Рик Часть2 Ключ.

Часть 2.

Ключ.

Глава 1. Плешивый юмор.

Хмурый Бурый, засунув руки в карманы своей светло-серой командной курточки, шёл чуть впереди меня. Наблюдать за его подвижным профилем было одно удовольствие, что несколько скрашивало нашу похоронную процессию. Имеется в виду общее настроение, а не определённое ритуальное действие с наличием "свежего" жмурика, не имеющего возможности реально оценить жалостливость вибрато у труб и неотвратимость тремоло большого барабана. Все десять дюлей из команды Бурого являли собой ксерокс оного не только внешне: худые, жилистые, нервно-подвижные, но и выступали, как приёмники настроения своего командира. Вот и шлёпал я в окружении десяти зеркал, совсем не отражающих мою оптимистичную харю. Мало того, разговорить либо расшевелить этих клонов можно было не иначе, как шилом. Пожертвовав при этом своей шеей. Нет уж, увольте, моя шея мне ещё пригодится. Хотя бы в качестве подставки для головы, этого неповторимого сосуда умных мыслей — и прочих глупостей...

Чёй-то не смешно... А во всём виноват Бурый, пышущий неудовольствием, словно скунс — девственник у брачного ложа. Заразил уже, гад. Узнать бы, отчего он встал не с той ноги. Точнее, кто отдавил ему нижние конечности. И зачем?

— Слышь, Бурый, чё у тебя рожа, как у медведя после зимней спячки перед выдавливанием пробки? — подкатил я деликатно, будто практикант к доценту. — Кто наступил на твоё лицо, что ты не можешь никак его разгладить?

Бурый неодобрительно покосился на меня, поцыкал зубом, как пресловутая карга, и раздавил своим жевательным аппаратом очередную гусеницу.

— Тебе бы, Рик, всё зубоскалить. А проникнуться проблемами общества, так сказать, напялить гинекологический халат — так лучше высморкаться на персидский коврик...

— Так я же со всей душой, — принялся оправдываться, задетый за живое своей якобы чёрствостью. И то: с колокольни Бурого оно может так и выглядит — распаренный берёзовыми вениками трутень на шее у доблестного (используем этот эпитет) товарища. Я с этим согласиться не мог: как ни как, успел доказать свою прыгучесть и живучесть. — Да ты не скрипи своей дверью, как победитовое сверло в нежной женской груди, не делай вид, что что-то не нравится, а расскажи, чем недоволен — может и я какую ложку дёгтя отыщу по закромам?

Тот вздохнул, поскрёб фиолетовый подбородок (как плоскогубцы по бетону) и ответил:

— Да, понимаешь, сдаётся мне, наша прогулка сродни умащиванию на кол — с каждым метром всё глубже пыточный инструмент в моём организьме... Вот здесь уже! — воскликнул в сердцах и чиркнул рукой по горлу, при этом у него было такое обиженное выражение на лице, что любой взрослый раскошелился бы как минимум на лимузин Маде ин Чина. Спецзаказ для совдепии. Гуттаперчевый. — Скальп скоро начнёт подниматься наподобие лосиного брачного аксессуара...

— Ну да, ну да, — поддакнул в тему, преданно заглядывая в не совсем эстетично оформленный рот, так и фонтанирующий вязкой, злой слюной.

— Дрол-то нас отправил? — посмотрел на меня, сам кивнул утвердительно. — Отправил. На встречу идти нужно? Нужно. Но, скажи ты мне, друг любезный, Рик, с чем ты пойдёшь на свидание с коброй? Правильно, с сапёрной лопаткой, или при отсутствии сноровки в обращении с оной, в водолазном костюме времён капитана Немо. А мы? Пол-но-стью бе-зо-руж-ны! — выплюнул слоги. В мою сторону. Помимо воли я покривился — но так, незаметно, чтобы не обидеть оратора, а потом аккуратно смахнул влагу со своего лица. Хоть бы не заразный был, гад. — Идём, как дети без лопаток и ведёрок в песочницу строгого режима. Ведь Бланд от нас мокрого места не оставит...

— А кто такой Бланд? — вклинился заинтересовано.

— О! — харя Бурого вытянулась боязливо. — Это монстрище ещё тот! Навроде Таракана из Чуковского. Как глянет, как усищами зашевелит, — Бурый внезапно выпучил глаза и обнажил дёсны, да так, что моя матка испуганно вздрогнула и задрожала, как домашний кисляк, — так и валится замертво всякая мошкара. Бланд — это величина! — Бурый значительно поднял вверх указательный палец. — Они с Дролом давнишние соперники. Только нашего хозяина загнали в Замок, а Бланд жирует на морепродуктах... и прочих икрах и бицепсах.

Я поёжился, а рука непроизвольно потянулась к груди, где под курточкой была поддета "кольчужка" — так я её обозвал, ибо предназначение её было тоже: защищать. А также штанишки из того же материала, любезно презентованные мне Дролом во время нашей краткой встречи перед выходом. А также чёткие ЦУ: "Иди, смотри, учись... Действуй по обстоятельствам".

Костюмчик был мягким на ощупь и не прикрывал только голову, а с размером не было никаких проблем. По словам Дрола запас прочности у него был хороший. Но предел выносливости тоже имелся. Пришлось поверить. Тем более, проверить не было никакой возможности, разве что попросить Мурло хорошенько хряпнуть по спине чем-нибудь тяжёлым... Но вдруг порвётся? Где я подобный взамен достану? Отрабатывай потом неустойку собственной шкурой... Действительно, реально судить о прочности не мог, ведь для меня "хорошо" — это упала початая бутылка и не разбилась, а для других, Мюнхгаузена, к примеру, полёт на луну — нормально, даже насморка нет. Поэтому костюмчик я всё-таки поддел под свою тёмно-серую форму. В чём мне очень помогла Фиалка...

К моим губам прилипла глупая мечтательная улыбка... М-да, шалунья. Раздеться помогла, а дальше... обезоружила. Вернее, отобрала оружие во временное пользование. А что? Оно моё личное, никакое не табельное, расписываться за него я не обязан. Тем более сдавать. А так и человек, то бишь, девушка довольна, и мне... приятно. И делу не вредит, даже наоборот — выровняла мой уровень глюкозы (или как там это называется?). В общем, изрядно она меня отпсихоаналитила. И когда оторвала от меня свои влажные глаза, дабы поправить чёлку и вернуть на место немногочисленные предметы наряда, я обессилено прилип к импровизированной кровати и подумал, что удовольствие, а особенно его изобилие — довольно утомительная вещь. Поэтому не мешает иногда и "мордой в асфальт"... Что называется, накаркал.

Мы прошли несколько контрольных постов, охраняемых дюлями в тёмно-синей униформе гвардейцев Дрола. Парни бросали на нас любопытные взгляды и тут же возвращались к прерванным занятиям: тщательному изучению стен и потолков. К слову, действо не для слабонервных: кто кого пересмотрит — однотонная поверхность или постовой. Крепкими нервами и погружённой в анабиоз психикой тут не отделаешься. Необходимы ещё цепкие зрительные датчики, вгрызающиеся в положенный объект повисающие на нём наподобие ленивцев, но с запрограммированной на экстренный случай стремительностью и умеющие при необходимости прожигать взглядом, будто паяльная лампа...

Нас встречал капризный и странный объект: благообразный старик с надменным взглядом. Голову он держал так, словно боялся нарушить причёску, состоящую исключительно из серебристого гаагьего пуха (не дай Бог какой-нибудь неуклюжий сквозняк выдернет пушинку — это же веский повод к началу войны!). Молча пометив льдистыми глазками Бурого (так регулярно делают псы, рейдируя свою территорию), он поплыл впереди нас, заставляя задыхаться в приторном выхлопе — похоже, облюбованном им аналоге местной туалетной воды.

Бурый попытался сгорбиться, бросил в мою сторону взгляд, скривился и пробормотал что-то про себя — пожелал, наверное, встречающему доброго здравия и долгих лет жизни.

Коридор потянулся роскошней: коврики — шморвики, картины в разноцветных пятнах, разномастные портреты (вполне человеческие лица, если не считать взгляды, копошащиеся в немыслимых и даже уму непостижимых далях — не хватает свечек у анфасов), стены, увешанные "блискучими" тканями. Опять же, меблишка нарисовалась, мягкая такая: стульчики, столики, диванчики, только и плющить харю и бросать со всеми удобствами кости — и оставлять их валяться так неопределённо долгое время.

Мы вышли в сквозное (напротив находилась запертая дверь) округлое помещение, где — это я понял по реакции подтянувшегося Бурого (расправил плечи, втянул отсутствующий живот, преданно заострил профиль) — нас будут пугать: строить рожи, устанавливать пудовые кулаки в опасной близости от нюхательного прибора, гонять шарики мускулов наподобие бильярда и безнаказанно ковыряться в носу. В общем, то место, где недавно упоминаемый Бурым кол упирается в горизонтальную поверхность, то бишь точка встречи со страшным Бландом.

Вдоль стен полукругом симметрично выстроились мужчины в чёрно-золотом, равнодушно и не моргая реагируя на наше появление. Что-то в их позе: то ли сложенные одинаково на груди руки, то ли ноги на ширине плеч, то ли полнейшая неподвижность внушало мне опасение... Ага, понял — это изобилие "погремушек", висящих на поясах. И было их как минимум в два раза больше, нежели нас, прибывших (включая меня и нашего встречающего).

Посредине зала стояло мягкое низкое кресло. Пустое.

Наш провожающий, не глядя, махнул рукой, и мы остановились, как один, не доходя пяти метров до кресла, а сам прошёл к следующей двери. Вышел...

Прошло по моим подсчётам пол часа. Хорошенькая познавательная экскурсия. Посещение зоопарка. Туристы, на которых любуются зверушки, указывающие лапами и хвостами на возбуждённых обезьян с фотоаппаратами. Которых можно наградить красной задницей и банановой кожурой промеж глаз, а для пущего писающего восхищения утопить в верблюжьем плевке...

Раздражение накапливалось, как дворняги вокруг случайного прохожего, брехливый лай стоял в ушах, взъерошенные алчные шавки, линяющие, облезлые кобели с закрученными на свиной манер хвостами яростно выказывали подвижные носы из-под плетней. А что? Когда много — сила! В смысле, громко...

Рисуемая в воображении картина кроме едкой улыбки не приносила ни капли успокоения, и я продолжил с каменным лицом вышагивать из одного конца зала в другой. Бравых "зольдатос" в чёрно-золотом, видимо, уже укачало слежение за моими однообразными перемещениями, и они нашли более благодарный объект — яростно чешущегося Бурого. Остальные же светло-серые невозмутимо расположились вокруг нас, ни секунды не теряя бдительности.

Наконец-то дверь, за которой исчез наш проводник, открылась, и нам явился самодовольный бампер... его же. Фары так и лучились великодушием камаза на пешеходном переходе. Он сделал пару шагов в нашем направлении, замер, вытянув руки по швам — ну вылитый оловянный солдатик в запасе (подкантоваться не мешало) — и, глядя куда-то поверх наших голов, официально запричитал:

— Его Главеншество, Пожиратель Малых и Больших Земель, Попиратель Звёзд, просеянных на Друшлак, Профессор всех учебных заведений, Бывших, Имеющихся в наличии и Будущих, Собиратель невинных детских Слезинок, а также их Употребитель за неимением собственных, Держатель за Яйца Воздух, буде пошатнётся твердь, Бросатель Банановой Кожуры на пути Космопроходцев, Агрессор, Откладывающий в Гальюн... — и прочее, прочее, всё в том же духе. В общем, на редкость схожий набросок на Бармалея.

Пока длился монолог, я стоял открыв рот. И жалел об одном — об отсутствии диктофона — уж больно красочные были иные титулы. Я же мог оценить только эстетическую привлекательность, не успевая сбросить в базу данных, то бишь, навертеть на извилины по причине изобилия оных эпитетных вкусностей. Чего только стоит: Гнилозуб на Лице Собственной Задницы или Высмаркиватель Культурных Ценностей? А вот это как вам: Фаллический Имитатор Вселенной?..

Когда-то это всё-таки закончилось, и я спустился с перины блаженства, катая во рту пресловутый "имитатор", теребя прелестное звукосочетание, смакуя чудесное словосочетание. И створки бутона дверного проёма повторно раскрылись...

И явилось... явился... Явились?

Пусть Бурый конечно извиняет, но этот рахитичный шаблон на страшилище не тянул. Не только в размере, естественно, дело, когда вопрос касается вселенского испуга и прочих катаклизмов, стихийных бедствий и войн. Но всё-таки личина какого-нибудь Минотавра более б удовлетворила мой законсервированный страх. Но было в нём, в этом Главеншестве, что-то такое до боли знакомое... Ага, вспомнил, навеял он мне небезызвестного вождя в кепке и с резиновым бревном на плече, прописавшегося на всех городских площадях и центральных проспектах чудесной, сказочной, зазеркальной страны Совдепии. И то сказать: сколько этот гном в конечном счёте попортил крови своим желанием посадить всех на диету (а избранным оставить икорочку), народу-то втоптал своими копытцами — не сосчитать. А яду подсыпал на много поколений вперёд.

В общем, это "чудо" с рыжеватой жиденькой бородкой, отсутствующие волосинушки которой кой-де не прикрывали крышку этого долгоиграющего самовара по имени Бланд, восшествовало. Думаю, волосяного покрова на подмышки и прочие "правоохранительные органы" явно не хватило. Ничего, пригласим паучков — заштопают прорехи в заборе удивительного генетического кода, к которому даже ползком не стоит подбираться — боязно за спокойный сон и другие гигиенические прокладки дальнобойщика.

Бланд, поскрипывая трухлявыми костьми и прихрамывая на одну из опирательных конечностей, взгромоздился в кресло, то бишь, индивидуальный трон (что-то вроде личного переносного судна с протягиваемой вслед канализацией; представьте себе резиденцию ентого сиятельного монарха: лабиринт дерьма похлеще Ариаднового распущенного клубочка из трусиков танго). Прощупал перила оного трона пятипалой мелкой тёркой, пошморгал канцелярской кнопкой и перевёл драгоценнейший (не иначе, как брильянтовый) взгляд на наши мусороуборочные хари.

Ой — е — ёй! В какую бы ближайшую канаву отнести свой жидкий испуг! Лишь бы плотина заднего ангара выдержала эту целенаправленную мозгозаси...ятельную терапию. Опустить нижнее туловище лица вместе с зубами в свежую жижу на предмет проверки пропускаемости носоглоткой энного количества ЦУ (ценных указаний). Полоскание ещё то. Покруче содового раствора на возбуждённый член. Дохнут все бактерии. Даже те, что ещё не появились.

— Кхе-кхе... Что я вижу? Лицезрею отсутствие спермораспространительного Дрола, — изрёк Бланд. — Мне бы радоваться, что этот разрыхлитель экзотической флоры не опылит меня. Но... Кстати, — резко наклонился в нашу сторону, что мы с Бурым даже отшатнулись, — вы знаете, как он распространяет собственное семя?

Мы отрицательно покачали головами. Сказать, что мы были озадачены, так это ничего не сказать. Не знаю, как насчёт Бурого, я к генетическому материалу нашего главенствующего кренделя не имею ни малейшего отношения. И в будущем не собираюсь соприкасаться даже в резиновых перчатках проктолога.

— А это, между прочим, ежесезонная процедура наподобие посадки картофеля. Когда всё лето приходится окучивать и полоть любимое чадо. А также травить полосатых насекомых на чудесных чешущихся личиках до тех пор, пока от манной каши не начинают отлетать зубы, а в гортани начинаются запоры от карамели. Когда даже пурген действует, если двенадцатиперстную кишку растворить в кислоте. И пальцем изнутри регулировать диоптрию глаз: "Смотри Сюда!!! Ты видишь поляну и цветочки! Ну и что, что они воняют? Это кал пахнет — запомни на будущее! Своими вытаращенными зенками запомни!" — Он сорвался на фальцет и протянул коррозийный палец, в котором не было ни миллиметра ровной поверхности вверх. Оратор хренов. Детям на ночь — пусть родители уточняют объёмность памперсов. — Я мог бы заговорить вам зубы так, что и овсянка с изобилием масла покажется твёрдой пищей. Но нафиг мне распинаться у выгребной ямы? Я сделал своё дело по маленькой, а заодно и по большому, — неожиданно подмигнул, — а вы уж впитывайте, — сполз в кресле, вроде сдулся чахоточный воздушный шар. — Поди сюда, — слабо махнул рукой, подзывая к себе, а сам при этом глядя в противоположную сторону.