|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
ВЕЧЕР ВОСПОМИНАНИЙ ПРИ РАЙСОВЕТЕ ВЕРХ-ИСЕТСКОГО ЗАВОДА.
3-го ИЮЛЯ 1929 года.
СИНЯЕВА. ( Муж убит белыми)
Это было в 18 году числа 24 июня в 4 часа утра. Наши красные отступали из этого самого дома, здесь был штаб. В 6 часов сделали погрузку, часа в 2 уехали на вокзал. Я прибегаю сюда, была я в интересном положении, здесь никого нет. Приезжает Десятов, с ним несколько рабочих, он кричит: "С нами". Когда дошли до ворот, осталось человек пять, остальные разошлись. Десятов с 5-тью ребятами уехал на станцию. Мы с Бобылихой побежали на станцию искать своих, пришли на Екатеринбург 1-й, нам сказали — на втором. Мы туда, там нет тоже, мы обратно на Екатеринбург 1-й. Нам сказали — на 10-12 пути. Встретили там Ермакова. Войска наши отступили. Когда наши уходили на станцию Палкино, нас красноармеек собралось много.
Часов в 12 слышу — музыка играет, крик, народ бежит, старухи подбегали к нашему дому и плюют на стёкла. Я слышу шум, подходит человек 50 рабочих и 2 чеха, чехи вошли в помещение, а рабочих недопустили. Чехи видят, что я переменилась в лице, говорят:
— Мадам, не бойтесь, жена за мужа не отвечает. Вы скажите нам, где муж. Говорят, у Вас ещё сын имеется. Где он?
— На фронте.
— Может быть, они когда нибудь приезжают к Вам: муж или сын. Нет ли у Вас карточки с мужа?
— Нет, он кержак был, не снимался.
Они хотели выпытать меня, стали расспрашивать, где работал, имеется ли оружие, начался обыск, сходили на вышку, в подполье — ни чего не нашли. А меня всё время уговаривают: "Не бойтесь ничего, жена за мужа не отвечает".
Ушли чехи вместе с рабочими, отправились по квартирам искать комунистов. И 30 минут не прошло, как врывается Ермохин, кричит: "Вас красноармеек передушить надо". Опять начинается обыск, идут в чулан, лезут в ящики, всё разбрасывают, ищут, ходят по вышке. Ермохин пробыл в квартире около часа. [5]
Потом ушли. Не прошло двух часов, как приходит сын Логинова Алексей, и подошёл так тихонько, не ругался:
— Где твой сын?
— Не знаю
— А оружия или казённые вещи имеются?
— Ищите, если найдёте.
— А вот эта палочка от палатки и крышка от фляжки — это вещи казённые.
— Ну, так возьмите, если казённые.
И после этого каждый день ко мне стали приходить с обыском ночью, в полдень и вечером. Соседи всячески старались доказывать, что мой муж ходит ко мне. В 10 час., когда закроешь ставни, они начинают подслушивать, не пришёл ли ко мне муж, не говорили ли мы. Потом начинают стучать, пугают мою пятилетнюю девочку, и когда я им открываю дверь, они говорят: "Видишь, как у тебя ребенок напуган". Я же им отвечаю, что из за Вас он кричит каждую ночь, потому что вы ходите и пугаете.
Ходили ко мне долго, а потом стали арестовывать и уводить в штаб, где теперь наш клуб. День меня держат в штабе, а к ноче выпускают домой, потому что я была беременна. Туда также приводили красноармеек Сурчикову и Грудину. Туда приходит Ермохин со своими двумя братьями и мучил нас. Когда бывало тебя приведут в штаб, то так напонужают, что ничего не помнишь.
Потом, когда наши стали подходить к Пышме, вначале августа утром меня выпустили. Я затопила баню и вижу — идёт Ермохин, а за ним солдат:
— Что, мужа слышишь, для него баню топишь, — и взял меня, понужнул плетью. Я ему говорю, что у меня есть свои дети, да и я, есть кому в баню итти. Они всё таки повели меня в штаб, и дорогой кто-то тоже понужнул меня ружьём. [6]
Выпустили меня к ночи, Ермохин уехал на фронт.
Мой сынишко отводил Фоминцеву покос, в это время идёт Ушаков, я слышу в окошко, поминают сына Синяева. Приходят ко мне, спрашивают:
— Где сын?
— Ушел покос отводить Фоминцеву.
Арестовали 14-ти летнего сына, допрашивали его — не видал ли отца, когда ходил на покос.
— Не видал, я покос в аренду отводил.
Опять пришли:
— Почему сына отпускаете, или хлеб возит? Соседи заявляют, что хлеб возит.
Снова обыск, ищут в бороздах, на дворе, везде.
В одно прекрасное время лежу я на кровати, ко мне был поставлен пост — трое ребят, один остаётся, двое уходят, в том числе был Василий Манюров. Вдруг подскакивает Ермохин верхом. Я чувствую, что казаки.
— Ты дома?
— Дома.
— А на станцию Шаля к мужу бежать не собираешься?
Потом пост сняли, пост 3 недели стоял. Несколько раз ставили к стенке, прибежит в трезвом или пьяном виде, ставит к стенке: "Где муж, говори, разстреляю". Лазали в голубятню, всё перерыли, ищут в подвале: винтовки вперёд, а сами сзади. Такое мученье приходилось переносить несколько раз.
Когда отступили на Вышино, Банных говорит: "В 24 часа, чтобы не было".
У меня кой что было, маленькое хозяйство оставалось, дурацкой голове жаль было попуститься и горшку, страшно, а жалею. [7]
Тогда я пошла на рынок, наняла возчика и решила поехать в Кардышан, где жила в детстве. Но надо было пропуск. Я пошла просить его, а Банных мне заявляет: "Вы здесь канителились над буржуями; так и над Вами можно. Не дам я тебе пропуска". А у меня вещи собраны, ребята на возу, и возчику, если будем стоять, заплатить будет нечем. Тогда возчик пошёл сам и говорит: "Напрасно Вы маяте бабу, ни чего у него лишняго нет, дайте ей пропуск". Ну ему дали пропуск, и в 7 час. вечера мы выехали.
Подезжаем к Ломаной Горе, слышим погоня. Нас нагнали, но видят, что 3 ребят и сама в положении, ничего не сказали. Я же думаю: примут или нет меня в Карадашани, и здесь оставаться тоже не житьё. Поехала всётаки в Кардышан. Там у меня родился ребенок, весь, как сажа, от испуга, прожил 16 дней и умер. Там жить мне было совершенно нечем, и решила поехать домой, заложить покос и сделать чтонибудь на эти деньги.
Приезжаю домой в 4 час. утра к родственнице Бобылёвой и слышу стук:
— Синяева здесь живёт?
— Да, здесь. Это я.
— Одевайся и пойдём.
И вот они меня ведут в штаб с обнажёнными шашками, как будто бы я человека убила. Один говорит, что нужно её кверху, а другие книзу. И всё таки Яшка Вьюшков настоял, что бы кверху. В 9 час. вбегает Ермохин и спрашивает, зачем я приехала. Я не растерялась и говорю, что ребят хочу учить, нужны метрики. И затем спрашиваю, нельзя ли мне дать пропуск до Н.Тагила, так как у меня муж оттуда. Он тогда на меня закричал:
— А, ты к муженьку едишь, ни в каком случае пропуск не давать и арестовать её.
Я тогда говорю, что пропуск мне не надо, только не арестовывайте меня. [8]
Потом меня отпустили. Я уезжаю к ребятам. Прожила 2 месяца, опять не чем жить. Приезжаю к нему, расплакалась и говорю:
— Разрешите в"езд обратно, я буду работать, все красноармейки работают.
— Как ты будешь работать, когда у тебя тысячи денег лежат?
— Если бы тысячи были, мне бы не зачем было приходить и плакать.
Он подумал, подумал.
Логинов Колька говорит:
— Не реви, Синяева, твоего мужа на станции Шаля убили.
— Что же сделать, если убили, по заслугам получил.
А Ермохин смеется надо мной. Потом, видимо, сжалился, пишет бумажку: "Гражданке Синяевой разрешаю в"езд в пределы В-Исетского завода".
Я моментально за ребятами, надо было бы мне сразу в милицию и вписаться к Бобылёвой, а я на станцию за ребятами. Приехала, прожила три дня, меня в милицию вызывают. Начальником был Чернов или Черняев (не помню), он спрашивает:
— По какому разрешению живёте?
— Мне Ермохин разрешил.
— Покажи бумажку.
Начальник Милиции говорит:
— Сходите к Ермохину, если он не отопрётся от своей записки, пошлёт на мое разсмотрение, я дам квартиру.
Я прихожу в штаб, Ермохин на обороте пишет: "Разрешение снимаю, дело передаю под руководство милиции".
Когда я вернулась в милицию, начальник мне говорит:
— Уезжайте, Синяева. Вам здесь места нет, общество Вас не желает принимать.
— Может быть у Вас личные счёты с мужем были? — спрашиваю я.
— С Артамоновичем у меня были хорошие отношения, но разрешения дать не могу.
Я ещё неделю прожила, опять вызывают и Бобылиху ведут. Говорят Бобылихе: "Если будешь держать на квартире Синяеву — 3 месяца тюрьмы или 300 рубл. штрафу".
Куда деться? Прихожу в город, спрашивают:
— Кто?
— Красноармейка.
— Нет квартиры.
Никто не хотел дать квартиры. Спасибо старикам Казанцевым, которые на торфяннике жили, пустили меня. Когда мужики работают, [9] мы с ребятами на полатях сидим, когда кончат торф возить, вылезаем. Прожила я так два месяца. Старик говорит: "Боюсь я держать тебя, помещение казённое, вдруг захватят, беда будет".
Пошла в город, как раз натолкнулась на сестру, которая на Дутовском фронте была. Я немножко с ней поодкровенничала, сказала, что куча ребят со мной. [10]
В каждом дворе мне отказывают и говорят: "Убирайся, мы красноармейку не пустим". И вот только Басаргин Александр пустил к себе. Я у них прожила 3 месяца. Есть было нечего. У него как раз жена шила на армию бельё, и я стала ей помогать. Сидим как то раз, работаем, и вдруг входит человек в ограду, мы думаем, что к верху, но спускается к низу и спрашивает:
— Здесь живет Синяева?
— Да, здесь.
— Я имею полное право её арестовать и сделать обыск. А сейчас одевайся и пойдём домой.
Он ведёт меня в Чешскую разведку, и там начинают меня расспрашивать:
— Может быть, Вы знаете ещё каких ещё красноармейцев, может, знаете, у кого и где спрятано сружие? А потом у Вас в комнате печку подпирает столб, так интересно знать, что лежит в этом столбе, может быть оружие?
Тогда я вспомнила, что я поодкровеничала с сестрой, и что она меня тут выдала, и я им говорю:
— Этот столб стоит для того, чтобы печь не падала, а в нём ничего нет. Если Вы этот столб будете убирать, то поставьте предохранитель, чтобы печь не упала.
— А почему Вы не живёте в В.Исетском заводе?
— Потому что меня в 24 час. оттуда выселили и сказали, что там жить мне нельзя.
После этого они мне говорят, что я могу быть свободна, и я стала соображать куда мне итти: или домой, или скрываться, или в город. "Дай", — думаю, — "пойду домой". Прихожу домой, а там делается что-то невероятное. Всё ломают, громят, все углы обломали шашкой и всё ищут каких-то денег. На крыльце пол вскрыли. А у меня под полом было прятано оружие, и как они мне пригрозили, что если найдут, то лишат меня жизни. Я бегу к племяннику Бобылёву и спрашиваю совета, что мне делать. Он мне говорит, что надо скрываться. Я бегу опять на квартиру, собираю ребят и бегу к племяннику Белых. Ночевала там две ночи и поехала в Тагил. [11]
Приезжаю в Тагил в великоденный четверг, от билета осталось 37 копеек, жить не на что, разыскиваю родственницу, прихожу, купила хлеба. Сестра мне говорит: "В узлах то что нибудь имеется для продажи?" Пошла, продала, купила ребятам разговеться сметаны. На Пасху пришлось наняться в прислугу, воду возить, за пять рублей, дочку за три рубля отдала. Познакомилась с семейством красноармейцев — отец и 3 сына в Красной армии были. Это семейство меня не оставляло. То хлеба, то молока дадут.
Пожила, пожила в Тагиле, думаю — хорошо бы покос в аренду отдать. Поехала, приезжаю вечером, сижу, пью чай, часов в 10 прибегает золовка: "Тебя разыскивают по берегу. К нам только не ходи — у нас пост уже стоит".
Куда идти? На берегу ищут, если идти к церкви, там пост на краю. Я бегу к Петрухе Горину: "Дай лодку на ту сторону переехать!"
Ребята катались, он подозвал, меня перевезли к сушилке. Караульный посмотрел на меня (а я была с корзинкой), видит, что с корзинкой, подумал, что с реки иду. Когда стала переходить улицу, в это время ехали ломовые, я думала, что погоня, забежала в переулок и потеряла сознание. Когда пришла в себя, корзинка лежала от меня далеко, сколько я была в забытье, не помню.
Потом пошла к Белых. Меня всё время искали, мне это передали. Отправилась на станцию, там у меня родственница служила, я в будке сторожа просидела, билет мне купили, я не показывалась.
В этот день поезд не пошёл, мне ещё пришлось ночевать в будке. На следующий день поезд отправляется в 11 час. вечера, меня закрыли и провели в вагон. В это время рыскали по платформе, меня разыскивали. Это дело было в Мае месяце.
Я уехала и долго не была близко Екатеринбурга. Уехала в Тагил. Плохо было с квартирой. Хозяйка мне говорит: "Как только будут подходить красные, Дарьянка вся сгорит, подыскивай себе квартиру". Сама красноармейка и пустила красноармейку. [12]
Тогда я пошла на Арзамасскую улицу к буржуям. У них три дома и все пустые. Они меня пустили в один дом в 7 комнат и говорят:
— Если спросят, кто хозяйка квартиры, то говори, что ты.
Я думаю:
— Неужели белые такие дураки и поверят, что я хозяйка? Ведь у меня же ничего нет и комнаты совсем пустые.
Потом приходят белые и говорят:
— Ну-ка, хозяйка, испеки нам блинов.
— Да у меня дров нет.
— А это чьи?
— Да это хозяйские.
— А разве ты не хозяйка?
— Да нет, не хозяйка.
Тогда они пошли, притащили от соседей дров, я напекла блинов и накормила человек 12. Они посмотрели на меня как то подозрительно и спрашивают:
— У тебя в Красной армии никого нет?
— Нет, у меня муж и сын в Красной армии.
— А ведь мы отступаем и без всякого боя, и сейчас красные недалеко.
Я в душе очень обрадовалась. Хозяева же буржуи очень грустили и при них никогда не выходили. И как только я их покормлю, они уйдут, тогда хозяева выходят.
Они проехали, и три дня Тагил мёртво спит. В это время все лавки ограбили. Тащит кто-нибудь пимы, а в пимах окорок, кто-нибудь тащит бочку масла и т.п.
Потом вдруг вижу — едут двое и думаю, что мои, но очевидно ошиблась. Утром сынишко пошёл на базар и потом рассказывает, что всё ломают. После этого вбегает хозяин и говорит:
— Сейчас будет крестный ход, красных будем встречать. Мы пойдём, а ты останься подомовничать.
— Нет уж, если Вы пойдёте, то и мне подавно надо итти. Ведь у меня муж и сын в Красной Армии.
Хозяйка испугалась, что я красноармейка, а накануне помогала ей прятать имущество. Тогда я ей успокоила, сказав, что никто тебя не тронет, пока я здесь, что я за Вас восстану, что когда меня все гнали, вы мне дали приют.
Пошли встречать. Пришли только Тагильские, а Екатеринбургских ещё нет. На станции все окна выбиты и никого нет. Я не помню, как прошли эти два дня, а на третий опять бегут. Вижу, красноармейцы появились и собираются первый поезд из 4-х вагонов в Екатеринбург. Я прошу, чтобы меня взяли, но мне говорят: "Иди к Председателю Крылову, проси разрешение". [13]
Я к нему:
— Товарищ Королёв, нельзя ли пропуск до Екатеринбурга?
— Вы кто такая?
— Красноармейка.
— Я пропуска дать не могу, а вот, если ребята в нагон возьмут, красноармейцы, поезжайте.
Я обращаюсь к красноармейцам, обсказываю им своё положение. Они говорят: "Ты наша, поедем, где твои ребята?" В это время едет старик. Красноармеец подзывает его и говорит: "С"езди за её ребятами, привези на станцию". Старик было не хотел ехать, тогда красноармеец говорит: "Я сам поеду". Заскочил на телегу, столкнул старика, но и старик не отстал.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
