Кукушка

Володя Злобин

Кукушка быстро сверился с секундомером:

— Пятьдесят четвёртый на восемь, тридцать шестой — шесть!

Водитель пошарил в лотке с мелочью и протянул десять рублей. Кукушка спрятал монетку в карман и, когда автобус отъехал, щёлкнул секундомером. За стеклом стали складываться цифры.

Он странный был, этот секундомер. Не секундомер даже, а секундомеры: три прибора, смотанные скотчем в увесистый блок. Когда автобус приезжал на конечную, парень щёлкал кнопкой и сообщал водителю отставание от конкурента. Таких уличных диспетчеров называли кукушками — обитателями конечных кольцевых остановок, где в мороз и жару считали дорогие секунды.

Кукушке было уже за тридцать, но, несмотря на годы, к нему относились как к парню — высокому, крепкому, и с тем рассеянным лицом, что можно встретить на паперти. Ноги его были тонки и длинны, скруглённые плечи сутулились, и потому странно, как у цапли, выпирал живот. Кукушка был преисполнен той неопасной силы, которую никто не берёт в расчёт, ибо ясно — не будет применена. С утра до вечера он слонялся по остановке, щёлкал секундомерами, стучался в кабины и загибал пальцы в понятные только ему цифры. К вечеру сетчатый жилет с кармашками оттягивала мелочёвка, живот казался ещё больше, и Кукушка степенно подходил к уставшим водителям как ещё один труженик. Он незаметно становился рядом и жалостливо просил:

— Люди, ну не курите, а?

Водители не отвечали. Кукушка, распахнув простое лопоухое лицо, начинал пугать:

— Здесь однажды дизель натёк. Кто-то бычок щёлкнул и всё! Автобусы погорели!

Когда и это не помогало, Кукушка молил:

— Аваг, ну скажи им!

И тогда старый водитель Аваг выдыхал в седые усы:

— Мужики, давайте уважим.

Сигареты со смешком отправлялись в урны. Ликующий Кукушка вышагивал на длинных ногах:

— Не надо курить, люди. Курить — жизни вредить!

Зимой Кукушка напяливал прохоря, в которых ходят на охоту или стоят за уличным прилавком, летом щеголял в носках и сандалиях. Сетчатый жилет бренчал то поверх рубашки, то истрескавшейся дублёнки. За год смотанные секундомеры обрастали чёрной паршой, и Кукушка с противным скрипом перематывал их.

Аваг рассказывал, что парень тронулся от того пожара. Молодой водитель только встал на линию и сразу же лишился автобуса. Кукушка ещё долго крутился возле подпалины, но за руль сесть так и не решился. Вскоре он объявился на остановке с секундомерами. Город делила одна из могучих сибирских рек, улицы перекинулись через неё путепроводами и мостами, грохотала железка, и на многих маршрутах царила сущая неразбериха.

— Восьмерка — три! Только что ушла!

Водитель новенького красного автобуса даже не повернул головы. Кукушка стукнул в дверь, затем — ещё, и уже хотел сунуться с другой стороны, как из кабины гаркнуло:

— Да затрахал ты со своим временем! Я тебе сколько раз говорил — во.

И свирепого вида водитель показал навигатор.

— У меня все твои цифры бесплатно бегают! Все маршруты! Завязывай попрошайничать!

От обиды Кукушка начал заикаться:

— Я.. я.. я на сме-не!

— На какой смене ещё? — бушевал водитель. — Ты бы лучше на линии шуровал, о крысах предупреждал. Вон, на Машку вчера акт составили.

Из салона вывалилась женщина той властной дородности, что неминуемо влечёт в кондуктора.

— Олег, ты опять Кукушечку достаёшь? Пойдём, милый, я тебе булочку куплю.

— Я сам могу!

И Кукушка затряс гремливым жилетом.

— Сам-сам, — улыбнулась женщина.

Под смешки водителей Кукушка проследовал за Машкой в кафе.

— Кукуш, где невеста твоя? — ехидно крикнул Олег.

— Мы с ней переписываемся! — гордо ответил Кукушка, не заметив, как Машка погрозила напарнику кулаком.

Раньше кукушки стояли на каждой важной остановке. Они выбегали на дорогу, жестикулировали, на лету ловили монетки, а очумевшие водители устраивали гонки за пассажиров. Но с появлением навигаторов труд уличных диспетчеров перестал быть востребованным, и всего за несколько зим кукушки улетели с насиженных мест. Только здесь, на конечном отстое, осталась последняя — на длинных узловатых ногах, высокая, открытая и наивная, она будто не замечала, что её счёт никому больше не нужен.

Самый старый водитель, немногословный Аваг, всегда старался дать Кукушке побольше монет. Он порой ездил по минутам парня, из-за чего тот вышагивал счастливым пригодившимся человеком. Кондукторша Машка защищала Кукушку от нападок Олега: мужик был единственным, кто гнал от себя диспетчера, хотя остальные водители, пусть и посмеиваясь, одаривали юрода денежкой.

— Ты как эти... в электричках. Два прихлопа сделают и плати. Типа не попрошайничаю, а пред-став-ле-ние! Пойми, все твои секунды у меня здесь, — Олег потряс навигатором, — иди лучше на линию, крыс палить. Тогда без вопросов, я тебе заплачу.

— Я тоже работаю! — запальчиво ответил Кукушка.

— Это не-ра-бо-та! Не-ра-бо-та! — прокричал Олег и вышел на маршрут.

Вслед ему Кукушка щёлкнул секундомером.

После одной из смен Кукушка заученно подошёл к курящим водителям. Вместе с ними стояла Машка. Заметив парня, она с грустью сказала:

— Вот и всё, Кукушечка. Променяли меня на этот, как его...

— Валидатор, — подсказал Аваг.

— Будет теперь вместо меня трудиться. А меня ликвидировали как класс.

— А я теперь обилечивать должен, — харкнул Олег, — мало того, что за дорогой следи, так ещё пеньков рассчитывай?

— Так и не увижу твою невесту, — Машка подмигнула парню. — Переписываешься с ней?

— Переписываюсь, — кивнул Кукушка.

Потихоньку автобусы оборудовали валидаторами. Машка сентиментально рассчитывала пассажиров, отрывая билетики, как осенние листья. Водители поворчали, а затем приноровились принимать плату. Совсем замыленные, они всё чаще отмахивались от подсказок Кукушки.

В последний день работы Машка накупила в кафе пирожков, вынесла поднос с дымящимся чаем и пригласила всех к себе в автобус. Велюровая обшивка с таинственными узорами напоминала домашние ковры. Голубенькие шторки раскачивали золотистую бахрому. Казалось — отдёрни, а там сад со скворечником. В высоком тёмном уголке, рядом с данными о перевозчике, была прилеплена маленькая бумажная иконка. Кресло кондуктора устилала меховая накидка, и Машка величественно утопала в ней, как настоящая королева.

— Давайте помянем, что ли, — предложила она.

И суровые мужики, привыкшие орать друг на друга, и горластые кондукторши, наловчившиеся выпихивать пьяных, и тихий Аваг с вислыми понимающими усами, и громкий Олег, и даже Кукушка, осторожно присевший на краешек, все вдруг почувствовали себя как в старом доме, которому вышел срок. От сдобы поднимался печной дух, закат распадался в стекле, и, как в чём-то торжественном, по салону плыли розовые пылинки.

Машка задумчиво спросила:

— Кукушка-Кукушка, сколько нам работать осталось?

Парень зачем-то посмотрел на секундомеры.

С уходом Машки он лишился заступницы. Над ним стали больше подтрунивать, и только Аваг со вздохом выслушивал жалобы диспетчера. Загнанные водители с неохотой пускали к себе Кукушку. Особенно лютовал Олег:

— Я за всех скажу: знаешь, с каким сердцем мы на отстой встаём? Там ты, пальцы гнёшь, в дверь ломишься... И прогнать нельзя! Вот обычному попрошаю можно ничего не давать, он же сам ничего тебе не даёт. А ты суетишься, шуршишь, как бы в стыд нас вгоняешь. Понимаешь? Мы от тебя откупаемся! Откупаемся! Ты же здоровый мужик, устройся уже на работу!

Кукушка неожиданно взвился:

— Я каждое утро в шесть встаю! Холод, жара — я всегда! Это работа!

— Польза-то какая от тебя? Я вот людей вожу. А ты?

— А я тоже по графику! С утра до вечера на ногах. Думаешь, легко это?

— Толк-то в чём? Что от тебя прибавляется?

— Я все воскресенья отстаиваю!

Это были две разные колоды, и вместе их не мешали: водитель считал, что работой можно назвать только то, что приносит пользу, а Кукушка считал ею то, что даётся с трудом. Он претерпевал, значит — работал, в его подвиге был смысл, потому что от него гудели ноги и путался ум. Противоречие привело к ссоре. Началась толкотня, в которой мудрый Аваг вовремя предложил закурить.

— Люди, не надо курить, — сразу разнылся Кукушка. — Курить — жизни вредить.

— Лучше общаться с табаком, чем с дураком, — передразнил Олег. Когда Кукушка понуро побрел прочь, водила хохотнул. — С невестой пошёл переписываться!

И может однажды Кукушка незаметно бы не пришёл на работу, но вскоре что-то случилось в том хрупком невидимом царстве, которое все почитают за неизменное. По всему городу пропала связь. Люди непонимающе всматривались в телефоны, а потом оглядывались, будто неподалёку должен стоять человек, который всё объяснит. Кукушка не сразу поверил, когда один из водителей украдкой спросил:

— Где там кто, а?

С каждым новым кругом к Кукушке подъезжали всё больше ослепших водителей, помаленьку втягиваясь в озорное соревнование. Автобусы лихо уносились с конечной, и пассажирам приходилось крепче цепляться за поручни. В городе начался великий праздник непослушания, шальной и немного опасный, какой всегда бывает, когда люди вспоминают себя. Весёлая гонка продолжалась весь день. Кукушке даже некогда было поесть. Он снял мешавший жилет и повесил его на дерево, и ветер звенел червонцами.

К вечеру помолодевшие мужики беззлобно перебранивались друг с другом. Хвастались кто кого подрезал и обошёл. А ещё много хвалили Кукушку.

— Как в старые времена, — вздохнул Аваг.

От улыбки уши Кукушки оттопырились ещё сильнее. Парня поддерживало сразу множество рук, и он в нетерпении перебирал ногами, будто пытающаяся взлететь птица. Даже Олег крякнул и протянул пятерню:

— Вот это работа! Это я понимаю!

Со стоянки бибикнула машина. Какая-то девушка махала собравшимся.

— Это ещё кто? — недоумённо спросил Олег.

— Да жена приехала! — ответил Кукушка.

Он сказал об этом совсем обыденно, будто не хотел ничего доказать. Так, просто. Была невеста, стала жена. Переписывались ведь. Парень помахал в ответ, и девушка села в машину.

— Жее-е-н-а-а... — протянул Олег, — Ну, брат, поздравляю! Надо Машке набрать, не поверит!

— Может и за баранку вернёшься? — усмехнулся Аваг.

— Не, — отмахнулся Кукушка, — вы только это... не курите, а?

Курить плохо, пить плохо. Все знают, всем по... — прокомментировал Олег и мужики по-доброму рассмеялись.

А когда народ уже готовился расходиться, в конце улицы стало нарастать необычное сияние. Показался странный фургон с антеннами, за ним — автобус с нашлёпкой на крыше. В свете проблесковых огней фургон осторожно вкатил на стоянку. Следом зарулил и автобус. В его кабине никого не было.

Из фургона высыпали люди с компьютерами. Повертевшись вокруг автобуса, они погоняли его туда-сюда. Автобус послушно закладывал виражи. В кабине скупо крутился руль. Салон был тёмен и пуст.

Окатив курящих мужиков космическими огнями, беспилотный автобус плавно ушёл на новый круг. Его проводили молча, под задумчивые сигареты. В полной тишине застонал Кукушка:

— Ну не курите же, люди! Не курите! Зачем вы курите? Нельзя курить!

И люди, потупившись, один за другим затушили сигареты.

[Наверх]