Игра на Цезаря

ГЛАВА 1

— Я лечу! Ле-чу!.. Агата, смотри — я лечу!!! Я лечу над Шалбой и берегами! Над коровами и рыбами!

— Ну, над рыбами, Варя, это — не диво.

— Агата! Я лечу!

— Ага. Лети.

— Доча! Да что ж ты смотришь то?!.. Варенька! А, ну, слезай с мачты!

— Ты точно оттуда навернешься! Агаточка, скажи ей!

— Мама, мы тоже так хотим!

— Арчибальд, Барнольд, вы ку-да?! Нинон, лови Арчи за штанину!

— Жужа, а который из них Арчибальд?! Они ж оба одинаковые?

— Тот, который уже на мачту полез! Арчи! Барни! Я кому сказала?!

— Агата! Я ле-чу!!!

Вот это мы так всей семьей отдыхаем...

А вообще, чтоб увидеть подобное "представление", совсем без надобности было ехать в гости к моему дяде в Либряну. Да и собирать всю его семью на "общий выездной шабаш". И красить ради этого с утра пораньше большую скрипучую лодку, именованную в честь жены "Жужанной". Все это было совсем не обязательно. Но, раз уж выбрались в кои-то веки отдохнуть...

— Ох, я так до праздника завтрашнего не доживу...

А вот эта медноволосая дама, что сейчас с большой патетикой прихлопнула ладонь к легкому батисту платья на груди — моя мама, госпожа Катаржина Вешковская. Солидный же господин, скосившийся из-под полей широкой летней шляпы на нее — мой папа, Людвиг. Родители. Строгие, но, любимые. Есть еще тетушка Гортензия. Она скачет сейчас в своей романтической юбке вокруг мачты и не знает за кого ухватиться: за свою близкую подругу, Нинон, или вышеозвученную льняную штанину карапуза близнеца Арчи. Хотя Арчи с братом уже оба — на мачте, а Нинон вслед уж точно не махнет, иначе... В общем, Нинон у нас — дама выдающаяся с какой стороны света ни глянь. Но, здесь, в Либряне нашла себе достойную конкуренцию в лице (и формах) госпожи Жужи Смиглы. Что же до ее супруга, моего двоюродного дяди по линии мамы, то он у нас в данный момент — рулевой. Непоколебимый и дальнозоркий, не смотря на полученное в детстве (после падения в работающую молотилку) косоглазие. А не "колебаться" на общий ор, думаю, ему слабый слух помогает (тоже наследство от молотилки). В остальном же мой курносый дядя — молодец хоть куда. Его, кстати, Теофилом зовут. И в будней жизни он — не последний в Либряне ювелир. А теперь у нас... хотя я уже говорила, отдых. Накануне еще большего — Дня Святого Рока, покровителя всех ремесленников, существующих в многогранной природе материка Бетан.

— Вижу поворот на реке! Нам туда?!

— Нет, Варвара! — откликнулся, наконец, наш непоколебимый рулевой. Потому что он сегодня, по совместительству еще и... — Там Русалочья заводь! Место тихое, но... хм-м, не для семейных вылазок на берег. Нам — прямо по курсу и через три мили причалим в Янтарном бору! Он двенадцать лет назад заповедником стал, а до этого... — ну, да, по совместительству дядя Теофил сегодня еще и экскурсовод.

— Варенька! Я ведь охрипла уже! Слезай, давай!

— Тетя Катаржина, здесь так интересно!

— Варя! — а вот на этот клич я и сама от лодочного носа развернулась. Мужчина с кормы задрал к верхушке мачты взлохмаченную ветром голову. — У меня, кажется, здоровенный сом на крючке! Одному с ним не справиться!

— Да ты что?! Я сейчас!.. Барни, Арчи, давайте вниз! Вы мне спускаться мешаете!..

Чудеса... педагогики. А что я еще тут способна сказать?.. Да и некогда. Потому как сом у нас клюет. Здоровенный.

— Ник!

— Что, любимая?

— Ух, ты!..

Лето ладменское, еще в жарком мае гостеприимно расстелив густой зеленый ковер из трав, приближалось в эти дни к своему зениту — середине июля. Волнами обдавая граждан запахом пряной свободы и пьяня самых стойких из них пением соловьев по ночам и шумом листвы в парках и лесах. И мы его, конечно, ощущали, это "сумасшествие".

Хотя первой на свободу вырвалась наша гимназистка Варвара. От того и "летала" теперь над коровами у берегов реки Шалбы. И ведь есть за что летать: ни одного неуда за год! Даже по правописанию. Хотя здесь заслуга скорее канцлера Исбурга и его частных уроков по управлению силой. Демонической силой. Или "фартовой" (как ее Нинон "по-человечески" назвала). Да ну и пусть. А какая разница, почему дитё в нужных местах нужные буквы скребет? Главное — результат в табеле за первый курс (как мы с Ником для себя "магически" определили).

— А шашлычок у нас из сома будет, м-м, славный. С розмарином, под винцом... Девушки, вас не сильно там дымокурит?

"Дымокурило" нас пятерых на берегу и в правду, с лихвой. На что "девушки", все как одна, стойко щурились, но диспозиций за раскладным столиком в паре ярдов от костра не меняли — принципиальный бой, тысь моя майка. И слава всем покровителям легальных карточных игр, без участия меня. А то бы думать пришлось. А оно мне надо? Мозги то я в учебный корпус Прокурата сдала и жаль что пока лишь на выходные.

— Ты по что, Гортензия покрыла то так!? — возопила тем временем моя родительница. — Людвиг, зонт передвинь. Солнце вправо ушло и... Агата, а где Ник? — вот у нее как раз, "мозгов" хватает на все фронты жизни.

— Ушел наверх, в бор, за дровами.

— А-а...

— Арчи и Барни — с ним, тетя Жужа... Да вон они уже по откосу спускаются.

— Агаточка?

— Варвара на мостке за камышами ловит раков на папины носки... Шучу. На сомью голову.

— Гортензия, я тебе вопрос задала.

— А-а. А я думала, это вопль был... А мы вот так сходим! Что, не ждали?!

Соперницы двух сестер, Нинон и Жужанна, одна поджав губы, другая, выкатив глаза, показали, что "нет"... Интересная игра. И называется с большим апломбом: "На Короля". То есть нет, "На Цезаря". Что, однако, сути не меняет(1). Как говорит мой муж.

— Всё играют? — бросив в стороне от костра сосновые ветки, уточнил он.

— Ага, — с трагическим вздохом скривилась я. — И конца и края не видно.

— Это мы еще поглядим, — нараспев внесла ясность моя мама. — Ого, Нинон, не ожидала. Но, все равно, "Цезаря" ты уже перемахнула.

— Однако заметьте, — хмыкнула та поверх очков. — замыкающей.

— Ну, культурная программа нам при любом исходе светит, — пыхтя, подправил папа зонт над столом. — проигравшей стороной. Катаржина стихи знает... про любовь.

Да. Видно и его "ветром свободы" понесло. Потому как "стихи" эти помню и я (еще по прежним "взрослым" гулянкам). И они уж точно не для детских ушей.

— А что сразу я?! Исход пока... не-известен. А! Я кончила, считаем! У Жужи пиковая дама должна остаться, а это — плюс сорок очков!

— А ты откуда знаешь? — вновь выкатила та глаза. — Мухлюешь?

— Стратегический подсчет.

— Вообще то, "расчет", мама. Но, в твоем случае — завидная память... даже там, где...

— А вот насчет "памяти", — оторвался от шашлыка над углями дядя Теофил. — Вы знаете, как с древнего языка накейо переводится "Шалба"? — видно, вспомнил о своей миссии экскурсовода.

Треск камышей слева обозначил мыслительный процесс нашей гимназистки:

— "Вобла"?! — вскоре прилетело к нам с мостка.

— Нет, Варвара! "Варево". И вы заметьте, какого цвета в ней вода. Черная вдали. С отраженным небом — темно синяя, а вблизи у берега — как круто заваренный чай с краснотой.

— Ничего себе!

— А его пить можно? — выказали практический интерес оба близнеца и поскакали босиком по песку.

— Пейте на здоровье. Здесь коровы не гуляют, — благословил их отец. Мать Арчи и Барни от карт даже не оторвалась.

Ник же, глядя на этот забег, приложил ребро ладони ко лбу:

— Меня вот другое удивляет. В переводах. На исходном французском имя "Рок" означает "отдых". Как же он смог стать покровителем всего ремесла?

— Как заслуженная награда на небе, — иронично скосился к местожительству Святого мой папа. — Теофил, что с шашлыком?

— Шашлык уже готов, — отрапортовал тот. — Жужа?..

И игра "На Цезаря" пошла гораздо быстрей (стол то раскладной у нас на все поводы — один)...

Ночь на песчаный берег Янтарного бора пришла по-летнему поздно. Недолгой, будто извиняющейся за свою неизбежность, визитеркой. И в качестве "компенсации" сразу выкатила в просвет из облаков полновесную луну. Первая из трех ночей полнолуния... Н-да... И она общий настрой на свободу лишь усугубила. Тут же на пришвартованной боком в камыши лодке были разожжены скромные речные фонари, которые дядя Теофил провозгласил "огнями рамп" и концерт проигравшей стороны начался. Ей, кстати, оказалась пара Нинон — тетя Жужа. Хотя вторая отдувалась за свою компаньонку, получившую в последней раунде игры сразу оптом трех одинадцатиочковых тузов и вышедшую в "лидеры". Точнее, в "примы". Прима исполнила нам морские куплеты в сопровождении депрессивно расстроенной гитары, извлеченной из кормовых недр. А ее "компаньонка" показала пару фокусов с платком. При их явлении Варвара от разгадок и комментариев стойко воздержалась. Остальные благодарно аплодировали (мы с Ником — Варе в основном). Дальше на "сцену" полезли все кому не лень. Даже мой папа с пантомимой, изображавшей не то свой день на службе, не то стихийный смерч. И так в процессе разошелся, что вспугнуло его с лодки лишь предложение тети Гортензии повторить сказку с Солнцепутья. И я даже не заметила, как гитара оказалась в руках у Ника. Хотя под фонари он не пошел, а остался у костра.

— О-о, а я и забыла.

— Что "забыла"? — смущенно прищурился Ник, подтягивая струны.

— Как давно ты держал сей инструмент в последний раз. Хотя...

— Угу. На твой день рождения... У фонтана.

— Точно... Тогда, знаешь что? — тряхнула я растрепанной головой.

— Что?

— Давай и ту самую.

— Точно?

— Ага.

— Даю... Сейчас, — и пробно проведя пальцами поперек струн, тихо начал. -

Мы все летим сквозь мглу и пепел...

На огонек свечи родной.

То скалит зубы рок, то весел

Маня наградой за собой.

И кружат равнодушно звезды,

Даря тщеславные мечты.

Так перепутать свет их просто

С той свечкой, что зажгла мне ты.

И я летел, друзей теряя

В круженьи звезд и в пасти тьмы.

Лишь как заклятье повторяя:

"Меня здесь нет. Есть только мы".

Так распахни мне дверь, родная,

Когда я рухну у крыльца.

Твой огонек, костром пылая,

Согрел мне сердце до конца...

Согрел мне сердце...

— Ник, а он что, умер?

На этот удивленный голосок Вари, кажется, отмерли все, присевшие вокруг огня.

— Почему? — вскинула я глаза.

— Так ясно же в конце: рухнул и... всё.

— И ничего не ясно, — развернулась я к Нику.

И что странно: песня эта, одна из самых любимых у прокуратских кадетов, всегда пелась совсем не так. С юношеской бравадой и зло. А тут...

— Он не умер, Варя, — глухо произнес Ник. — Просто, устал.

— Или сильно поранили, — почесал курносый нос Арчи... или Барни. — Папа?

— Что, сынок?

— Я рыцарем стану. Как дядя Николас.

— И я.

— О-ох, — пришлепнула руку к груди их мать. — Тогда сразу и меня туда... запишите. Вместо грифона.

— Ага. А я, Жужа, в свое время хотела к ним в курятник устроиться. На полном серьёзе, — шмыгнула носом моя мама.

— Ну, знаете ли? — поднялась я с подстилки. — Знаете ли...

— Любимая?

— Что, Ник?

— А ведь ты еще у нас не выступала.

— О-о, я только с лекцией по демонологии.

— Ну уж, избавьте! — подскочила следом тетя Жужа. — Тогда мои пупсы точно к вам в Прокурат сразу сейчас... Теофил? Людвиг? Ник? Дамы?

— Да?

— Что, Жужа?

— А давайте ко собираться назад. Пусть плыть теперь по течению, но, завтра — большой праздник и надо успеть перед ним выспаться хорошенько. Все со мной согласны?..

В общем-то, возражений не последовало (а кто их детский писк в общем согласном гуле разобрал?)...

Вот "выспаться хорошенько" мне почему-то не удалось — Варвара стребовала свой ежедневный долг по сказке в уши, а других охотников ей вещать не нашлось. Все жутко заняты или вовремя попрятались по своим тихим комнатам. Лично я сейчас из приоткрытого в ночь окна слышала лишь два голоса: Ника и дяди Теофила. И о чем они там, на балконе говорят? Стоя между текущей в темную даль рекой и высокой луной, освещающей теперь каждый листик в саду. Каждую травинку. А как они, наверное, сейчас пахнут... эти травинки... Лунной росой...

— Агата, и чем там дело то кончилось?

— Что? — с трудом оторвала я взгляд он луны в окне. — У кого?

— О-о, — высунув из-под одеяла руку, поскребло дитё лоб. — У этого Марка с Валентиной? Они поженились?

— А-а... Нет.

— А почему?

— Да, потому что Валентина его не любила. И он ей вообще нужен был только для того, чтоб своего настоящего любимого покарать.

— Чем "покарать"? — округлила Варя глаза.

— Ревностью, чувством безвозвратной потери. Чтоб он все это осознал. А когда он осознал и покаялся, вернулась к нему, — скоро сократила я половину классической новеллы до "цензурной детской версии".

— Какая она... коварная, — протянула со своей подушки Варвара. — Эта Валентина, она такая коварная и... слово забыла. Его тетя Нинон тете Гортензии говорила про одну даму из Гусельниц. Такую же.

— Ох, Варвара, много ты знаешь для своих восьми лет. И много слышишь. И вообще, спать давно пора, а то завтра на каруселях будешь носом клевать и из кресла улетишь. Приятных снов, — быстро склонилась я над ней и чмокнула в щеку.

— Не улечу, — лишь услышала уже у двери. А потом еще вдогонку. — Агата?

— Что, мотылек? — обернулась я.

— Ты пахнешь как-то... странно.

— Не вкусно?

— Нет, — подпрыгнула на локте Варя. — Просто странно.

— Ага, — приложила я лоб к косяку. — Луной, наверное... Спи давай. — и выйдя в темный коридор, прикрыла за собой дверь...

Ник в нашу с ним угловую комнатку до сих пор не вернулся. И я, скинув на стул платье, в одиночестве занырнула в кровать. Буду ждать... И думать. Хоть нечем, но, почему-то все равно думалось... "Коварная Валентина"... И еще одно слово. Представляю, какое. "Забыла" она его. Маленькая прохиндейка... "Коварная Валентина, "орудие мести" Марк и вероломный возлюбленный". И совсем уж некстати, вдруг, вспомнилась моя собственная, восьмилетней давности жизнь. Кому я тогда и что пыталась "доказать"?.. Вероятно, себе самой. Что смогу. Смогу забыть, смогу жить. Смогу... превозмочь смогу. Боль, стыд, раздирающую на части тоску... Сильные руки... Требовательные, ловкие. "Чего ты так боишься?". За тонкой перегородкой стены гуляет Святочный маскарад. А с другой стороны — я и он. Мой первый в постели мужчина... "Чего ты так боишься?.. Ты похожа на воробушка". Чего я боюсь? Пожалуй, лишь того, что все брошу и сбегу. От стыда, от тоски. Но, от себя не убежишь. "Вы только маску... маску свою не снимайте. Мне так легче". И мужское горячее дыхание мне в затылок: "Хорошо, мой воробушек... Хорошо"...

— О-о... Да что же это? — и рывком отбросив одеяло, села...

Во всем виновата луна... Она одна... Мой первый мужчина... А у Ника первой женщиной стала Ксю... Как мы с ней тогда после свадьбы "поговорили". И встретились (это — судьба) опять в учебном корпусе Прокурата. Любовь у них с госпожой Лэшок, что ли?

— Здравствуй, Ксения.