Сезон Колдуна (главы 1-4)

Все персонажи и события, описываемые в книге, вымышлены. Любые совпадения являются, как это ни странно, совпадениями.

Глава 1

Приподняв шкаф, хомяк потряс его и, поставив на место, принялся скрестись в дверцу. Чует, зараза, что я внутри. Честно говоря, сидеть в этом деревянном карцере, грозившем стать моим гробом, было слегка не комфортно. Да и, если уж оставаться до конца честным, это был не совсем шкаф. Тумба, скорее. Да, это правильное слово, хоть и не столь солидное, как "шкаф". Раньше на ней стоял телевизор. И только чудищу снаружи было известно, где он теперь. Я выждал, пока хомяк, разочарованно рыкнув, отойдёт в сторону, и пинком вынес дверцу — она с грохотом откинулась вниз, заставив тумбу покачнуться. Пара поросячьих глазок на щекастой голове размером с медвежью тут же уставилась на меня. Пусть эта косолапая туша выглядела нелепо, зато очень ловко била и лягалась. Взревев с новой силой, хомяк схватил журнальный столик. Я вытянул правую руку в сторону люстры и ударил по напульснику на запястье, однако близорукость, в несколько раз усиленная зельем, и некстати сползающие очки внесли свою лепту. "Лишь бы не вычли из гонорара", — пронеслось у меня в голове, когда вырванная с корнем люстра, высадив стекло, исчезла за окном, а брошенный в меня журнальный столик удивительным образом поместился в только что опустевшей тумбе.

Ну, по крайней мере, там поместилось то, что от него осталось.

В разбитое окно хлынула ночь, наполнив собой разгромленную комнату. Воспользовавшись темнотой, я бросился в прихожую, на бегу уклоняясь от нашедшегося телевизора.

Проклятый зверь быстро сообразил, что добыча упущена, и побежал следом. Поднимаясь на второй этаж, я слегка замешкался, за что и схлопотал оплеуху мохнатой лапой. Защитный медальон на шее немного смягчил удар, и хомячище добился лишь того, что сам подбросил меня на пару метров дальше по лестнице, дав несколько секунд фору. Пока он справлялся со ступенями и ломал перила, я уже баррикадировался в дальней комнате, прикидывая насчёт соседних помещений и расположения несущих стен. Снос дома в планы пока не входил. Проклятье! Меня же вызвали просто узнать, что за привидение завелось под ванной! В следующий раз буду уточнять: не окажется ли "привидение" внезапно выросшим в двухметрового монстра хомяком. Хомяком, сожравшим дорогую сантехнику и попробовавшим на зуб ту самую ванну, из-под которой он только что вылез.

Хомяком, выламывающим сейчас дверь вместе с дверной коробкой.

Хлопнув несколько раз по напульснику, я проделал достаточную дыру в стене и юркнул в неё, попав в соседнюю комнату. Служившую по совместительству логовом юному некроманту. На разбросанных по полу листках из школьных тетрадей красовались наброски каких-то заклинаний и сигилов с пометками на полях.

— Достаём двойные листочки и пишем... — пробормотал я себе под нос. Рычание осилившего подъём по лестнице хомяка заставило меня поторопиться. Заклинание, сделавшее его таким, лежало где-то здесь, надо было только найти нужный листок и узнать, что это за заклинание.

Однако ничего толкового в записях не нашлось — дилетантские призывы мелких демонов, да и только. Зато под кроватью я обнаружил коробку, в которой под кипой эротических журналов покоилась потрёпанная книжка по практической чёрной магии. На ещё одном тетрадном листе, вложенном в неё, было что-то написано. Мне потребовалось немного времени, чтобы разобраться в корявом почерке. И еще немного, чтобы выругаться длинной витиеватой фразой, на какую способен только старый морской волк, потерпевший кораблекрушение посреди бескрайнего океана, дрейфовавший пару месяцев по волнам и подобранный проходившим мимо лайнером с гордым именем "Титаник".

Нормальные дети в видеоигры должны играть, а не переносами душ заниматься. Представляю, какой цирк творится сейчас у демонов в местной преисподней — Левиафан, деловито набивающий печенье за щёки.

Интересно, а у них там есть печенье?

Оставив решение экзистенциальных вопросов на потом, я схватил со стола маркер и принялся спешно малевать на полу печать из книги, корректируя её для обратного обмена.

Ворвавшийся в комнату хомяк ещё больше расширил проход в стене. Едва он наступил на печать, я пропел слова заклинания, — получилось что-то вроде "Буэ-мгхва-хва", однако туша не обратила на это никакого внимания и, слопав брошенную в морду книжку, в немыслимом для меня прыжке взмыла в воздух, проломив башкой потолок. Я выхватил из-за пояса пистолет, который до последнего надеялся не использовать, поднял его вверх и спустил курок.

Маленький комочек шерсти упал мне на плечо и замер. Кажется, его немного контузило. Проклятье! Надо предупреждать, что печать срабатывает не сразу!

Подобрав в прихожей слегка пожёванную куртку, я вышел во двор, отдал хозяевам начавшего приходить в себя хомячка и кивнул на дом:

— А вы беспокоились, что ванну попортили... Счёт за услуги пришлю завтра.

— Мы слышали выстрелы... — неуверенно начал бормотать отец семейства (он обладал такой комплекцией, будто уже давным-давно рос только вширь). — Это жу были выстрелы? Выст...

— Лампочка взорвалась.

Я направился к воротам и, поравнявшись со старшим сыном, добавил:

— Ещё раз будешь играться с чёрной магией, вернусь и башку оторву.

* * *

Ташкент у многих ассоциируется с летом. Вечным, дарующим изобилие... И только ташкентцы каким-то немыслимым образом умудряются находить в этом лете зиму, весну и, конечно же, осень.

Есть места, где осень приходит строго по расписанию. Она золотит листья в сентябре, ссушивает их октябрьскими ветрами и укрывает ноябрьским снегом. В Ташкенте иначе. Осень начинается и заканчивается незаметно. В какой-то момент вы просто замечаете, что лето переходит в зиму. Которая подозрительно похожа на весну.

На самом деле всё несколько сложнее. В августе начинают опадать первые листья. Причём вы не можете точно сказать, засохли они или просто сгорели. Затем, примерно в середине сентября, появляются дни, когда жара становится... чуть менее жаркой. Столбик подплавившегося термометра опускается с плюс пятидесяти до плюс сорока, а то и тридцати — тогда к опадающим листьям присоединяются жёлуди. Солнце, как бочком подбирающийся к сладкому ребёнок, садится всё ближе к западу, окрашивая небо на горизонте в цвет заиндевелых персиков. Вот тогда ночи становится прохладными, а западный ветер приносит облака, которые изредка сбиваются в большие тучи, проливающиеся редкими дождями. Бурых листьев становится больше, их сгребают в кучи, кто-нибудь поджигает их, и тогда воздух пропитывается едким дымом. Позже, когда дожди становятся чаще, а дни заметно короче, с акаций опадают плоды-погремушки, — их пряный запах смешивается с запахом дыма, холодным ветром и карканьем сотен налетевших на запах приближающегося снега ворон...

— А за проезд платить кто будет? Пушкин?

Я застрял в Ташкенте.

— Так кто платить будет? — сварливо повторила контролёр. Судя по выражению её лица, она лично выбрасывала "зайцев" в окно.

— Лермонтов, — буркнул я, выуживая из кармана деньги. Контролёр оторвала мне билет и ушла в сторону водителя, бормоча что-то насчет шутников.

Терпеть не могу общественный транспорт. Так уж устроен человек: быстро привыкает к хорошему и оценивает свысока всё то, чем жил ещё вчера. Верно. Мы забываем, как перекусывали в "тошниловках", как толклись в метро в час пик, как были знакомы с простыми людьми, которые говорят то, что думают, и делают то, что говорят.

И всё-таки иногда просто необходимо разделить автобус с двумя пенсионерками и нетрезвым типом, дремлющим напротив. Как иначе человек может посмотреть на мир и обнаружить, что без быстрой машины и брендовой одёжки он никого не интересует, что без пары телохранителей и десятка камер он никакая не эпатажная личность, а обычный болван, не нашедший своего места в жизни.

Как иначе беглец сможет поверить в то, что его не ищут?

Подъехав к остановке, автобус резко затормозил. Встрепенувшийся забулдыга огляделся по сторонам, остановил мутный взгляд на мне, и, усмехнувшись, ткнул пальцем в мой билет:

— Счастливый.

Действительно, счастливый — все шестёрки.

— Ага, зашибись просто, — мрачно подтвердил я, выходя из автобуса, и смял пронумерованную бумажку.

Нет, мне нельзя возвращаться.

* * *

Не то, чтобы жить в этом городе входило в мои планы, просто я не умел экономить. А над теми, кто бросает деньги на ветер, судьба любит подшутить.

Шутка началась с ошибки, из-за которой я не смог сесть на рейс Дели-Прага. Авиакомпания предложила полететь следующим, с пересадкой в Ташкенте, обязавшись взять на себя все расходы. О том, что имелись в виду расходы только на первую половину перелёта, я узнал только по прибытии в Ташкентский аэропорт. Из-за начавшегося урагана все вылеты были задержаны, и я провёл восемь бессонных часов в зале ожидания, когда выяснилось, что мой пражский контракт отменён. Вдобавок большая часть моего и без того скудного багажа из-за очередной ошибки отправилась на Пхукет. Пока я судорожно соображал, как такое вообще могло произойти, пропало и то, что оставалось при мне.

Потребовалось несколько дней, чтобы отыскать мелких пакостников, наложивших лапы на моё имущество. К тому времени местные торговцы проявили достаточно предприимчивости, чтобы вытянуть всё из туриста, вообразившего, будто он умеет торговаться.

Помню, как-то раз, во время очередного перелёта, сосед у окна заметил, что все города можно разделить на три типа. Одни похожи на рыболовные крючки, неумелым движением загнанные под кожу. Покидая их, вы будто вырываете эти крючки — с кровью и мясом, оставляя на всю жизнь пугающие шрамы. Другие — как разноцветные ленты, брошенные во время карнавала. Вы запутываетесь в них и становитесь безвольном, влекомым следом за всеми, участником бесконечного праздника.

Третьи... третьи никуда не тянут, не вгрызаются в плоть и не заманивают. Они просто неторопливо проходят мимо, подобно каравану в бескрайней пустыне, и вы хотите поспеть за ними, но как бы ни старались, всегда будете оставаться где-то позади, наблюдая, как исчезают следы, оставленные на песке.

Пожалуй, Ташкент из последних. Я вырывался из цепких лап первых, плёлся за вторыми, но все они были просты и состояли из чётко ограниченных кирпичиков: жестокость и сочувствие, скорбь и счастье, воспоминания и забытье, гордость и позор. Всё в них имело свои границы.

А этот город я понять так не смог.

Впрочем, кое в чём все города схожи: достаточно одной ночи, проведённой на скамейке в парке, чтобы сообразить, что пора обустраиваться.

Да, с этим связаны определенные трудности. Не у всех есть шанс получить гражданство за неделю. Но если вы умеете создавать более-менее стойкий морок, это не станет большой проблемой. Формально это не подделка документов, ведь люди сами себя обманывают, видя то, чего нет.

Моё агентство, предлагающее "услуги оккультного характера" расположено недалеко от центра города, потому что это даёт мне право на совершенно бессовестные цены за услуги. Открыв его в небольшом доме на сонной улочке, где уже и так было несколько сомнительных фирм, я приступил к делам.

Мое имя — Виктор Тесла.

Ложь — моя работа.

* * *

Сиренево-синий свет фонаря на обочине разгонял оловянные ноябрьские сумерки и отражался в стекле таблички с чёрной на бронзовом фоне надписью: "Тесла Виктор". Никаких слов типа "Маг" или "Экстрасенс". Во-первых, уважающие себя специалисты так не делают. Во-вторых, так не делают мошенники, которые хотят выдать себя за специалистов.

Чего бы вы не подумали ранее — я шарлатан. Знаете, люди странно относятся к сверхъестественному. Зачастую, отрицая любые его проявления, они отдают себя во власть ничего не значащих примет, самозабвенно верят в мелочи, которые якобы защищают от зла, или приносят удачу, или ещё что. Дайте им эти приметы, и они будут счастливы заплатить. Укажите им на мелочи, и они будут поклоняться вам.

Но на самом деле моя работа до ужаса скучна. Сначала мне казалось, что это никак не помешает заниматься экзорцизмом по десять раз на дню, но вышло совсем наоборот. Первыми в моё агентство потянулись наивные девицы, твёрдо уверенные, что я буду рад сварить им литр-другой приворотного зелья. За ними появились частные предприниматели, жаждущие выгодных сделок. Следом обо мне прознали параноики и шизофреники. Первые думают, что я их спасу, но не могут сказать, от кого. Вторые не знают, что им нужно, но твёрдо знают, кто виноват. Выпроводить одинаково трудно и тех, и других.

В общем, в конце концов мне пришлось окончательно сдаться и обманывать дураков, изображая из себя Четвёртого Великого Магистра Тайной Шаманской Ложи. С таким титулом я сам к себе не решился бы пойти, но народу нравилось.

Я скинул куртку в прихожей и через зал прошёл на веранду. Зал — единственная более-менее нормально обставленная комната. Его интерьер состоит из дивана, на котором я сплю чаще, чем в спальне, трёх стульев, книжного шкафа и потрёпанного кресла перед ним. В центре — стол с хрустальным шаром (вообще-то стеклянным, но моим посетителям это знать не обязательно) и двумя чёрными свечами. Предсказать, а тем более наколдовать что-то с их помощью невозможно, и тем лучше: "магов", что мелькают с этими атрибутами в телепередачах о призраках и пришельцах, к магии лучше вообще не допускать.

Веранда выходит на старый двор. Когда-то он был общим для нескольких домов, но с тех пор как все сделали себе по отдельному входу, его тропинки густо поросли травой и двор превратился в полузаброшенный сад с несколькими яблонями и одинокой вишней под моими окнами. Я использую веранду как мастерскую, где время от времени собираю что-нибудь волшебное. Сейчас письменный стол, задвинутый в дальний левый угол, был завален серебряным "ломом" и ювелирными инструментами. Три года назад мне пришлось осваивать это искусство, ведь обращаться к ювелиру с просьбой сделать медальон, на котором вместо узора сплетено заклинание, невыгодно. Правильный рисунок практически никогда не получается с первого раза. Приходится переделывать вещь снова и снова, пока не появится хоть какой-то подходящий результат, а затем столько же времени тратить на настройку. Это так долго и муторно, что я стараюсь обходиться всего несколькими артефактами. В обязательный набор входят медальон с изображением двенадцатилучевого креста, символа абсолютной защиты, несколько колец на выбор и пара клёпаных напульсников. На каждой заклёпке выгравировано сочетание трёх рун, служащих чем-то вроде трансформатора кинетической энергии — причем на каждом напульснике сочетание своё. Удар по левому накапливал энергию, по правому — высвобождал ее. Весьма полезная штука, если надо отбросить кого-то. Или разгромить дом клиента.

Сняв кобуру, я вытащил оружие и спрятал его в верхний ящик стола. Валяясь на виду, тридцатисантиметровый отпрыск пистолета и артиллерийского орудия, собранный кучкой энтузиастов и получивший имя "Номад", вызывал у клиентов желание поскорее уйти. Часто — не заплатив. Это плохо сказывалось на бизнесе, поэтому большую часть времени Номад хранился под замком. Если вы сейчас подумали, что нормальные люди имена вещам не дают, то поправлю: нормальные люди не дают имена нормальным вещам. Необычным же имена даруют силу. И Номад как раз из таких. Магазин, в нормальных условиях вмещавший бы штук семь патронов пятидесятого калибра, был расширен втрое. Что-то вроде подпространства — в таких вещах я не силён. В результате из пистолета мог стрелять только маг, способный подпитывать своей силой зачарованный механизм. В руках же простого человека Номад оказывался всего лишь красивой бутафорией с заевшим спусковым крючком.