— Не сбежать, не скрыться
В ту ночь был сильный шторм. А на утро дети, выбежавшие на берег в поисках морских подарков, застали ужасающую картину: разбитый корабль. Поломанная мачта воткнулась в песок, как символ окончательной смерти. Тряпка, раньше бывшая парусом, закрутилась вокруг чудом сохранившегося рея, нелепо свисая вниз драными краями и, в некоторых местах, остатками канатов. В месте, где было сердце корабля — киль, щерилась черной пастью дыра, вместо зубов демонстрирующая обломки досок.
Прибежавшие на крики испуганной ребятни взрослые спустя некоторое время лишь развели руками: измотанная бушующей стихией, команда не смогла спасти судно и экипаж, проиграв ей. Беженцы из Нового Мира погибли, чуть ли не вслед за своей потонувшей землей.
Весть о том, что только один человек спасся, сначала восприняли как глупый розыгрыш: слишком мертвым выглядел корабль. А когда, наконец, даже самые недоверчивые убедились в этом сами, то забрали выжившего домой, приютив и обогрев. Худая, с множеством порезов и синяков, девушка, лет семнадцати на вид, долго не приходила в себя. А когда открыла глаза...
— Осторожнее! Тут же везде хрупкие творения! Своей толстой задницей, ты лишишь этот мир столь прекрасного, что хоть немного спасает его от гниения! — нет, столь длинная реплика была посвящена не мне. Николетта, а сокращенно — Ника, лишь фыркнула в ответ на столь обидчивую формулировку, даже не останавливаясь на повороте, со стоящими на стойке поделками из стекла и, чуть дальше, хрусталя.
— Смотрю, вы сегодня в хорошем настроении, — веселым голоском отозвалась она, устремляясь к неожиданно скрипнувшей двери, из-за которой в помещение вплыла представительная дама средних лет с маленькой крысой-собачкой под мышкой и презрительно-завистливым взглядом, окидывающим выдающиеся формы моей напарницы. Ника сделала какие-то выводы и, нарочито эффектно склонившись в приветственном поклоне, последовала к витрине с товаром, якобы указывая на имеющийся в ассортименте продукт, а на деле позволяя рассмотреть себя сзади. Благо, есть чему позавидовать.
— Я хочу приобрести себе какой-нибудь сервиз подороже, — требовательно заявила посетительница, останавливаясь возле местного аналога кассы и упирая в бока пышные ручки. Скептически смерив женщину взглядом и легонько улыбнувшись, я так же приветливо кивнула ей.
— Добро пожаловать, леди. Вы пришли по адресу, — ну да, если хочет дороговизны — впаяем ей что-нибудь эдакое за кругленькую сумму. А нефиг с порога о таком сообщать. Ника тихонько толкнула меня ногой под прилавком, явно подумав в том же ключе.
— О, прекрасная леди, прошу Вас, выбирайте, чего глаз желает. Вот стекло, выдуваемое на дальнем острове... — учуяв прибыль, наш странный хозяин, один в один напоминающий Сальвадора Дали, выбежал навстречу, беря ее руку с мощными перстями в свои и целуя. Я и Ника скривились почти что одновременно.
— Я желаю красивый сервиз на двенадцать персон! — визгливо перебила эта... прекрасная леди, отталкивая хозяина лавки от себя и подходя к стенду с хрусталем. Маленькая крыса пронзительно завякала, поддерживая свою хозяйку. — Вот это безвкусно, но вполне себе так сойдет. Мой пусечка приезжает, хочу его удивить, — капризно надув губки, дама принялась вертеть в руках тончайшего выдувания чашку, красиво блестящую на пробивающихся, через оконные занавеси, утренних лучах солнца. — Впрочем, она ужасна, — и поставила так, чтобы хрупкая посудина точно сковырнулась вниз.
— Нельзя ли осторожнее? — снизу-вверх взглянула на нее, в последний момент успев подхватить тонкий хрусталь. Тихо вскрикнувшая Ника приложила руки ко рту — этот сервиз был одним из самых дорогих, так как делался одним, очень известным стеклодувом. Хозяин долго бегал за ним, торгуясь за эту коллекционную вещь.
— Следи за языком, приблуда. Какая мерзость, — брезгливо взглянув на меня, процедила она. Я окаменела, после медленно выпрямилась, глядя на нее чуть сверху. Сейчас кто-то запоет фальцетом.
— Леди, взгляните, возможно, этот сервиз Вас удовлетворит? — хозяин поспешил скрасить неловкий момент, уводя женщину в другой конец помещения и кидая на меня предостерегающий взгляд. Мне оставалось лишь молча поставить чашку обратно на место.
— Не обращай на нее внимания, она просто богатая тварь. Какая-то мамзель из поколения дворян, вот и считает себя пупом земли, — облокотилась на стойку Ника, когда я вернулась на свое место продавца. — А сервиз, кстати, один из самых лучших.
— Знаю, — вяло отозвалась, внутренне передергиваясь от звучания своего голоса. Никак не привыкну. — Спорим, что она, в результате, выберет именно его?
— Да тут и гадать не надо. Таким, как она, угодить нереально. Все не так, — она уныло выдохнула. — Если бы не хорошая зарплата и премиальные, давно бы ушла к Миле и Фессе в официантки. Там еще и чаевые большие...
— Чтобы пьяная матросня тебя лапала? Да ты у нас любительница острых ощущений, — тихо усмехнулась, мечтая о том, чтобы поскорее уйти с работы. Не выгорело — завалилась ребятня с родителями. Милые люди — семья поваров с конца Третьей улицы.
— Миски, плошки, чашки... Один из малых завалил буфет, где все хранилось. Весь фарфор вдребезги, а наказать-то и не получается, никто не признается, — усмехаясь в рыжие усы, выдал глава семейства. К нему и его супруге тут же подскочила Ника, приветственно улыбаясь и провожая к дальней витрине. Мне же было не до того: ловить маленьких двойняшек, любящих играть в прятки со всем живым, было делом нелегким. Спрятавшийся ко мне под юбку ребенок полностью лишил свободы к передвижению, крепко сжав в маленьких кулачках ткань джинсов, которые я носила под ней и явно думая, что смог укрыться. Какая наивная и смешная простота. Второй повесился ко мне на шею, радостно обнимая и целуя в щеку. Еще и кошка, невесть как заскочившая в помещение, начала нарезать вокруг меня круги, явно выпрашивая что-нибудь вкусненькое. Первый малыш тут же ринулся за ней, хватая в охапку и принимаясь гладить. Меланхоличное создание лишь удобнее растеклось у него на руках, принявшись громко мурчать и поглядывать на меня серьезным глазиком. Да-да, знаю: сейчас ты позволяешь себя гладить, потом я тебя хорошенько кормлю.
— Мерзость! — дама вернулась, разглядывая собравшихся в помещении людей. Собачка надрывалась у нее в руках как могла. Глава семейства и его жена вежливо удивились. Ника чуть не выронила из рук демонстрируемое блюдце — такого отношения к посторонним не ожидала даже она.
— Ну, так идите в другое место, — пожал плечами мужчина. — Не мешайте честным людям отовариваться.
Пух и перья полетели только так. Шустро сбежав в подсобку, не забыв прихватить с собой детей и кошку, мы принялись тихо-мирно пить чай, весело слушая то, как бабу ставят на место. Мать "пусечки" явно проигрывала многолетнему опыту торговки выпечкой.
— О, да за что мне все эти невзгоды?! — хватаясь за голову, в подсобку вскочил хозяин, кивая в сторону чайника. Поданную ему спустя несколько минут чашку с настойкой мелисы и мяты мужчина принялся вертеть в руках, глубоко вдыхая успокаивающий запах. Мы молча наблюдали за ним. Осторожно потянувшись вперед, кошка аккуратно сняла кусок колбасы с моего бутерброда, после ловко слизнула с хлеба масло. Глядя на это краем глаза, не смогла сдержать улыбки. Участвующие в спектакле двойняшки радостно захихикали и захлопали в ладоши. Мне оставалось лишь укоризненно взглянуть на кошку, ответившую невинным взглядом.
Это охота, детка.
— Да катись эта вся мерзость!... — конец фразы потонул в грохоте посуды и истерическом вое собаки-крысы. Мы все встрепенулись, хозяин, испуганно дёрнувшись, побежал в главный зал.
— Сейчас будет кому-то бобо, — весело фыркнула, отрезая еще один кусок колбасы и заставляя кошку встать на задние лапки, чтобы забрать его. Одноглазая и местами подранная барышня не выказала никаких претензий, неожиданно бодро прыгая вверх и вырывая добычу.
Дети радостно захлопали, требуя повтора на бис. Крики снаружи набирали обороты. Пусечка явно вообще ничего не дождется. А повару нужно будет потом подогнать одну такую кружечку, расписную, из красивого фарфора... И жене его с детьми что-нибудь присмотреть, пока шумиха.
— Соня!!! — пароходной сиреной взвыл хозяин откуда-то из глубин магазина. А что Соня? Соня ничего! Она, быстро подняв подол юбки, уже вторую минуту пыталась пролезть в узкое окно под веселый, и ничем уже неприкрытый, ржачь двойняшек. Кошка, посчитав, что требуется помощь, вцепилась мне пониже спины когтями, добавляя остроты ощущений и скорости. Мне не нужно было спешить на его крик, моя смена закончилась десять минут назад.
До своего дома я бежала быстро и закоулками, удирая от голодной барышни.
Радостные крики на детской площадке. Скрип качелей и шелест листвы на деревьях. Тихий шепот ветра, ласкающего песок в песочнице. Где-то вдалеке бушующее море-океан.
Сидя на низкой кирпичной стене, я наблюдала за всем этим детсадом, выпасаемым зоркими мамашами. Те с увлеченными лицами перемывали косточки знакомым, время от времени покрикивая на своих чад для профилактики.
Солнце ощутимо припекало, хоть день уже склонился к вечеру, окрашивая окрестности в красные, бардовые и местами пурпурные тона. Суббота не баловала на подробности, даря лишь философское настроение да заканчивающиеся сигареты в пачке. Мамаши меня пока не замечали, и я спокойно дымила ядовитой палочкой, ощущая покой и безмятежность. Зажатая в руке газета полугодовалой давности настраивала на философский лад, заставляя щуриться и размышлять о смысле бытия. В который раз.
"... в результате кораблекрушения в живых остался лишь один. Где бы Вы сейчас не были, мы приносим Вам свои искренние соболезнования: из всей колонии беженцев, с погружающегося под воду острова, теперь Вы один. Надеемся, Гранд Лайн даст Вам новой дом. Держитесь".
Как мило. Они хоть что-нибудь о сострадании и деликатности знают? Впрочем, в данном вопросе мне было как-то наплевать на окружающее. Все равно это не мое прошлое. Хотя и стоит, наверное, выражать своей моськой грусть вселенскую, ибо почти как последний из могикан.
Соленая вода, забивающаяся в рот, нос, глаза. Волосы, облепившие лицо, закрывающие глаза, мешающие нормально двигаться. Ужасный холод во всем теле и чувство сильной усталости. Соль, хрустящая на зубах и, казалось, въевшаяся в кожу, мышцы, кости. Людские крики, не разобрать о чем, но, откуда-то я знала, что отнюдь не радостные. Там была боль, страх, обреченность. И море осколков, врывающихся в помещение, вместе с волной. Осколки... Откуда в море осколки?
Я резко вздрогнула, возвращаясь в теплый вечер весны и с некоторым удивлением оглядываясь по сторонам. Опять чужие воспоминания... Их не задавить, не загасить, поэтому приходилось раз за разом проживать кусочек чужой жизни.
Сигарета была докурена и выброшена куда-то под корни дерева. Юные спиногрызы все равно в дальнюю часть сада не будут забредать еще лет десять, пока не отделаются от внимательных мамаш. Все такие правильные до тошноты. У нас поколение пепси и то более любопытным было.
Идя по чистым улочкам города, зевала от скуки — однообразно. Ровно уложенная брусчатка, ровно подстриженные кусты и газоны, одинаковые крыши домов. Однотипные магазины с одинаково улыбчивыми продавцами. Люди, носящие почти одинаковую одежду и с недоумением глядящие мне вслед. Я-то, одеваясь по собственному вкусу и усмотрению, путала все устои. Вокруг был Рай перфекциониста. Или мой личный Ад. Хотелось выть, хотелось бежать и ломать. Доктор, у которого я и сейчас иногда обследовалась, посоветовал пить мне мелису и чаще быть на свежем воздухе или в компании. Не агорафобия, а просто невозможность принять окружающее меня. Он назвал это посттравматическим шоком. А также констатировал частичную амнезию вследствие кораблекрушения. Я же просто не знала, что сказать. Мое имя и то, просто первое, что смогла выдавить сквозь сжатые до скрипа зубы.
— Эй, опять курила? — из размышлений меня выдернул сердитый возглас. Вопрос чисто риторический. А значит, отвечать не обязательно. — Сколько тебе раз говорить: курящая девушка не привлекательна.
Николетта возмущенно сверкнула глазами, явно пытаясь вызвать у меня хоть какое-то угрызение совести. Трюк не удался — мне было наплевать. После вчерашнего, нам с ней дали день отгула, пока бригада нанятых рабочих чинила стеллаж и разбитую, в результате его падения, витрину. Дама-таки добралась до того самого набора хрусталя, разбив и, в результате, оплатив как его полную стоимость, так и нанесенный работникам моральный ущерб. Только сервиз все равно было жалко. Ника собрала остатки, чтобы потом, когда будет возможность, склеить. К несчастью, красивого звучания больше нельзя было услышать — треснутый хрусталь стал немым, сверкая поруганной красотой осколков.
— Ну, я же не заставляю проводить со мной времени больше, чем того требуют правила приличия? — пожав плечами, глубоко вздохнула, с истинно натуралистическим интересом разглядывая шикарный бюст пятого размера, замерший напротив меня. — Слушай, как только бегать умудряешь?
— Ты уже спрашивала. Вот так, — хмыкнув, оно обняла себя, от чего и без того пышная грудь поднялась еще выше, заставляя проходящего мимо мужчину споткнуться от неожиданности. — Не увиливай.
Не многие ее новые знакомые, после первой встречи, могли сказать, какого цвета ее глаза. Со мной вышло немного иначе: большие, голубые, с маленькими зелеными вкраплениями были первым, что я увидела, когда в первый раз открыла свои, желтые. Мне сказали, что у них, тех, кто раньше являлся моей семьей, тоже были такие. Не знаю, как-то не успела я на похороны, чтобы проверить. А вот что могли сказать люди, застукай они меня на кладбище с лопатой в руках, узнавать, почему-то, не хотелось. Хотя мысль, на самом деле, была прикольная.
— Да, — ложь, она для самоспасения. Тут лучше говорить правду, так как бросать курить, в ближайшее время, я не собиралась. Что в старой жизни, что в новой, а привычки есть привычки.
— И ведь не накричишь на тебя, — поджала она губы. — А следовало бы. Ладно, твоя жизнь, твои проблемы. Завтра подмени меня в магазине — я на свиданку собралась.
— То есть, твоему новому кавалеру удалось пройти тест на профпригодность? — сощурилась, весело наблюдая за озорно заблестевшими глазами подруги.
— Относительно. Но, на безрыбье и сама знаешь, — Ника демонстративно откинула русую волнистую прядь за спину и повела покатыми плечами. — В понедельник расскажу, как оно.
— Хорошо, с нетерпением буду ждать, позвякивая бокалами на стенде, — язвительно отозвалась в ответ.
И ведь не глупая девочка, знает, что, да почём. Странно, что в свои двадцать четыре все еще не замужем — кавалеры, с которыми она активно встречалась, были отнюдь не промах. Да только всё не то. Языкастая, с пышными формами и умелыми руками, Ника, в то же время, знала себе цену, не подпуская их ближе, чем оно того стоило.
