Воспоминания о В.К. Адамской

Посвящается В.К. АДАМСКОЙ, вывезенной чехо-эсерами в Забайкалье в "эшелоне смерти" и заключённой в лагеря Заиркутного Военного Городка и в Иркутскую Губернскую тюрьму в чёрные дни реакции 1918-1919 года.

Адамская Варвара Ксаверьевна

В списке красногвардейцев и гражданских лиц, захваченных в плен на Уральском фронте, как замеченных в большевизме и прибывших в лагерь военно-пленных "Заиркутного гарнизона" под N 9 значится — Варвара АДАМСКАЯ.

С известием о смерти В. К. АДАМСКОЙ невольно вспоминаются кошмарные, ужасные дни тяжёлых переживаний в чёрные дни реакции, как за время "Комуча" (Ком.Учр. Собр.), так и за период диктаторства некоронованного "верховного правителя" 1918-1919 г.г., когда жизнь каждого из арестованных за большевизм висела на волоске..., а тем более в связи с неудачами на фронтах народной армии, которая терпела поражение за поражением. Всех арестованных, находящихся в Самаре, а позднее и в Уфе, решено было эвакуировать в глубь Сибири.

И вот 26/Х-1918 г. началась погрузка в вагоны на товарном дворе ст. Уфа. Размещали по 35-40 человек в товарные вагоны без нар и без печей. (Женщины в числе 23 были помещены в отдельной товарный вагон, и среди них т. АДАМСКАЯ). Вся наша партия арестованных составилась приблизительно в 1600 человек (самарцы, уфимцы и их уезды): была эвакуирована (разгружена) Уфимская тюрьма и лагеря. Многие из арестованных товарищей имели только лишь летнюю одежду и старались укрыться чем попало (рогожей, тряпьём и т.п.). Вагоны были холодные с одними стенами и надувшим снегом. Так вот и образовался Уфимский "эшелон смерти", который сопровождал самый надёжный администратор — пом.начальника Уфимской тюрьмы, прапорщик СЕЛИВЕСТРОВ. Конвоировали — чехи под командой своего поручика. Погрузка закончилась поздно ночью. От холода в ночь ни кто не спал: каждый старался защитить зябнущее тело от холоду.

Хлеба совершенно не выдавали несколько дней. Воды с трудом доставали и ту в ограниченном количестве. Через 3-4 дня выдали чёрствого хлеба по 0,5-0,3 фун. на человека. Началось заболевание от холоду и голоду. Больные валялись на грязном полу. Весь путь следования от Уфы до Омска вагоны [28] были закрытыми наглухо. Все вагоны были без труб или вернее без отверстий для выхода дыму, а поэтому при топке быстро заполнялись сажей и копотью.

В Омске чешский конвой передел нас русскому конвою. Начальником конвоя был назначен прапорщик ОВСЕНКО, а в помощь прапорщик ТИХОМИРОВ и солдаты 96 Омского полка. При сдаче конвоя не доставало по списку около 100 человек бежавших арестованных, что вызвало сразу же недовольство чехов-конвоиров и русский конвой в особенности. Нам казалось, что дальнейший путь следования будет легче, т.к. сопровождают русские солдаты, но мы жестоко ошиблись.

По приёме арестованных, новым конвоем мы были предупреждены разстрелом за побег, с пояснением, что в дороге будут разстреливаться соседи бежавшего и старший вагона, выбираемый самими же арестованными.

Так была введена круговая порука. Отношение конвоя, а в особенности со стороны прапора ОВСЕНКО, было зверское: мы были поставлены в ужасныя условия, не говоря уже об издевательствах со стороны солдат.

На отношение же чехов в этом отношении пожаловаться было нельзя. В составе всего конвоя были сочувствующие нам, но не более 3-4 человек солдат. Из них выделялся особенно один, который оказывал нам всякия возможныя услуги (приносил кипятку, хлеба, делал покупки). За эти услуги он жестоко расплачивался; как от караульного начальника, так и от начальника конвоя. По распоряжению прап. ОВСЕНКО этот солдат получал несколько нарядов вне очереди, выстаивая по 2-3 часа через каждые 2 часа на площадке вагона, на ходу поезда, с винтовкой в руке, в дырявой шинели, кожаных сапогах, без рукавиц при 40 и более градусов морозу. Все издевательства своего начальства этот солдат скрывал от нас, изредка только замечая о своём сочувствии [29] большевикам и Красной Армии: "Вы боретесь за нас — мужиков, за рабочих... Ваше дело правое... вы страдаете за бедноту, за крестьянство и за рабочий класс, чтобы легче им жилось", — говорил он. "Сегодня мы вас везём, а завтра вы нас повезёте", — вот подлинные слова конвоира-солдата Колчаковской армии. По ним о многом можно судить, не говоря уже о настроении рабочих Урала, Барабинской, Ново-Николаевска, Тайги, Красноярска, Иркутска, Читы, где позднее нас встречали рабочие, их семьи: жёны, дети, старики и старушки, помогая всем, чем только было возможно. Благодаря рабочих многие ушли из эшелона... На ходу поезда вылезали в окна, спрыгивая с вагона, рискуя жизнью: или быть пристреленным стоящим на площадке вагона часовым или быть разбитым и попасть под поезд. И это было в рабочих районах Урала, его заводов (Миньяр, Катав, Сим и др).

В Красноярске, как самом революционном городе, охрана нашего эшелона на станции была поручена иностранцам (канадцам). Их зверское обращение к столпившимся около эшелона семьям рабочих, которые просили, чтобы оказать нам посильную помощь, возмущала всех трудящихся на вокзале. И нам было не сладко от канадцев. Прибывший на вокзал начальник местного гарнизона, несколько помню, полков. ФЕДОСЕЕВ давал указания начальнику конвоя пр. ОВСЕНКО: "Не церемониться с этой сволочью и разстреливать при первом же случае".

Всё время стоянки на ст. Красноярск люки вагонов и двери были наглухо заперты. Протестом нашим на действии конвоя было пение "Интернационала", но последовали выстрелы, и мы были предупреждены за пение разстрелом.

На маленькой и глухой станции [30] "Хуенга" Забайкальской ж.д. был выведен из вагона эшелона рабочий ж.д. ст. Чишма С.-Злат. ж.д. Михаил МОЛЧАНОВ и разстрелян на платформе, в 2-3 шагах от эшелона.

Унтер-лфицер отказался было выполнить приказание офицера ОВСЕНКО о разстреле МОЛЧАНОВА, но тот приставлял дуло "нагана" к лицу унтер-офицера, кричал : "За неисполнение приказания я разстреляю тебя самого". Офицер махнул платком. Унтер-офицер дал команду солдатам. Раздались залпы и рабочий, поставленный на колени, со скрестившимися руками на груди, повалился, как сноп, орошая снег, и все место кровью. Пули от винтовки "Гра" — остались в теле рабочаго. Труп, внесли в тот-же вагон. Эшелон тронулся дальше. Число трупов в эшелоне с каждой остановкой поезда увеличивалось.

По прибытии в Читу обнаружено ещё три трупа замерзших товарищей, о чем мы узнали только из местной газеты: "Наш Путь" от 19/ХІ-18 г. N 27, где сообщалось: "17/ХІ в 11 ч. утра в вагонах эшелона, прибывшаго из Уфы с пленными красногвардейцами, обнаружено три трупа. Причина смерти не выяснена".

Здесь-же мы прочитали о назначении Колчака верховным правителем с 18/ХІ-18 г. и об аресте "директории" в лице 5 чел. членов "Комуч". Последнее известие нами было встречено восторженно. Каждый знал предательство этой пятёрки и их присных, как и знал, что Колчаковщина сметёт всех их, и с-р. и меньшевиков.

Наш эшелон распоряжением Командующаго 4-й арм. корпусом (Иркутск) был направлен на "Русский Остров", но атаман СЕМЁНОВ отказался пропустить "большевитскую заразу" через свою территорию и вернул поезд обратно на Иркутск. Эшелон перевели на ст. Иннокентьевская, а затем на раз. "Военный Городок". Вот здесь-то и началась выгрузка после месячного путешествия [31] в "эшелоне смерти" по Уралу, Сибири и Забайкалью...

Трудно было узнать знакомых товарищей, с которыми не виделись весь путь следования, не имея абсолютно никакой связи даже с соседними вагонами. Грязные, оборванные, прокоптелые. Казалось, что это не (русские) люди, а их тени, призраки или дикари. Изнурённые, бледные, испитые, грязные лица, вывалившиеся глаза, измученные худыя тела. Некоторые из товарищей представляли из себя что-то ужасное: жалкий остаток человека, живой труп. Через лохмотья-одеяние просвечивалось грязное, худое, бледное тело, через опорки, рваныя сапоги, лапти были видны пальцы и даже — ноги. "Вот настоящая армия пролетариата", — с иронией говорили белогвардейцы, офицерство и их [жёны]. Опять новые трупы умерших...

По прибытии в лагеря разместили нас в холодные бараки с выбитыми стёклами: за NN 53, 55 и 60, по 500 человек, приблизительно в каждый.

Прибывшие женщины в числе 23 человек: 1) Мария АВЕЙДЕ, 2) Евдокия ЛУГОВАЯ, 3) Екатерина НЕВЕЕВА, 4) Валентина ЗАДОРОЖНЫХ, 5) Елена ВОЛКОВА, 5) Агрипина ЕМЕЛЬЯНОВА, 7) Серафима ДЕРЯБИНА, 8) Феоктиста КАНЧУК, 9) Варвара АДАМСКАЯ и др. из лагерей были переведены в Иркутскую губернскую тюрьму.

Товарищ Адамская, как и некоторые из арестованных, была одной ногой на могиле: она еле двигалась, почти умирала, кровь лила из горла... Со стороны офицера был приказ: "За этой особенно строго следить..." Казалось, что после месячного скитания в запломбированных, холодных вагонах, без горячей пищи, без достаточного количества хлеба и воды, после всех ужасов пережитых нами в пути следования в "эшелоне смерти" — лагеря нам покажутся раем. Но мы и в данном случае ошиблись, как и с конвоем русских. Условия в лагерях были кошмарны, некоторые стали просится в тюрьму. Отказали: мест нет. В тюрьме было ещё хуже, чего не скрывал [32] и сам комендант лагерей или вернее Заиркут. Военнаго Городка Капитан РЕШЕТИН и его ад-ютант подпор. ФАЛЬКОВСКИЙ.

Для характеристики условий в лагерях я приведу следующую картину: "Барак N 55". Здесь размещены больные наши товарищи. Люди грязные, оборванные, бледные, с [испитыми] лицами, с ввалившимися глазами — валялись на грязном полу, нарах без присмотра, без всякой помощи (о медицинской и говорить нечего). Один мучился от боли в судорогах; другой молил о помощи; третий бредил женой, детьми, домом; четвертый в жару, в бреду метался по полу от боли. Они призывали смерть.

Смерть приходила и уносила их: из числа 1603 чел., числившихся по списку, к концу декабря 18 г. выбыла "из строя" добрая половина, включая и бежавших... Трупы целыми днями, неделями лежали среди больных (вместе с ними) не убранными...

А вот грязныя нары ещё, на них солома... В ужасном виде больные. Одежда, солома — кишат вшами. Их тысячи, миллионы на соломе, на телах, на одежде, не голове и лице...

Даже в местной белой прессе через все строгости военной цензуры проскальзывала частица правды о нашем положении и условиях арестованных в лагерях. Вот в "Новой Сибири" за N 20 заметка "В новом городке", затем "Наше дело" N 8 от 4/ХІІ 18 г. заметка: "Пленные красногвардейцы" и др.

Вот при каких условиях находилась и тов. АДАМСКАЯ. Ещё хуже женщинам приходилось в "эшелоне смерти", чем нам, и хуже в тюрьме. Тюремныя условия Иркутской тюрьмы, куда была она переведена в месте с АВЕЙДЕ, ДЕРЯБИНОЙ и др., были ещё ужаснее, чем в лагерях, в особенности режимом, насилиями и т.п. [33]

Вот всё это безусловно отразилось над хрупким, уже надорванным (подпольной работой, каторгой, ссылкой в Сибирь во времена царизма) организмом Варвары Ксаверьевны, не говоря уже о той огромной ответственной советской работе, которую она выполнила, и, наконец, на подпольной работе (член Р.С.Д.Р.П. с 1905 г.) в Москве и Казани, и позднее в эпоху "Керенщины". После октябрьскаго переворота т. АДАМСКАЯ не посту Губ. Комиссара по соц. обезпечению, член Горрайкома партии, работает и в трибунале.

В это время в 1920 г. она единственная женщина, занимающая ответственный пост на судебной работе в Самаре, в качестве Зав Отделом Юстиции...

Да и в тюрьме в 1918 г. вместе со своими товарищами по партии АВЕЙДЕ, ДЕРЯБИНОЙ ( эти славные имена навсегда останутся в памяти самарского пролетариата) она вела политическую работу среди заключённых.

Пережитое в тюрьмах, в "эшелоне смерти", а затем лагерь и снова тюрьма, с условиями не лучше царской, преждевременно свели её в могилу, в возрасте 40 лет. Пусть же память о В.К. АДАМСКОЙ живёт не только в сердце каждого партийца, с которыми она работала в подполье, Москве и Казани, затем в 1918 и 1920 г.г. в Самаре на ответственной работе; но пусть память живёт в сердце каждого сознательного рабочего и каждого из оставшихся в живых товарищей, кто находился в Уфимском "эшелоне смерти" с 26 октября по 23 ноября 1918 г., а затем и в лагерях Военнаго Городка при ст. Иннокентьсвская, под г. Иркутском в 1918-1919 г.г. и числится по списку: "захваченных большевиков на Уральском фронте", в котором под N 9 числилась "Варвара АДАМСКАЯ".

Пусть — же память о ней долго будет жить в [34] сердцах всех трудящихся, за дело которых она боролась с ранних лет.

Самарская организация В.К.П.(б) потеряла ещё одного из своих лучших членов.

В. Батурин

Числящийся по списку "захваченных большевиков на Уральском фронте" под N 511. Арестованный чехами, числящийся содержанием в тюрьме контр-разведкой, за большевизм и организацию Красной Гвардии и Армии и как член РКП с 1917 г.

г. Самара. Рабочая, 14 кв. 2

В.А.Батурин [35]

На самом деле ни один из арестованных не был захвачен на Уральском фронте. Партия арестованных состояла из числа арестованных после чешскаго переворота за большевизм, службу в Красной Армии и т.п. Большинство были Уфимцы и Самарцы (в меньшинстве).

За несколько дней до эвакуации Уфимской тюрьмы в последнюю были переведены арестованные из уездных городов: Белебея, Мензелинска, Стерлитамака и Бирска.

Вагоны, прибывшие с арестованными самарцами, находились на станции "Уфа" в ожидании, а затем уже, когда собрали товарные вагоны и составили поезд, то и образовали "эшелон смерти", в который и вошли самарцы, затем из лагерей г. Уфы и арестованные Уфимской тюрьмы (со всеми уездами). Многие из арестованных остались в Уфе, а затем освобождены.

Вывозились только активные работники, занимающие ответственные должности, замешанные в большевизме и нежелательный элемент для белых.

В. Батурин [35об]

ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.191.Л.28-35об