Воспоминания о Колчаковщине

20 июня 1932 г.

ВОСПОМИНАНИЯ О КОЛЧАКОВЩИНЕ

Я работала сторожихой в милиции в Мотовилихе. Накануне нашего отступления вечером я топила печку и вдруг приходит, как мне показалось, какой-то господин в шинели, звёздочка на шапке и спрашивает: что у вас в учреждении всё сложили или нет.

Я ответила, что не знаю, если так будет, то завтра занимать будут. Тот человек всё-таки показался мне очень подозрительный. Я послала его к дежурному. Он зашел к нему. О чём говорили, я не знаю. Когда он вышел, я сказала, что это белый был, они надо мной ещё засмеялись. И действительно, что белый был, он самый меня и арестовал. Только не со звездой, а с погонами пришёл. Ещё спрашивает: "Узнаёшь меня?". Я говорю: "Видела."

В эту ночь мы улеглись спокойно. Вдруг в 3 часа ночи прибегает пом.нач. ЖУЖГОВ Николай Васильевич, кричит: "Чего вы спите, ведь белые зашли". И действительно, соскочили, слышим: тратта-та-та — пулемет трещит. Скорей начали складываться.

Я вышла уж совсем готовая в тулупе подпоясанная, а сторож мне кричит: "Куда ты пешком-то пойдешь, запутаешься в тулупе, они вскочат и погонят на верховой, а ты как?" Они пошли пешком до конного двора, там взяли лошадей и уехали, а я и осталась.

И пошли аресты, когда уводили, над всеми были обыски. Всех, которые и без вины, не участвовали нигде и ни в чём и то и их драли и арестовывали.

Меня арестовали 12 января в 8 час. вечера. Привезли, обыскали и к коменданту, (комендант Иванов — офицер, местный житель, жестоко мстил за то, что красные расстреляли его отца).

Первым долгом комендант спрашивает: "Куда уехало начальство?" Я сказала: "Я же не знаю, если вы поедете, не скажете сторожихе, также и они не сказали". И так, на первый раз велел дать 25.

Потом привели к нем у, он стал спрашивать, опять то же самое [59] и снова приказал еще 50 штук. Потом ещё 50 и велел посолить. После 125 и соления еще дали 25. К 10 час. вечера я была уже испорота. Очувствовалась у коменданта, увели или унесли — не знаю. Он спрашивает из-за стола: "Что видишь меня?" — "Вижу" И велел убрать.

Привели в комендатуру, где помещалось не знаю сколько, помню одно, не было света и в эту комнату свет проникал в дверь. Перевесили меня через табуретку и только поддерживалась холодной водой, дух захватывало. Потом в тот же день вечером повели нас несколько человек в арестный дом. Посадили. Тут проходил ремонт, была пылища, грязь, обломки кирпича, валялся всякий мусор да осколки, и в такую поротую с ранами меня и бросили.

Помещалось тут сто с лишним человек, мужчины и женщины вместе. Заключенные смазали мне раны мальским бальзамом и прикрыли газетой. Ночью встала и упала и слышу, говорят: "Надо вынести, она умерла", а я не могу сказать, что жива и думаю — что за мертвую вынесут и все. Но вот я открыла глаза и они заговорили, что жива.

Лежать не могла, на грудь перевешусь или на коленки встану навалюсь. Утром проснулась, опять смазали на старое и опять прикрыли газетой и получилось заражение, начала гнить. Пошла зараза — запах — живой человек начал разлагаться. Тут сидел также поротый Чащихин Фёдор (забыла величать) он в армии служил фельдшером. Он посмотрел и сказал, если разрешишь, то я выберу всю бумагу и с помощью спичек стал выбирать из ран грязь. Достали кобяку и он промыл раны кобяком с водой. И после этого все не проходит, гниет мясо замертво. Тогда он сказал, что кроме того, что отрезать омертвелое мясо, ничего не сделать, а на перевязку все не разрешали, хотя охрана все просила. [60]

Я говорю: "Делайте, что хотите". Он наточил перочинный ножик о кирпич и обрезал всю гниль. После этого положение несколько улучшилось. Потом уже разрешили пригласить тут врача. Он ничего не стал делать в такой пыли. Прошло еще дня два-три, как побывал врач и потом уже разрешили пойти в военный госпиталь.

Поведут это меня, как преступницу, кругом с конвоем, со штыками, с винтовками, человек пять конвоя, двое заключенных мужчин помогают мне итти. Заодно со мной повели на перевязку Чудинова Егора Ивановича. Он был у красных ст.милиционером, его очень сильно избили беднягу.

Врач отнесся ко мне хорошо и вообще относился ко всем хорошо. Он записал какую-то записку, вложил в конверт и отдал конвоиру и велел передать коменданту, после этого стали меньше пороть.

В течении моей сидки сколько раз меня водили на допросы — не помню. Приведут, спросят, как поправляешься и опять обратно отправят, но выпускать, не выпускали.

Ночью не спишь, ждёшь, да ещё вставать нельзя, все лежат, вытягиваются в окошко. Как только скажут, что идут, все замрем, каждый только и думает, что вот его скричат. За это время каждую ночь приходили часа в 3, всегда пьяные и вызывали человек по 10-12 самое меньшее 7 чел. и прямо вывозили на Каму в расход. Каждую ночь уводили и каждый день приводили новых. Было очень душно, тесно общие нары, лежали все вповалку. Месяца два вот так все ночью уводили. Последний раз увели семь человек, помню тут был старик один, конюхом работал в ЧК. Потом не стали уводить ночью,а стали отправлять в Пермь.

Тут сидел Гришка кривой (фамилию не помню), он очень многих выдал. Придут они, он встанет около их. Всех перекликнут, из комнаты в комнату пропустят. Он стоит все помалкивает, потом только кто идет, он скажет и его отделяют и уводят. Потом была еще Смирнова Мария тоже выдавала. Но в конце концов и их расстреляли, сколько они не выхвалялись, а все равно их не помиловали. [61]

А вот Егора Чудинова уж очень беднягу мучили: залечат раны немного, возьмут и опять испорют, и до того его пороли, что у него сделалось помешательство. Сидела с нами старушка одна, она работала коровницей на Архирейском совхозе (совхоз им.Решетникова, расположенный вблизи Мотовилихи около Архирейского сада). Ей тоже дали 25 и привели к нам. А тут дрожит, трясётся девушка 15 лет Маруся Вахлина, ей дали 25 за то, что она недели 2 проработала машинисткой в Милиции. Лядовых братьев тоже очень шибко пороли. Один из них не мог вынести и сам себя заколол перочинным ножиком на допросах. Он лежал испоротый на полу, наставил себе в сердце нож и лёг на него. Никто не заметил. Его надо снова вести на допросы, а он оказался мертвым.

Сидела с нами запрудская одна женщина за побег мужа. Их 2 брата сидело (фамилию не помню). В 3 часа ночи их повезли на расстрел. То ли они уговорились, то ли у них машинально вышло, но один соскочил с лошади в один конец, а другой соскочил в другой конец и побежали. Одного то подстрелили, ранили, а другой всё-таки убежал, и вместо него арестовали жену и вот ее держали, не отпускали. Потом узнали, что он убежал недалеко. Видно не в чем было бежать. Скрывался в Костаревой в конце (окраина Мотовилихи), у кого-то в бане. Его соседки увидели, пошли и сказали. Тут его и поймали. Её выпустили, а его бедного так управили, так драли, что до смерти запороли. Забили на дворе у коменданта.

Рассказывают, Катю Туркину, как жену коммуниста арестовали и драли очень много. Её видели, когда её вели всю забитую, прямо неузнаваема была, не осталось нигде места целенького. Она очень дерзко всё отвечала, а в конце концов она плюнула в лицо коменданту и её решили расстрелять. [62] Расстреляли её на Каме и не дали хоронить и сами не убирали, труп валялся на Каме месяц-полтора. Потом когда Гайда приехал в Пермь, мать ходила хлопотала и он разрешил её убрать. Вырубили её изо льда и схоронили.

К празднику Пасхи, как они ее празднуют, отпустили несколько человек домой, в том числе и меня. Велели через неделю придти. Пришла, опять сидела немного и опять отпустили и снова заставили являться. Последнее время перед приходом красных и я скрылась. Перед эвакуацией белые забрали всех арестованных, тут же попал Чудинов и др. В Левшино говорят погрузили их в баржу, облили ее керосином и зажгли. Так рассказывали. Тут наверно, Чудинов и все погибли в барже.

* * *

Привезли в Милицию Андроника (архиерей Пермской епархии) и посадили в баню. Его ночью увезли из Перми и скрыли, чтобы не было волнений. Когда он сидел, я подавала ему чай и молоко. Просидел он только сутки, а на другой день ночью его увезли, а куда неизвестно конечно расстреляли. Утром спрашиваю Жужгова: "Нести чай ему?" А он говорит: "Не надо, птичка улетела"

Миронова Таисия А. [63]

ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.446.Л.59-63.