Это работает не так, брат. Ты просто не слышишь голос. — Санди теперь была на верхней части грязевого склона, лицом к скользкой земле, вонзила пальцы в почву для сцепления и начала спускаться к танку.
Не видя другого выхода, Джеффри последовал за ней.
— Мы должны позвать кого-нибудь. Нам всегда говорят, что мы не должны трогать старые вещи.
— Они говорят, что мы не должны делать много чего, — сказала Санди.
Она продолжила свой спуск, один раз поскользнувшись, затем выправившись, ее ботинки оставляли впечатляющие борозды на обнажившейся земле. Ее руки были перепачканы грязью. Когда она посмотрела вниз, повернув голову, чтобы заглянуть через правое плечо, выражение ее лица было таким, словно она сосредоточенно прикусила язык.
— Это нехорошо, — сказал Джеффри, начиная спускаться с той же точки, стараясь, насколько мог, идти по следам ее рук и ног.
— Мы здесь! — внезапно позвала Санди, как раз перед тем, как она поставила ногу на наклонный борт танка. — Мы пришли, чтобы спасти тебя!
— Что он говорит?
Впервые она, казалось, восприняла его всерьез. — Ты все еще его не слышишь?
— Я не притворяюсь, сестра.
— Он говорит: — Приходи скорее, пожалуйста. Мне нужна ваша помощь.
Джеффри пришел в голову разумный вопрос. — На суахили?
— Да, — ответила Санди, но почти так же быстро добавила: — Я так считаю. Почему бы ему не сказать это на суахили?
Теперь она стояла обеими ногами на танке. Она сделала шаг вправо, расставляя ноги с неторопливостью канатоходца. Джеффри прервал свой спуск, едва осмеливаясь дышать, чтобы не потревожить склон и не отправить танк, грязь и их двоих на дно ямы.
— Он все еще это говорит?
— Да, — сказал Санди.
— Он уже должен был тебя услышать, ты так близко.
Санди раскинула обе руки и опустилась на колени. Она ударила кулаком по броне танка, раз, другой. Джеффри перевел дыхание, чтобы успокоиться, и возобновил свое беспокойное продвижение, все еще держа деревянный самолетик в одной руке высоко над головой.
— Он не отвечает. Просто говорит одно и то же. — Санди протянула одну руку и натянула шляпу на голову. — У меня болит голова. Здесь слишком жарко. — Она снова постучала по танку, на этот раз сильнее. — Привет!
— Смотри, — сказал Джеффри.
Что-то странное происходило с танком в том месте, где Санди постучала по нему. От этого единственного места расходилась цветовая рябь: розовые и зеленые, синие и золотые оттенки. Рябь исчезла из виду, скрывшись под землей. Она возвращалась однотонными пятнами, растекаясь, как чернильные кляксы, но не смешиваясь друг с другом. Цвета мерцали и пульсировали, затем окрасились в те же грязно-красные тона, что и окружение танка.
— Нам пора идти, — заявил Джеффри.
— Мы не можем оставить его. — Тем не менее Санди встала. Джеффри остановился на месте, радуясь, что его сестра наконец-то образумилась. Он предпринял галантную попытку прислониться к склону, готовый протянуть руку, когда она снова окажется в пределах досягаемости.
Но теперь Санди вела себя странно. — Больно, — невнятно произнесла она и попыталась дотронуться до своего лба.
— Иди сюда, — сказал он. — Нам уже пора домой.
Санди, все еще балансировавшая на покатом борту танка, посмотрела на него. Все ее тело сотрясалось от крошечных, но быстрых движений. Она пыталась что-то сказать.
— Санди!
Она упала навзничь, с танка вниз по склону. Она ударилась о землю и покатилась со спутанными конечностями и подпрыгивающей шляпой. Она остановилась на дне ямы, где все было залито водой, раскинув руки и ноги, лицом вниз в грязи.
Долгое мгновение Джеффри мог только смотреть. Он подумал, не сломала ли она себе какие-нибудь кости. Затем он смутно осознал, что его сестра, возможно, не может дышать.
Он пополз боком, пересекая край оползня и возвращаясь туда, где земля все еще была твердой и покрытой травой и кустарником. У него хватило присутствия духа поднести манжету ко рту и нажать на толстую кнопку, которая позволяла ему разговаривать с домочадцами.
— Пожалуйста!
Мемфис ответил быстро, его голос был глубоким, звучным и медленным: — В чем дело, Джеффри?
Слова потоком лились из него. — Пожалуйста, Мемфис. Мы с Санди ходили на разведку и нашли эту дыру в земле, из-за дождей земля просела, и оттуда торчал танк. — Он остановился, чтобы перевести дух. — Санди пыталась помочь мальчику выйти изнутри. Но потом у нее разболелась голова, и она упала с танка, а теперь она лежит на земле, и я не вижу ее лица.
