Однако в наибольшем интеллектуальном долгу я перед ведущим историком по теме португальско-азиатских связей Сахибом-Кираном Жаном Обеном, который сопровождал эволюцию книги с самого начала, давал критические советы, оказывал важную библиографическую помощь, предоставил фотокопии и транскрипции архивных документов, и вообще выкроил драгоценное время своего собственного проекта о Д. Мануэле, чтобы помочь созданию этой книги. В частности, у меня был случай снова и снова оценить его собственное убедительное представление о характере португальской экспансии, столь далекое как от португальской, так и от азиатской националистической историографии, которую до сих пор продвигают "официальные" историки под заинтересованным покровительством. Не в последнюю очередь он также исправил несколько досадных ошибок в предпоследнем наброске.

Сама книга посвящена одному из моих любимых морских историков (и оказавшему большое влияние на всех, кто серьезно занимается вопросами торговли в Индийском океане в начале Нового времени) Ашину Дасу Гупте, чья работа продолжает служить источником вдохновения, несмотря на (или, возможно, из-за) наши многочисленные разногласия. Я с удивлением вспоминаю, как во время защиты моей диссертации в Делийской школе экономики в апреле 1987 г. он обнаружил мое собственное невежество в отношении Васко да Гамы, таким образом посеяв, возможно, бессознательные семена этой книги. Излишне добавлять, что она не претендует на соответствие его собственным строгим стандартам.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

УВЕРТЮРА: КОСТИ РАЗДОРА

Этот да Гама, которому посчастливилось установить прямой контакт европейцев с Востоком, был человеком железного телосложения и угрюмого нрава. Неграмотный, жестокий и вспыльчивый, он, тем не менее, был верным и бесстрашным. Для некоторых заданий он был бы бесполезен, но для этого — подходил, как никто другой. Предстоящая работа не могла быть выполнена мягким руководителем.

Чарльз Э. Ноуэлл, Великие открытия (1954) (1)

ВАСКО И ЗУЛАЙХА

Мало можно найти более потрясающих способов преобразования истории в легенду, чем с помощью оперы. В этом драматическо-музыкальном жанре, типичном образце XIX века (даже если его истоки лежат раньше), персонажи и ситуации автоматически преображаются и счастливо растворяются в самых мелодраматических красках. Буря и гром эмоций, разыгрываемых виртуозными голосами исполнителей, расставленными по четко определенным регистрам и категориям и почти всегда работающим с простой палитрой театральных возможностей, доминируют над разумом — даже над драматическим разумом. Очевидно, что это жанр "Героев", соответствующий особенному романтическому воображению Великой Эпохи Национализма и, следовательно, наиболее подходящий по своей чувствительности к потребностям националистически окрашенной истории. Таким образом, многие из существенных черт немецкого национализма XIX в. исподволь проступают в произведениях Рихарда Вагнера, точно так же, как итальянское Рисорджименто находит свое выражение в операх Джузеппе Верди.

Мы не могли бы поступить лучше, чем подойти к нашему предмету таким образом, чтобы прислушаться к тенору Васко да Гамы (1469-1524) не так, как он звучит в очень немногих его сочинениях или сочинениях его современников, а из уст его оперного альтер-эго XIX в. И что же он говорит нам в этой форме?

Ах! Сжалься над моей памятью,

О, ты, кому я молюсь!

Возьми только мою жизнь,

и оставь меня с моей славой!

Ах! Мучения, которые фурии воплощают в себе,

менее жестоки ко мне;

Ибо это значит умереть дважды,

Потерять сразу и жизнь, и бессмертие!

Так поет путешественник Васко да Гама в четвертом действии некогда очень популярной, но ныне почти забытой оперы Джакомо Мейербера и Эжена Скриба, "L'Africaine" (1865 г.) (2). Мы можем быстро прослушать повороты и перипетии невероятного сюжета этого произведения, состоящего из пяти актов и продолжающегося четыре или более часов сценического исполнения, произведения, которое, следует подчеркнуть, не является продуктом португальского авторства (3). Первый акт открывается в зале Адмиралтейского совета в Лиссабоне, где Васко да Гаму после долгого отсутствия ждет его возлюбленная Инес, дочь дона Диего, адмирала Португалии. Она поет сопрано своей спутнице Анне о последнем прощании Васко с ней перед отплытием с берегов Тежу ("Adieu, mon beau rivage") и, по крайней мере, в одной версии, добавляет:

Это ради меня Васко, ищущий славы,

разделяет невзгоды Диаса, великого моряка,

Сражаясь и с ветрами, и с волнами,

он плывет с ним на поиски новых земель.

Моя рука будет призом его победы,

Под защитой любви Васко восторжествует.

Но от сопровождавшего его шкипера Бернара Диаса — собирательный образ, составленный в равных частях из штурмана Бартоломеу Диаша, обогнувшего в 1487 г. мыс Доброй Надежды, и воина-хрониста Берналя Диаса дель Кастильо, который был соратником Кортеса при завоевании Мексики — мы вскоре после этого узнаем, что Васко да Гама потерпел кораблекрушение на далеком необитаемом острове. Некоторые в Лиссабоне ликуют, думая, что он умер, а Инес, вполне естественно, пребывает в унынии. Но на трех четвертях пути к концу акта дела резко меняются к лучшему, поскольку Васко да Гама возвращается, привезя с собой индо-африканскую королеву из названия оперы, Селику, и ее слугу Нелуско, купив их обоих на невольничьем рынке после того, как они были захвачены в плен в открытом море. Однако Васко встречает холодной прием, в основном из-за махинаций злодея дона Педро, который сам жаждет Инес, чью руку ему обещал король Мануэл. Вместо того, чтобы предоставить в распоряжение Васко корабли и людей, чтобы возглавить еще одну экспедицию, яростно нетерпимый Великий инквизитор, а также Государственный совет, возглавляемый не кем иным, как самим доном Педро, осуждают отважного моряка. Сурово-нелепая фигура Великого инквизитора с его хором священников в рясах воспроизводит клише о поповском характере Иберии, в то же время подтверждая предрассудки французской буржуазии середины XIX в. в отношении католического духовенства.

Таким образом, во втором акте мы видим Васко да Гаму, брошенного в тюрьму инквизиции вместе с Селикой и Нелуско; и королева поет ему индийскую колыбельную ("Sur mes genoux, fils du soleil"), чтобы успокоить его упавший дух. Селика, как выяснилось уже из общих намеков и брошенной вполголоса реплики в сторону в первом акте, влюбилась в Васко, в то время как ее слуга Нелуско ненавидит его не только из-за его собственной любви к королеве, но и по той причине (что немаловажно), что он христианин. Беспокойный языческий разум Нелуско заставляет его задуматься об убийстве Васко, но в конце концов его убеждают отказаться от этого замысла; в то время как он рвет и мечет, дон Педро с важным видом входит к Инес и объявляет о своем собственном назначении главой экспедиции для продолжения трудов Бернара Диаса с помощью двух туземных осведомителей, которых привез Васко, а именно Селики и Нелуско. Хуже того, он уговорил Инес выйти за него замуж в обмен на освобождение Васко из тюрьмы.

В третьем акте мы видим, что исследовательское путешествие идет полным ходом; дон Педро находится на борту корабля посреди океана в сопровождении Инес и под руководством подобострастного Нелуско, у которого, однако, есть свои гнусные замыслы. Действительно, он прозрачно намекает, что намерен погубить судно, поклоняясь ужасному Адамастору, Богу Бурь, которому он посвящает песню: "Adamastor, roi des vagues profondes". Однако другой дворянин, дон Альвар, сопровождающий дона Педро, не спускает глаз с Нелуско, и его худшие подозрения подтверждаются, когда два из трех кораблей флота терпят крушение из-за дурного совета Нелуско. Надвигается шторм, и в этот момент другое судно (чей парус они время от времени замечают и которое таинственно и многозначительно опережает их) отправляет лодку к кораблю дона Педро. На нем прибывает Васко да Гама, которому каким-то образом удалось получить корабль под командование. Он сообщает дону Педро, что прибыл спасти его, несмотря на их взаимную ненависть, из-за своей любви к благородной Инес. Дон Педро, иронически усмехаясь, отказывается от его помощи, и они готовятся к поединку на мечах, когда вмешивается Адамастор. Надвигается ужасный шторм, и корабль терпит крушение на рифе, где тотчас собирается толпа туземцев, чтобы захватить всех выживших; в последовавшей за этим суматохе Нелуско наносит удар и убивает дона Педро. Таким образом, в акте IV мы оказываемся в экзотической стране, королевой которой является Селика.

Таким образом, этот акт, Акт IV, является настоящим центральным элементом оперы, где ее экзотический колорит достигает полного расцвета. Место действия — храм с индийской архитектурой: справа находится дворец, а на заднем фоне — роскошные памятники. Входят жрицы, за ними брамины, амазонки, жонглеры, воины и, наконец, королева Селика. Великий брамин, верховный жрец Брахмы, поет ей:

Клянёмся Брахмой, Вишну, Шивой,

Богами, чью силу чтит Индостан,

Мы клянемся в повиновении дочери наших королей.

Таким образом, Селика вернулась к своему народу на африканском Индостане (который по недоразумению называется великим островом, а временами отождествляется по сценическим постановкам в акте I с Мадагаскаром), и удача определенно отвернулась от португальцев. Тем временем злобный Нелуско замышляет заставить браминов принести в жертву выживших португальских женщин и Васко да Гаму, единственного португальца мужского пола, пережившего шторм. Последний, ни о чем не подозревая, выходит на сцену в роли Великого первооткрывателя, исполняя свою Главную арию ("O paradis sorti de l'onde"), благодаря которой опера, пожалуй, наиболее известна:

Чудесная земля, счастливый сад!

Лучезарный храм, приветствую тебя!

О рай, выходящий из волн,

Небо такое голубое, небо такое чистое,

Что мои глаза ослеплены,

Ты принадлежишь мне!

О Новый Свет, который я подарю своей стране!

Этот алый край наш,

этот заново открытый Эдем наш!

О прелестные сокровища, о чудеса, приветствую вас!

Новый мир, ты принадлежишь мне.

Будь моей, моей, так будь же моей, о прекрасная земля!

Новый Свет, ты принадлежишь мне, так будь моим,

будь моим, моим, моим.

Крещендо тенора завершает, быть может, не самый вдохновенный куплет, но достаточно настойчиво подчеркивающий тот грубоватый дух исследователя и конкистадора, который хотел изобразить Эжен Скриб. Тем не менее, Васко вскоре разочаровался в своих счастливых иллюзиях и подвергся нападению кровожадных жрецов-брахманов, требующих его крови ("Du sang! du sang!"); и именно тогда он обращается с мольбой о сохранении своих притязаний на бессмертие, которые, вполне естественно, для него дороже самой жизни. Но Селика вмешивается, чтобы спасти его, ложно объявляя на собрании, что они уже обручены; и Великий брамин храма Брахмы торжественно освящает их брак. Действительно, Васко даже обнаруживает, с помощью волшебного зелья, которое ему дал Великий брамин, что он все-таки немного влюблен в Селику, и отказывается от ее предложения сбежать. Индийцы танцуют, празднества продолжаются, и, кажется, наступил своего рода счастливый конец.

Это, конечно, всего лишь иллюзия, и остается разыграть трагический финал. Восток есть Восток, а Запад есть Запад. В акте V Васко обнаруживает, что Инес выжила в резне португальских женщин, и тайно встречает ее в дворцовом саду. Селика застает их за разговором и поначалу приходит в ярость и жаждет мести. Но понимая, что она не может помешать неизбежному ходу их романа, она в конце концов отпускает влюбленную пару к их кораблям, сопровождаемая по пути издавшим вздох облегчения Нелуско. Затем во второй части пятого акта она сама взбирается на мыс, откуда открывается вид на море. Вдыхая пары ядовитого манцинеллового дерева, растущего на вершине холма, она падает в обморок, напевая прощание с Васко. В этот момент Нелуско возвращается, находит ее полумертвой и предлагает тоже умереть вместе с ней. Он поет:

О небеса, ее рука холодна и ледяна,

Это смерть, это смерть, это смерть!

Она отвечает:

Что ж, это счастье!

Вот покой вечной любви!

Вот отдых чистой любви!

Тем временем Васко да Гама отплыл в Португалию, где его, без сомнения, ждут слава и бессмертие. Дон Педро погиб в кораблекрушении, и роман Васко с овдовевшей Инес подходит к своему счастливому завершению. Несмотря на трагизм концовки для африканской королевы ("Африканки") Селики, оптимистическое празднование исследования европейцами мира, который до сих пор был для них неизвестен, остается практически нетронутым. Хотя и уступающая по своим литературным достоинствам "Буре" (пьесе Шекспира. — Aspar), логика "Африканки" полностью заключается в использовании стандартных оперных персонажей и экзотических тропов, причем португальцы, находящиеся под гнетом инквизиции, используются в той же мере, что и индоафриканцы, для придания театрального колорита. Прежде всего, в опере содержится намек на то, что, несмотря на все романтические стремления к обратному, Востоку и Западу так и не суждено заключить счастливый брак; Васко должен найти свою настоящую любовь с Инес.

На первый взгляд может показаться, что Васко да Гама в изображении Скриба-Мейербера имеет мало общего с настоящим Васко да Гамой, чью карьеру мы рассмотрим в оставшейся части этой работы. Зритель оперы видит в нем патриота, бесстрашного исследователя, романтичного и благородного героя, по которому тоскуют женщины всего мира. Противоположностью этому лихому (и довольно эгоистичному) мужскому характеру является Селика (искажение имени "Зулейха" из классической персидской романтической традиции), которая в несколько любопытном трагическом ключе представляет земли, которые Васко суждено открыть. Примечательно, что остальные персонажи Скриба в значительной степени позаимствованы из конкретного источника: произведения португальского национального поэта XVI в. Луиса Васа де Камоэнса (1524-1580) под названием "Os Lusiadas" (4). Это вполне логично, поскольку Скриб ранее написал либретто для оперы "Дон Себастьян, король Португалии" Гаэтано Доницетти (1843 г.), где одним из главных персонажей, помимо злополучного португальского монарха, был сам Камоэнс. Для "Африканки" Скриб весьма вольно, даже с некоторой небрежностью обращался со своим источником. Так, имя злодея дона Педро почти наверняка происходит от имени португальского короля дона Педру (1357-1367), прославившегося своим романом с Инес де Кастро (которая сама, несомненно, является источником имени возлюбленной Васко), романом, который подробно изложен Камоэнсом; и прежде всего фигура Адамастора явно и очень прямо заимствована у Камоэнса, который придумал этого языческого бога в качестве великого противника Васко да Гамы в своей эпопее. Таким образом, опера была основана не на традиционных исторических трудах, а на классической мифологии португальских открытий, унаследованной уже от конца XVI в., в которой Васко да Гама предстает как фигура, которая одновременно была более чем жизненной, и несколько неоднозначной.

12345

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓